счетах окажутся горы миллиардов и пусть он не скупится и в дальнейшем на поддержку русского искусства, культуры России. Пусть им сопутствует самая большая удача, какая только существует в природе банковского дела. Пусть окружают Вас добрые, независтливые люди. Любящие Вас бескорыстно и без оглядки. Пусть Вам сопутствует всенародная любовь и бесконечный успех.
Это как бы официальная часть письма. А теперь несколько дружеских слов, если позволите. О Вас и о концерте.
Концерт удался на славу. И если в первых своих письмах я писал, что Ваш замечательный талант не должен ограничиваться палитрой звучания сугубо русских мотивов и что Вы не в полную меру используете силу ваших естественных чар — мимику, выражение глаз, пластику жестов, то в этом концерте, по — моему, вы преодолели «земное тяготение» и вырвались на просторы бесконечности. Очень хорошо, что Вы придали русским мотивам высочайший классический уровень эстрадности, так необходимой нынче для возрождения русской духовности. Вы
слили воедино русский голос, русскую певучесть, русскую душу и безграничную восприимчивость ко всему красивому, доброму, сердечному. Вы, мне кажется, по — новому использовали свет ваших прекрасных глаз. В них вулканическая сила, слепящий блеск. Где?то может даже режущий. На этот раз слегка притушенный, а потому глубоко лирический. Движения Ваши и мимика лица безупречны; костюмы — прелесть. Вы даже ухитрились немного похудеть, что придало изящества вашему образу. Все это мог сделать только бесконечно одаренный человек. Прогресс колоссальный! В исполнении, в репертуаре. Все к месту, все здорово. В простейших вещах, таких как «Ой, мороз-мороз» и «Ах, зачем эта ночь» какие?то новые тончайшие краски. Что делает песни на удивление уместными и приятными в восприятии. Ну а «Любовь уходит не спеша» — это шедевр двадцатого века. Полифоническое звучание ее поднимает и уносит душу в неведомые космические высоты. Эта песня будет одной из самых популярных в последующие годы и в грядущем двадцать первом веке.
Почти на таком же уровне сделана и песня «Ты один, кто нужен мне». (Я может не совсем правильно называю песни, они шли без объявления названий, я ориентируюсь по словам, наиболее часто повторяемым). Это сложная песня. И совершенно прелестная. Прелесть ее в том, что она как бы адресуется каждому, кто ее слушает. Она умиляет и потрясает. Ибо каждый, наверно, хочет быть единственным для любимой. В ней о вечном сказано как-то по — новому, ярко и сильно. Эта песня тоже станет шедевром исполнительского искусства.
Когда Вы говорили Льву Лещенко о том, как Вы любите удивлять публику новинками, «повыкругасничать», я ликовал в душе — именно это качество сделает вас самой любимой певицей России. И это самое неистребимое «русопятство», как вы выразились. Придумывайте новые вещи, новые краски. У Вас, чувствуется, неиссякаемый клад изобразительных средств. Это Ваша наикозырнейшая карта. Пользуйтесь ею. При этом никогда не изменяйте своему вкусу. Возле Вас крутятся такие «деятели», которые умеют навязывать свои инородные вкусы и взгляды. Они ложным одобрением тащут на свет непотребную пошлятину, чтобы дискредитировать русский талант. Я знаю про эти штучки. Когда льстивое окружение подталкивает к безвкусице из зависти и желания уронить, а то и закопать действительно стоящие вещи. Бойтесь таких прилипал. В
связи с этим, с некоторым огорчением, я лично, воспринял этого женоподобного красавца в песне — дуэте про последнюю любовь. И голос его, и внешность, и исполнительская манера — сплошная фальшь. Да простит меня Бог, но это сам искушающий дьявол во плоти. Берегитесь его.
Совершенно неожиданно, и, чувствуется, экспериментально Вы включили в программу романс. Это совершенно новое для Вас, но это архиудачно. Новый, современный романс, да еще в этакой исполнительской интерпретации. Думаю, что это новый бриллиант в вашей коллекции исполнительского искусства. Еще раз поражаюсь вашей изобретательностью в поисках нового. Скажу больше, — мне кажется, Вы открыли новый мощный пласт в этом жанре. Если существует жанр старинного романса, то почему бы не быть жанру современного романса в самом разнообразном стиле его исполнения?! Придет время, когда Вы уже не сможете (увы! Это неизбежно) так легко и красиво передвигаться на сцене. И вот тогда романс, который к тому времени будет отшлифован и отгранен до совершенства, станет продолжением вашего мастерства. Я не провидец и не ясновидящий, но предвижу — Вашему, именно Вашему романсу, быть в Вашем репертуаре. Это ценнейшая находка.
Вот все, что я хотел сказать Вам. Извините за беспокойство. И за слишком, может быть, эмоциональный тон. Может, в чем?то прозвучали поучительные нотки. Простите меня. И поверьте, я искренне хочу Вам добра. И этим все продиктовано.
Да хранит Вас Бог!
С уважением, Виктор Ротов.
г. Краснодар. 14.03.1995 г.
ВЫКИНУВШИ ЗУБЬЯ
Что?то не вяжется в Вас, Владимир Николаевич. В конце повести стоит дата 7.09.93. Это говорит о том, что повесть была написана до кровавых событий, когда в Моск
ве из танковых пушек расстреляли парламент. Предваряет же повесть врезочка «От автора», где Вы пишете: «За окнами тяжелая сырая московская зима, в памяти страшные события московской осени, и если б летом не было крестного хода (Надо полагать, этого самого. — В. Р.), то весь 1993–й год был бы окрашен в черное…» (См. вариант набора в жур. «Москва»).
Что же получается? Летом 1993 г. был крестный ход, который, пишете Вы, есть «поражение и посрамление сатаны», а осенью этого же года расстреляли парламент руками этого самого сатаны. Такого еще не знала мировая история! Что может быть чернее? Этот расстрел очернил не только 1993–й год, а всю историю России. Выходит, что крестный ход не сработал? А если хорошенько вдуматься в Ваши слова «…то весь 1993–й год был бы окрашен в черное», то и вовсе оторопь берет — ведь Вы, по сути дела, этими словами как бы оправдываете те бесовские (сатанинские) силы, которые этот расстрел учинили, и теперь заговаривают нам зубы, что они?де предотвратили гражданскую войну.
Так на кого, извините, Вы сработали? Вас определенно бес попутал. Так бывает, когда изменяешь самому себе. Вы ведь были борцом за русскую идею, а стали этой повестью, по крайней мере, проповедником непротивления злу насилием. Уподобились Маргаритушке из Вашей повести, которая кричит: «А я живу долго потому, что зубья все выкинула. Я терпеть не могу во рту этот матерьял. А у кого зубы, тому есть надо, А нет зубов — живешь спокойно».
Похоже, и Вы перешли на беззубную жизнь. Оно бы и ничего. Бог с Вами! Каждый по — своему с ума сходит. Но ведь Вы вашей повестью обезоруживаете других, поверивших когда?то Вам. Как русскому писателю. Как борцу за русскую идею. Что теперь думать им? Что думать мне, искренне верившему, что в нашей литературе три богатыря: Виктор Астафьев, Валентин Распутин и Владимир Крупин? Мне, слышавшему Вашу клятвенную речь на горе Пикет в Сростках в день шестидесятилетия Василия Шукшина. Я сидел на подмостках, в трех метрах от Вас, выступавшего у микрофона. И мысленно благодарно осенил Вас крестным знамением в спину. Мне, читавшему Вашу статью «Чтоб служба медом не казалась», с которой, собственно, и началось мое знакомство с Вами, как восходящей звэздой в литературе. Что мне теперь думать?
Самое большое недоумение у меня вызывают Ваши потуги во что бы то ни стало убедить читателя в том, что Вы сподобились и уверовали, «…если б летом не было крестного хода, то…»
Я, грешным делом, подумал, прочитав эти Ваши слова: «Я с таким же успехом мог бы сказать, го если бы я не уехал из Москвы 23 сентября, перед октябрьскими событиями, то не было бы кровопролития. Потому что я чувствовал, чем это дело пахнет, и молил Бога, чтоб обошлось».
Это же надо докатиться до такой наивности: «…если бы не было крестного хода, то…»
Дерзну предположить обратное — если б не было этого Вашего крестного хода, то может не было бы и кровопролития. Потому что в то самое время, когда вы шли крестным ходом, президент и его команда
