кругами, а что чувствует сейчас Блейз? Но я молчу, наслаждась произошедшим.
Так мы лежим некоторое время, молча, переживая случившееся заново.
- Сев, о, Сев…
- Что, воэлюбленный? Ты хочешь что-то сказать?
- Да - я люблю тебя и не напрасно ждал весь предыдущий год… Сев, ты ведь мой теперь? Ну, хотя бы чуточку?
- Чуточку твой - ровно на одну ночь. Так давай сделаем так, чтобы она нескоро забылась, согласен?
- О-о, да-а.
- Скажи, тебе… понравилось? - с затаённым ожиданием спрашиваю я.
- Я уже сказал, что не напрасно ждал, когда ты сам возжелаешь меня. Но я и представить не мог, что будучи сверху, можно быть таким нежным и терпеливым, а потом вдруг страстным, сжигающим все барьеры, как огонь, поглощающий пергамент, и на пике наслаждения не забыть о том, с кем занимаешься любовью…
Я говорю, естественно, не о Горте, а о Клодиусе Анри, который, как мне казалось, был безупречным любовником, но он, будучи в подавляющем большинстве случаев активным партнёром, всегда кончал первым и только разрядившись, вспоминал обо мне.
Когда же я был сверху, он не позволял мне коснуться его члена, пока не кончу я, а мне так хотелось, чтобы финал мы разделили бы на двоих…
И только ты, Сев, дал мне почувствовать необычайное счастье оргазма, одного на двоих, вдвое большего, чем поодиночке. С кем ты научился…так любить?
С одним твоим ровесником, который стал моим первым мужчиной.
- Ты был девственником?! Не могу поверить - с таким темпераментом…
- … Отданным двум господам, ни одному из которых по доброй воле служить я не хотел.
Мы снова молчим, вдруг в глазах Блейза мелькнули искорки:
- Ты не против орального секса?
- Нет, я люблю его, а вот Рем не очень. Ты хочешь, чтобы это сделал я?
- Не-ет, теперь моя очередь. Ты расслабился?
- Да, вполне, - говорю я, перебирая его чёрные, жёсткие, вьющиеся кольцами, волосы, закрывающие шею.
… Он так мастерски делает минет, что я становлюсь вялым после продолжительного волнообразного оргазма, который сотрясает тело.
- Понравилось?
- О-оче-э-нь, - слабо выдыхаю я, - потом снова моя очередь оказать тебе ту же услугу, а пока…
- Пока - просто отдохни… М-м-м, какой же ты сладкий, а ещё ты пахнешь неведомыми пряностями и мускусом.
Ты - не Королева, она не может издавать такой мужской аромат.
- А ты пахнешь зелёными яблоками, ванилью и дорогим парфюмом - совсем, как Королева, а ещё у твоих поцелуев такой влекущий привкус чего-то… металлического, знакомого мне с детства. Ты знаешь об этом?
- Нет, Клодиус плохо разбирался в возвышенном, например, в ароматах и стихах.
- А ты разбираешься в стихах? - я привстаю на локте и ещё более заинтересованно смотрю на Блейза.
- Да, немного, в основном, французских, ну, и в английских тоже… А ты, как я посмотрю, прямо-таки оживаешь при разговоре о стихах. Любишь лирику?
- Невероятно, а ещё перевожу со старо-французского и современного языков и хотя и знаю немецкий в совершенстве, ни Шиллера, ни Гейне, ни Гёте, да и вообще немецкую поэзию не люблю - нет в в ней воздушности, лёгкости, она или слишком серьёзна, или мелодраматична, а золотой середины не находится.
Хочешь, прочту такое, от чего ты, как ценитель женской красоты, придёшь в восторг? Вийона, из «Grand testament» - баллада «О дамах прошлых времён»?
- О, Франсуа Вийон, знаменитый своей «Эпитафией» и «Большим» и «Малым» Завещаниями! Конечно, хочу, а перевод твой, Сев?
- Да, мой.
…
И Элоиза где, вдвойне
Разумная в теченьи спора?
Служа ей, Абеляр вполне
Познал любовь и боль позора.
Где королева, для которой
Лишили Буридана нег
И в Сену бросили, как вора?
Но где же прошлогодний снег?
Где Бланш, лилея по весне,
Что пела нежно, как Аврора;
Алиса…О, скажите мне,
Где дамы Мэна иль Бигорра?
Где Жанна, воин без укора,
В Руане кончившая век?
О Дева Горного Собора!
Но где же прошлогодний снег!
О принц, с бегущим веком ссора
Напрасна: жалок человек;
И пусть Вам не туманит взора:
«Но где же прошлогодний снег!»
- Боги, как прекрасно, особенно об Элоизе и Абеляре и, конечно, Жанне д`Арк! И много у тебя переводов?
- Уйма.
- Как же ты выучил старо-французский, ведь не учил же тебя ему наставник?!
- Выучил самостоятельно, основываясь на превосходном знании современного французского. Вот, послушай, правда, это баллада очень ранняя, - и я пою ему печальную балладу об Эглантине…
Понял хоть что-нибудь?
- О, очень мало, что-то о даме с трудным именем и какой-то её печали. По поводу которой она, подобно всем магглам, сразу лезет с плачем к Богу.
А ведь у тебя ещё и музыкальный талант да какой! Ты поёшь так прекрасно, что у меня кожа покрывается мурашками от тембра твоего низкого грудного баритона.
- Не стоит благодарности, - и я исполняю перевод баллады, который, казалось, так давно напевал в своём саду…
- … А, скажи мне, Блейз, почему так получилось, что ты, благородный чистокровный волшебник, знаешь так много о магглах, их истории, верованиях, культуре?
- То же самое могу спросить и у тебя, надменный граф, - нежно улыбается он. - А что до меня, так просто интересуюсь. Мы же всё-таки люди, как и магглы. Или ты так не считаешь?
- Я так считаю с тех времён, когда видел, как их пытают Пожиратели Смерти и проникся к ним чувствами, близкими к тем, о которых ты говоришь, - серьёзно отвечаю я, - ведь даже животное пытать могут только ублюдки рода человеческого, что уж тут говорить, когда видишь, как более сильные и многочисленные издеваются, уничтожая не столько в слабых жертвах, но, скорее, в самих себе последние крохи того света, который и определяет изначально человеческую, гуманную, сущность. Убивают в себе Человека. Но всё же, как это не прискорбно - магглы действительно настоящая шваль.
- И как ты сумел стать Левой Рукой Волдеморта при таких взглядах, а ни он, ни кто из Пожирателей тебя
