Звезда Аделаида - 2

именно такового броска. Северус не стал глупо дожидаться летящего в цель пуго, а отбежал и ранил распоясавшегося солдата в спину. А человек-то вдруг оказался мёртвым.

Малефиций подмигнул сыну, а затем коротко сказал:

- Доволен я деянием твоим, законнорожденный сын мой и наследник.

На сём разговор официальный был завершён, и Снепиус вышел из своего шатра, положив сыну руку на плечо в знак своего, а, значит, и публичного одобрения совершённого из соображений защиты жизни, и короткими, доступными каждому из собравшихся солдат и всадников, фразами, объяснил всё, что наболтал ему сын.

- Всё ведь наврал, да как складно, что и не придерёшься. Вот подлюка, это ж надо суметь так извернуться ужом. А всё из-за своего «камерного» раба. И надо же так изъебнуться в походе, что зачем-то моему сыну старшему этот раб столь понадобился. К чему он ему ? Ради низкой любови к рабу? Конечно же, именно для сего. Квотриус же живым мертвецом стал и спать с ним, как прежде, ну никак нельзя.

Так, с каким-то презрением к обоим бывшим, как он думал, любовникам, думал Снепиус Малефиций - «Злосчастный», как назвали его родители, ибо был он последышем в семье своей, при родах коего умерла жена Снепиуса Тогениуса Куре, самая любимая женщина на свете для него, ибо не было у неё «хвоста», но хранила она верность одному лишь супругу в Благословенном богами Союзе..

Снепиус, разумеется, не поверил ни единому слову законнорожденного сына о том, что рабам так повезло - вдруг, откуда ни возьмись, мимо проходил хозяйственный Северус, наперевес со своей рапирум, которую, со следами крови и ткани - туники убитого - и продемонстрировал «родимому» Папеньке.

Позже её заботливо вытерли о плащ наглеца Поттера, вдруг воспылавшего страстью к узнанному им профессору Зельеварения и учителю по боевой магии, да учителю, бывшему такой язвой, что поискать ещё надо. Желательно, с Диогеновым фонарём, чтобы найти, по крайней мере, человека, пусть даже и маггла, и иностранца с Континента, но не змея подколодного.

Но это проблемы Поттера, впервые полюбившего, но нелюбимого. Северус уже поклялся себе не оставлять, даже пусть и страшного, как мертвец, Квотриуса, ведь в моменты любви он только изредка и становится прежним, прекрасным, безумно сексуальным. Надо только любить его правильно, овладевая, но не давая воли над собою.

Да и куда Снейпу от брата деваться? Только в будущее… с Поттером. Оставалось только надеяться, что путешествие во времени прочистит мозги им обоим - Северус забудет Квотриуса, а Поттер забудет о своём, пока ещё невинном, на словазх, увлечении. Но хочет ли профессор Снейп забыть Снепиуса Квотриуса, свою первую, такую долгожданную, желанную, столь нежданную и неожиданную любовь? Нет, не желает он, не желает забывать ничего! И не забудет ни Папеньки, ни Маменьки, ни первой их оргии, неудавшейся толком из-за пришлеца с иной стороны времени - из того будущего-настоящего, которое проклятущие Неспящие в Запретном Коридоре заставили его покинуть...

Никого…

- Квотриус спит, и во сне черты его вновь преобразились. Передо мною - молодой человек с мягкой, немного женственной, как у итальянских магглов эпохи Ренессанса, нетронутой, хотя и столь привлекательной красотой. Только его красота преходяща, и вовсе не с возрастом, а… Я не знаю, с чем связаны изменения его облика, не знает и он, но для нас появилось новая изощрённейшая по сути своей пытка - «зеркало». Особенно мучительно «зерцало» это для Квотриуса, моей звезды, возлюбленного, основы основ моих и, да, как и он говорил или же я первым сказал, но это не суть важно - «кровью сердца моего живого». Да, это я назвал так Квотриуса впервые, а он дополнил - «биение сердца моего живого». Так, конечно же, красивее звучит, но на то он и Снепиус Квотриус, чтобы быть загадочным Анонимусом моей эпохи. Моей, такой несовершенной, как оказалось, эпохи...

Как я мог оторваться от его прекраснейшего члена и не выпить всё семя брата моего, звезды моей неотмирной, звезды путеводной, оплотом основ моих, Королевы моей из Высокой Алхимии ? Что, к Мордреду в зловонную пасть, произошло со мною?! Как я мог не удовлетворить до конца - о, какая неожиданная двусмысленность! - нежного, тихого, терпящего все мои гнусные выходки брата? О каких я выходках? Да о начале нашего с ним интимного общения, когда я похотливо расставался, ночь за ночью с невинностью, теряя её постепенно, за счёт красивого, такого молодого «Братика». Это было похоже на то, как если бы Квотриус своими ласками и услаждениями плоти моей словно вынуждал меня снимать некие плотные одеяния - футляры, прежде заковывавшие меня в бесчувственную коробку, слой за слоем. Разматывая, словно спелёнутую мумию, он освобождал меня и открывал горизонты поистине великой любви между нами.

А я ведь воспринимал «Братика» с пренебрежением, пользуясь им, словно бы человекоподобным эрзацем! А он так любил меня уже тогда… О Мерлин веблагой и Моргана пресветлая, о боги мои прекрасные, как же мне сейчас стыдно за то, давно, уже с месяц, как произодшее, но какой насыщенный месяц!

Только раз, под дождём, заодно с накопившимися на теле потом и грязью жаркого начала сентября, Северусу показалось, что смыло и всю похоть из разума и сердца, оставив чувство сильное, незамутнённое. Однако, это только показалось, несмотря на неистовые»кухонные» ласки, расточаемые Квотриусу. Всё равно Северус, не огляыдываясь на свои обещания, не любил ещё Квотриуса. Но лишь со следующей за той дождливой, в следующей ночи перестал он вдаваться больше в подробности его с Квотриусом кровной связи сквозь века, на самом деле их разделявшие и ещё разделящие… потом. Признал он предка своего всем сердцем, как брата родного. Но ещё далеко было до света мириада звёзд в его влажном, хранящем милую сердцу Северуса, темноту, взгляде.

Да, они убивали многих, но только мужчин и принявших оружие подростков лет от пятнадцати, когда у х`васынскх` принято браться за настоящее, но не тренировочное оружие. То есть, фактически, убивали военных противников. Они же скороспелые, эти Истинные Люди, Правящие Миром, не то,что даже узскх`ке. Братья не гонялись, как оголтелые, по стойбищу за новыми рабами, не трогали женщин и юных, по ромейским меркам, мужчин лет одиннадцати- пятнадцати, они были по возможности гуманными в этом грязном походе. Но только в начале его, до убийств, вынужденных, зажглись небесным светом очи возлюбленного… брата. С тех пор и сияют так, даже… в этой жутковатой, страшноватой «маске» мертвеца, не преданного земле вовремя.

Виновен ли на серьёзном уровне зельевар в том, что Квотриус, хоть и исцелился полностью физически с помощью Стихий, но «потерял лицо», не справился с Их необычайною мощью, и они обезобразили его в отместку? Он не знал, не был уверен. Но многое говорило «pro», а не «contra» его несомненной, нежеланной, таковой несуразной вине, вине с нежеланием покарать брата хотя бы за что-либо.

Да, инициатива призвать Стихии исходила от него, Северуса, но он сам не смог бы воплотить её в реальность,как бы ни хотелось ему. Ведь Северус - вовсе не маг Стихий в отличие от возлюбленного младшего брата, в котором этот редкостный раздел магии так разбушевался, что только «Ой, мама!» или же «Ура!» кричи. Скорее, для Квотриуса, как волшебника совсем ещё юного, несмышлёного, оказалось невозможно сдержать их порывы и жар. Да, выходит, это всё же Снейп переоценил возможности брата своего. Так Северусу и платить ему отныне только добром за причинённое, быть может, ещё нескоро, но уничтожащееся, как ему верилось, уродство перед глазами людей. Уродства внешнего, не душевного, отнюдь, как говорится на латыни благородной. Уродства для тех, кто не знает брата Северуса, самого ничуть не изменившегося в лице своём странном, некрасивом, не бриттском и не ромейском, но словно у тех финикийцев, кои обслуживают всех пятками и задницами в термах Сибелиума, маленького такого городка у большого моста через бурный Кладилус. Никто не знал Квотриуса с такой стороны, как высокорожденный брат. Ведь видел же брат сей в проклятом «зеркале», как неоднократно менялся Квотриус от живого мертвеца до прекрасного, безумно желанного, за сегодняшние многочасовые ласки и двукратные соития, наконец-то равноправные, без этих ненавистных душе Северуса топов и боттомов. Так надоела эта глупая геевская традиция разделения на актив и пас...

Надоела, пора сменить пластинку...

- Ах вот, что мне не понравилось! Вот почему был я зол на весь мир, но обделил вниманием и усердием родного мне человека! Даже на его заслуженное семяизвержение, его достойное завершение нашим любовным игрищам...

Это всё Поттер - его волшебная палочка послужила индикатором инфери в Квотриусе,