- А сам-то, бывало, нос от женщин так и воротил, а теперь ухитрился в ночь полнолуния соблазнить собственного, штатного профессора Прорицаний, мисс Лавгуд, уж такую неприступную, цельную натуру!
Это, как всегда, Минерва ярится. Не её, видите ли, соблазнили. Да она бы и на выстрел волшебной палочки близко к оборотню в ночь Полной Луны не подошла бы, даже для того, чтобы добить изгрызанную, изкорёженную, полу-дохлую и совсем уже не опасную тушу волка - оборотня.
-
Опять в Люпине взыграла врождённая деликатность, настолько не к месту и совсем не ко времени. Надо же было решать вопрос кардинально.
- Смотри-ка, шалунишка Люпин, что мы тут у тебя под подушкой нашли!
Сердце Ремуса уже билось где-то в горле, когда достали… его волшебную палочку. Ну да, он же сам уменьшил миленького до такого мизерного размера, что можно было спокойно положить его в задний карман брюк… тех, что на нём. Так ему с мисс Лавгуд, чтобы удовлетворить её… любопытство, вовсе незачем было возвращаться под перекрёстный обстрел вопросов и шуточки орденцев, знакомить её с каждым соратником, умалчивая о некоей тайне, их, таких разных, объединяющей.
А она же - прорицательница, значит, наверняка почует тайну их объединения в один коллектив. Она уже сейчас, познакомившись со старым мистером Доджем, единогодкой почившего Дамблдора, а затем с галантным, как никогда, Биллом, ощутила через рукопожатие и целование ручки, всю разность этих магов. Что же объединяет их? Затем подошла, как всегда, чопорная Минерва, и в голове Луны сложилось большими, словно написанными буквами: «Орден Феникса».
- Что ж ты палочку забываешь с собой взять, когда отправляешься «на дело»? Сгрызть боишься, а, профессор?
- Признаться, да, боюсь. Ведь для волка это - всего лишь палочка, и ему наплевать, что она волшебная. Раз палка есть, её надо грызть.
-
-
-
-
Они и перезнакомились, и позвали теперь уже неизвестно, каким-таким способом, но, конечно, только по его, Ремуса, словам, ставшим посреди лунной, морозной ночи человеком, профессора Люпина и невесть, откуда взявшуюся в ненаходимом на картах замке его невестушку за стол. Кто-то уже распорядился домашним эльфам, чтобы те готовили бы праздничное меню на три дня.
Элфиас Додж впервые проявил настоящую неслыханную доброту к профессору Люпину, сказав, что он за свою долгую, но не особо, вы не думайте, жизнь, и пары венчал. Вот только одеяния праздничного нет, ну да эльфы и сошьют по его чертежам и эскизам. И за свадебку.
А пока надо выпить чего покрепче и закусить, пока что овсянкой и яичницей с беконом. Просто подольше посидеть за столом, чтобы у эльфов было время приготовить угощение для торжественного застолья после помолвки. При этом он умолчал, сколько фермеров лишаться сегодня нужных им самим продуктов. Это же пустяки, когда в доме, то есть, даже в замке, двое любящих сердец.
- А теперь давайте-ка оставим их одних. Им явно поговорить нужно, и без нас. Только вдвоём, - закончил мистер Додж свои словопрения.
Под дружный, бурный гогот орденцев юные, несмотря на возраст, любовники остались, наконец, втроём. Самому молоденькому из них, но уже бывалому, было всего полгода использования, достаточно частого. «Влюблённому» было сорок три, через пол-месяца, в начале марта сорок четыре исполнится, «возлюбленной» - двадцать четыре.
Не смеялись только Минерва и Билл. Полжилая ведьма не желала Люпину такого счастья, как востребованность у молоденькой женщины.
Билл, совсем офигевший без работы, подружек и друзей, хотел бы предложить свои услуги хорошенькой, только слишком белёсой Луне Лавгуд, но уже сердце её было занято другим, и это печалило Билли-боя.
Такой «гигантский» возраст, и это в то время, когда девицы и юноши женятся, едва лишь закончат школы волшебства и магии, да разберутся с «хвостами», тянущимися из школьного прошлого - лет в восемнадцать, максимум, двадцать - двадцать один. Да, мисс Лавгуд ненадолго засела в девушках, но у неё уже практически не было шансов выйти замуж за неовдовевшего мужчину. Да она их и не искала, желая любви только одного человека, а она всегда считала Ремуса именно таковым, на свете.
Глава 45.
А вот Люпин засиделся в холостяках, упёртых, вроде бы, знающих, чего им надо. Но в случае с Ремусом это было только «вроде». Он хотел не жену, а, как бы это, скажем, супруга, да, на всю жизнь, но на свою беду лучшие годы жизни любил однокашника, бывшего недруга Нюниуса. А полгода тому, да даже меньше, его угораздило возжелать в роль первого мужчины самого лорда Малфоя.
И только потом жить с Севом, таким образом, отомстив ему за бесцельно прожитые годы. Ремус подленько подумал, что теперь, избавившись мистическим образом, сойдясь с девственницей по, кажется (тут была глухая лакуна в памяти), обоюдному согласию, во что он, если честно, не верил, теперь составит вполне себе ничего такую пару Люци. У Люциуса просто не найдётся, что возразить ему, Рему, и они составят дружный дуэт.
Страсть к Люциусу достигла таких пределов, что Ремус, ничтоже сумняшеся, готов был и на одну ночь только с этим, наверняка, мясистым, полным, как сам Малфой, раскачанным по обоим фронтам, членищем. Он был уверен, что член лорда Малфоя заполнит его анал целиком, а не так, как это получается с миленьким - не совсем до такого желаемого упора.
Одним словом, миленький - хорошо, а настоящий, большой, опытный, налитой кровью - лучше. Но… А как же Луна?
А Луна уже увеличила миленького, по неопытности и незнанию истинных его габаритов, до величины, несколько большей, чем он был изначально купленным Ремусом. Она вертела его в руках, с наибольшим вниманием осматривая ту его часть, которой не втыкать, а вовсе и противоположную, ту, что со вставленными батарейками.
Потом она одним движением скинула белое платье, с подолом, слегка запачканным - не углядела и окунула в капли собственной крови, о, разумеется, совершенно случайно. Нет, вовсе не для того, чтобы зрители, о которых она тогда ничего не знала, но ощущала присутствие множества людей в одной из
