запретными, черномагическими заклинаниями…
Но среди них нет ни одного, оставляющего душу, сердце и помыслы человека свободными. Значит, это будет, всё равно, что обойтись с возлюбленным братом, как это сделала новобрачная под Повелеванием. И не весь Северус, целиком и полностью, до конца будет принадлежать Квотриусу, но, да, прекрасное, однако только его тело. А вот это уже вовсе нехорошо. И не нужна Квотриусу близость, полученная… такой ценой, близость с бездушным Господином его и всего дома Снепиусов.
-
И Квотриус продолжил возводить стену с помощью Стихий, не забывая оставить проём для очень широких ворот…
Сохранившихся и поныне, только слегка подновлённых в пятнадцатом столетии Главных ворот Хогвартса.
… Ремус, обручённый колечком из «бензоата», это было единственное запомнившееся ему слово, чувствовал себя хреново. Очень хреново, и хрень эта происходила с его пальцем - колечко, растянувшись, а потом сжавшись на пальце Люпина, превращало сей злосчастный палец в сардельку. Обручальное кольцо из неведомой ебаной хуйни было ему откровенно мало. Но снять его сейчас, когда все взгляды устремлены на его и Луны правые руки… Это невозможно, да просто немыслимо!
-
И, да, мисс Лавгуд шепнула Ремусу с утречка, когда они в первый раз оделись, что за «Северусом Снейпом» установлена слежка. Так что, лучше больше не появляться в замке под его личиной и вообще:
- Хватит уже тебе, любимый, переводить основу для Полиморфного зелья, сваренную самим профессором Снейпом, хоть вы и… были друзьями, пока он не исчез. Не то рассердится он на тебя, когда вернётся, миленький мой, ой, я не то, не… того имела в виду, а только тебя, тебя одного, мой пупсик. А-а, ты же не знаешь, что он вернётся, правда, ему придётся для этого попотеть. Но он вернётся не один.
Нет, правда-правда, он вернётся с одним очень интересным мужчиной.
- А мужчина из прошлого? - спросил, затаив дыхание, Рем.
- А как же! - игриво ответила Луна. - Из о-о-чень дальнего прошлого. Но наш человек, наш. И ты очень хорошо был с ним знаком, правда, давно, хоть и… в несколько, да совершенно! - другом амплуа.
Но… не буду больше, а то я тебе всё по секрету расскажу, а секрет этот связан со временным парадоксом, поэтому попросту не поддаётся человеческой логике и объяснениям. Например, моей логике и моим же объяснениям. А, значит, это точно парадокс потому, что логика у меня неженская, да и воля тоже.
Я же не побоялась, в отличие от тех людей, что в этом замке, прийти к тебе на помощь, - убеждённо добавила она.
На этом Луна резко перевела разговор на какие-то её замыслы с миленьким, которые и реализовала так… э… своеобразно, в первый раз - без особой удачи, но предоставив Люпину возможность находиться на грани и собственноручно, в прямом смысле слова, эту грань, уже ставшую было совсем мучительной, перейти. Во второй же раз Люпин только и сказал себе мысленно:
-
Нет, он много чего ещё сказал себе и подумал, но это было первой ясной после оргазма проскочившей мыслью, более оформленной, чем всё, о чём он, можно сказать, и не думал во время процесса, такой увлекательной была сама процедура.
Теперь же он чувствовал себя полнейшим идиотом, дураком, всадником без головы и много, кем ещё не названным.
Он попался. По-крупному попался в лапки милой птички с бредовым именем «Луна», и Ремус чувствовал своим больным пальцем, что это только начало его невзгод. Попался на чувственность будущей супруги. Попался на собственную честность. Попался так, что когти птички Луны впивались в него ласково и нежно.
Зато он избавился от проклятия жабы, преследовавшего его почти всю сознательную жизнь. Он, к собственному невероятному счастью, перестал быть оборотнем. Луна убила волка, изогнав серебро из крови Ремуса. Только куда оно подевалось? Ведь даже Северусу не далась загадка трансмутации элементов, а он и маггловскую алхимию знал… знает, ведь Луна сказала…
Да, мало ли, чего Луна наговорила за те несколько часов весьма активной жизни, что Ремус разделил с ней! Теперь, что ли, раз она - Прорицательница - прислушиваться к каждому её бреду?! Стать подкаблучником?! Ну уж нет, дудки!
Ремус Джеральд Люпин хоть и согласился жениться, но по необходимости, а то вдруг он по неопытности сделал ей ребё… Нет, под Imperio не зачинают, это ему, как профессору ЗОТИ, отлично известно.
-
И Ремус поговорил, незаметно пытаясь стащить злополучное кольцо с распухшего пальца, доставляющего сильную боль, портящую всё веселье, которым искрились орденцы. Но у Рема получился только деловой разговор насчёт вакансии, а проклятущее мордредово кольцо никак не могло слезть.
-
Ремус в итоге очень глубоко порезал палец потому, что нож никак не хотел подлезать под сраное кольцо, так раздулся палец. Но Рем, превозмогая боль и капая кровью на праздничную мантию («А-а, домашние эльфы уж отстирают, а не смогут, так магией кровь возьмут, всё равно, моё Evanesco кровь не выводит, весь румянец и жизненные соки забрала похотливая женщина.»), всё-таки разрезал жутчайшее кольцо, и ему сразу стало легче.
Он произнёс Solidus sanguae над своим пальцем, заклинание Северуса, и оно, к огромному удивлению Люпина, сработало. Кровь тут же запеклась на порезе. Он сунул остатки кольца в карман мантии, так, на всякий пожарный, а вдруг Луна потребует предоставить пред её небесно-серо-голубые очи «бензоат». Всесильное колечко упокоилось на время в кармане, но Минерва тотчас всё заметила и заявила тоном представителя Министерства магии:
- Мистер Люпин, о, прошу прощения, профессор Люпин, а почему Вы уже лишились обручального кольца?
- Потому, что оно нарушило кровообращение в моём пальце, только и всего, уважаемая госпожа Директриса, - зло, a-la Сев, парировал Ремус.
При этом он так холодно обвёл взглядом всех орденцев, что никто больше ничего не вякнул. Он действовал так, как ему казалось, на его месте сделал бы Северус. И ему всё отлично удавалось, но… опять встряла Минерва:
- Но, уважаемый господин Директор, Вы же должны были потерпеть. Сейчас Ваш долг - оставаться обручённым, хотя бы до окончания всеобщего пиршества.
Ремус молча достал заебавшее его колечко, произнёс Клеющее заклинание, прилепившее разрезанное кольцо к пальцу, только-только ещё в процессе прихождения в нормальный, человеческий вид, а не неприятного вида, вовсе неаппетитную сардельку.
