Повисло напряженное молчание.
— Итак, — вздохнул Джим, — Вы как хотите, а я звоню.
— Ты ставишь условия, старина? Вроде бы мы все договаривались делать вместе…
— Я просто реально оцениваю ситуацию. Без меня вам не выплыть.
Рей, Джон и Робби переглянулись.
— Хорошо, звони. Посмотрим, что из этого выйдет.
Через два дня на белом бланке контракта стояло пять подписей — Джона Денсмора, Робби Кригера, Рея Манзарека, Джима Моррисона и Пола Ротшильда.
На взлетной полосе
Ротшильд всерьез занялся продвижением «Дорз». Один за другим он организовывал концерты, размещал рекламу, договаривался о телевизионных эфирах. Уже спустя три недели с момента заключения договора, песни «Дорз» стали появляться на радио. Пол сделал огромную ставку на ребят, и ему не хотелось проигрывать. Он работал на группу, группа работала на него. Корабль по имени «Дорз» стремительно несся среди бушующего океана к зеленому острову. Острову успеха, признания и славы. В рамках пиар-компании группы была организована пресс-конференция для журналистов из лучших изданий. Сыпались вопросы, отскакивали от зубов заранее приготовленные ответы, стреляли вспышки фотоаппаратов. Джим едва успевал улыбаться в нацеленные на него объективы. На секунду ему стало дурно, закружилась голова, в глазах потемнело. Захотелось выбежать из этого тесного и душного зала и заорать. Но он прекрасно понимал, что пока еще не настолько знаменит, чтобы позволять себе подобное поведение. Поэтому, вцепившись мертвой хваткой в подлокотник кресла, он продолжал устало, небрежно, но вежливо отвечать на глупые вопросы и натянуто улыбаться.
Мои родители погибли в автокатастрофе
Сквозь туманную завесу до него издалека долетели слова:
— Мистер Моррисон, что вы расскажете о своей семье?
— Моя семья — это я и Дорз. Кроме нас ничего нет.
— А как же Ваши родители?
В сердцевине раскалывающейся головы будто взорвалось что-то и больно обожгло. Он вспомнил маму, заботливо поправляющую ему одеяло перед сном. Вспомнил отца, учившего его плавать. Вспомнил их небольшой и аккуратный дом, свою крохотную комнатушку, забитую пластинками, дневниками, нотными листами и тетрадками с текстами. Вспомнил ту ночь, когда ушел из дома. Пощечину отца, крик матери, свои беспомощные слезы под дождем. Пару секунд промолчав, он очнулся и очень сухо произнес:
— Мои родители погибли в автокатастрофе.
Верхом на урагане
Они неслись на бешеной скорости по пустому шоссе. За рулем был Джон Денсмор, самый трезвый из «Дорз». Орала музыка, ром лился рекой, смех не утихал. Четыре ярко накрашенные девицы в коротеньких юбочках пьяно улыбались и подпевали. Та, что сидела на коленях у Джима, то и дело пыталась заткнуть ему рот слюнявым поцелуем. Моррисон был одновременно здесь и где-то совсем далеко отсюда. В его голове крутилась мелодия «Riders on the storm»: «Верхом на урагане, в дом, где мы рождены, в мир, куда мы брошены, как пес без кости, одинокий актер, оседлав ураган». Джим закрыл глаза и представил, что машина летит над пропастью, и все они рискуют жизнью.
На секунду им овладело желание врезаться во что-нибудь и погибнуть вот так — в самом расцвете, держа в руке бутылку и обнимая случайную подружку. Вдруг он почувствовал резкий толчок и торможение. Раздался женский визг, матершина, вой сирены. Из этого гама Моррисон успел выловить только одну фразу, сдавленным шепотом произнесенную Робби: «Нам конец. Легавые». Через лобовое стекло Джим увидел две фигуры в форме. Дальнейшее он помнил смутно: кто-то открыл дверь, их заставили по одному выйти, долго обыскивали. Нашли два пакетика травы и порошок. Джим кричал: «Ублюдки, посмотрите, кто перед вами стоит!». За эти слова он получил удар дубинкой по спине. Упав на асфальт и разодрав в кровь ладони, он прохрипел: «Ненавижу легавых!».
Живи ярко, умри быстро
— Почему ты так часто думаешь и говоришь о смерти? — спросил Рей.
— Старина, меня интересует все, что за гранью, за пределом. Смерть — всего лишь одна из форм существования. В ней есть нечто притягательное и даже красивое. Да, именно красивое. Смерть как трип от таблеток, кислоты или порошка. Душа отделяется от тела, и в этом полете приходит осознание высшего. Это дарит свободу.
— Да, но из трипов возвращаются, а оттуда — уже нет.
— А разве ты не хотел бы испытывать вечный кайф, вечное спокойствие и умиротворение?
— Нет, спасибо. Я еще жить хочу.
— Да я тоже не тороплюсь. Пока не тороплюсь. Настанет мой черед, и я шагну смело, без страха. Идеальная смерть — это смерть с улыбкой на губах.
— Ты несешь полный бред. У смерти нет улыбки. Есть только кривая ухмылка. Да и кто тебе сказал, что там тебя ждет спокойствие, умиротворение и прочее?
— Мне сказали. По секрету. — Джим загадочно улыбнулся и потянулся за очередной рюмкой.
Опьянение
Первый концерт, устроенный Ротшильдом, Дорз отыграли на хорошей площадке с отличным звуком и светом. Пол заказал новые, высококачественные инструменты, изготовленные специально для группы и привезенные из Германии. Кроме того, великолепная четверка могла похвастаться прекрасным внешним видом — продюсер позаботился и о костюмах. Джим стоял за кулисами, нервно курил и с волнением поглядывал в зал. Народу собралось много, почти все места были заняты. Джиму удалось выхватить из толпы несколько знакомых лиц, и это придало ему уверенности. Сзади подошла Пам, нежно обняла его за плечи и шепнула на ухо: «Не забывай, ты лучший. Все получится!». Подбежал Пол, крепко сжал руку Моррисона и выпалил: «Не подведи, умоляю. Через двадцать секунд выходи. Не забудь поздороваться с залом и не вздумай поворачиваться спиной». Десять, девять, восемь… Шел томительный обратный отсчет. Сердце зашкаливало, а ноги подкашивались. Ротшильд дал знак, кивнув головой, и ребята вышли под ровные и сдержанные аплодисменты, пока не ставшие овациями…
