временем все привыкли, привыкла и Анна.
Сестра, заслышав его шаги, ждала, стоя в дверях кухни. На приветствие не ответила.
- Что с тобой? - спросил Голиан.
- Тебе открытка от жены.
- Да… - равнодушно протянул Голиан,
- И тебя это не удивляет?
- Ах, оставь, - ответил он недовольно. - Пива у нас нету?.
- Нету. Открытка на столе.
- Потом прочту. - Он прошел в кухню.
- На столе в твоей комнате, - настаивала Анна,
Он махнул рукой и позвал:
- Анна, поди сюда.
Сестра была маленькая, с измученным лицом.
- Иду, - откликнулась она послушно и медленно, словно к святыне, двинулась к нему.
- Ты боишься? Она кивнула.
- Не бойся. - Инженер смотрел на стену за ее спиной. Стена была белая с голубым узором. Тонкие линии соединялись в звезды и крестики. Он прикрыл глаза, ему не нравился этот узор.
- Я прочла, - шепнула Анна. - Она пишет, что хочет вернуться.
- Когда? Да ты успокойся! Когда - не пишет?
- Нет, Дежо, только… что хочет как можно скорее. Он улыбнулся - улыбка больше походила на горькую гримасу, - похлопал сестру по плечу.
- Еще много воды утечет!
- Дежо! - воскликнула Анна. - Не будь таким бессердечным, ты же знаешь, каково мне!
Кухня блестела чистотой. На столе лежала сетка с покупками: молоко и кольраби, черешня, банка сметаны, рис. Над диваном в клетке купалась в своей мисочке канарейка. В подсвечнике стояли две необгоревшие свечи.
- Меня никто не спрашивал?
- Не знаю, я только что вошла.
Он снова похлопал ее по плечу.
- Если будут звонить, - предупредил Голиан, - трубку не снимай, а если кто явится, скажешь - меня нет.
- А ты правда уедешь?
- Да, мне надо отправить телеграмму.
- Ведь можно из дому.
- Нет, никаких телефонных разговоров. И ты никому не звони, ладно?
Сестра кивнула, ожидая объяснения, но он уже ушел. Слышно было, как хлопнула дверь: он остановился на пороге своей комнаты. Потом вышел, запер дверь, дважды повернув ключ.
Почта была неподалеку. Но Голиан тем не менее поехал в машине. Он остановился под самой вывеской «Телеграф - телефон» и вошел в небольшое помещение. Девушка за перегородкой вызывала Попрад и Превидзу, инженер писал адрес: «Иозеф Донат, Братислава…» Он стоял спиной к дверям и не видел, как появился человек лет тридцати пяти с плащом, переброшенным через левое плечо. Голиан подал телеграмму и расплатился. Обернулся - и выражение облегчения застыло на его лице.
- Добрый день, - У незнакомца был приятный, очень молодой голос.
У инженера бессильно повисли руки. Незнакомец приблизился и сказал, улыбаясь:
- Сюда, это единственный выход. - На улице возле «трабанта» он заметил: - Неплохая машинка, съездим куда-нибудь?
Голиан вздохнул и согласился. Они сели. Голиан спросил:
- Куда?
Человек с плащом сунул руку в карман, достал книжечку и сказал:
- Спокойно! Я из госбезопасности, пожалуйста, без фокусов.
4
Вечером громыхал гром, но гроза прошла мимо, обогнув город широкой дугой. Утро было прозрачным и ветреным. Директор Сага брился и думал о вчерашнем дне: разговор с Бауманном, бесконечное сидение на заседании, потом председатель пригласил распить бутылочку вина, он отказался - хотел поговорить с Голианом - и ушел… Ждал долго, сестра инженера рассказывала про шампиньоны и цветы, был уже десятый час, когда он попрощался и вернулся домой, подождал еще, но напрасно.
Перед самым сном вспомнил Шимчика. Знал его лет одиннадцать, когда-то дружили, капитан любил поговорить о рыбной ловле, постоянно расспрашивал о людях с завода и о Голиане тоже. Давно ли все это было? Поинтересовался, кто помог Голиану получить квартиру, предполагал, что директор, когда же Сага ответил отрицательно, с сомнением покачал головой. Тогда на его погонах было всего три звездочки. А вскоре Сага увидел его уже с четырьмя и подумал: «Пожалуй, на пенсию выйдешь майором».
Сейчас директор прикидывал: может, стоит обратиться к капитану Шимчику? Голиана едва ли убедишь, у Бауманна знакомства, он не угомонится, кому- нибудь пожалуется…
Инженера, вернувшегося из эмиграции, поддержали органы госбезопасности. Когда поступило его заявление с просьбой принять на работу, кадровик ездил по делам в Прагу и взял его бумаги с собой, зашел в министерство, и ему решительно сказали: «Пусть работает у вас».
Директор не знал, что делать. А впрочем, как ни крути, а ясности нет: кто же списал эту злосчастную формулу - Голиан или кто-нибудь из молодых, которым Бауманн поручал проводить опыты… Необходимо узнать, известно им что-либо об общем объеме работы, которую они проделали? И в чем суть этого открытия. Эх, следовало бы утром пролистать документацию и, зная, хотя бы приблизительно, о чем речь, вызвать обоих - одного, кажется, зовут Сикора, второго Бауманн называл чаще инженер Стеглик, насколько я наслышан, способный и сообразительный парень…
Он спрятал бритву, умылся и, завязывая галстук, принял решение: «Пусть над этим ломает голову Шимчик».
Анна Голианова вошла в комнату брата.
- Ты когда пришел? - спросила она.
- Поздно, - ответил тот, - а в чем дело?
Анна сказала, что до самой ночи его ждал директор Сага.
- Ну и пусть его…
- Похоже, тебя ничто не интересует.
Он ухмыльнулся и буркнул:
- Да.
На столе лежала открытка со швейцарской маркой. Анна взяла ее в руки; лицо ее осунулось, под глазами залегли темные круги. Нетрудно представить, как сестра провела ночь. Невестку она ненавидела - сначала за то, что брат женился на ней, потом за то, что она его бросила. Это была чисто женская ненависть.
- Не волнуйся, она не приедет, - продолжал Голиан, - просто в голову что-то взбрело, может, затосковала, может, какая-нибудь неприятность. Хотя я верю, что, когда писала, намерения у нее были серьезные. Но все равно она не вернется, испугается, и тогда она тоже испугалась. А ведь могла бы ехать со мной, говорила, что ей предлагают…
- Кто предлагал, люди из Мюнхена?
У инженера задрожали губы. Он кивнул:
- Да, Баранок, лично. Негодяй он, вот кто. Пристанет - не отдерешь.
- И к ней приставал?
- Ко мне. Возможно, к ней тоже, черт его знает, мы с ней тогда уже разошлись, порвали, я был без работы. Вера строила из себя гранд-даму… Половину пособия, что нам давали, выбрасывала на косметику. Однажды я не выдержал - сидел голодный, - в полном отчаянии хлопнул дверьми, потом пожалел… Но было уже поздно: когда вернулся, она исчезла. - Голиан прижал ладонь ко лбу. - Мне ее и сейчас недостает, - прошептал он, - иногда я хочу, чтоб она вернулась. Но нет, не вернется.
- А если вдруг вернется?
Голиан допил молоко.
- Нет, - покачал он головой и, отказавшись от бутерброда с сыром, сказал, что поест с похмелья в столовой селедочки. - Мы сегодня ночью с Эдитой выпили, - объяснил он. - Когда вернулся, хотел и с тобой чокнуться, но ты уже спала.
- Нет, - вздохнула Анна, - не спала.
- Света в окне не было, - сказал Голиан и вдруг заметил, что сестра внимательно рассматривает его рубашку. - Новая, вчера купил, перед самым закрытием, представь, оказался последним покупателем, только ушел - и магазин заперли. Мотор забарахлил, пришлось менять свечи, второпях весь извозился в масле…