крови ни один вампир не сможет себя контролировать. Это им просто не под силу.
- Я смотрю, тебе многое известно, - заметил Кемен.
Ньялсага поколебался, прежде чем ответить.
- Знакомый один был когда-то… давно. Охотился на вампиров, вроде Хэрвелла.
Кемен бросил на заклинателя быстрый взгляд.
- И что? Его убили?
- Хуже, - Ньялсага опустил стекло: захотелось глотнуть свежего воздуха. - Отомстили. Поймали, обратили в вампира и отпустили.
- Зачем?
- Всех обращенных первое время сильно тянет домой. Они стремятся найти свою семью: мужья - жен, жены - мужей. Молодые женщины разыскивают бывших женихов, женихи – невест, дети – родителей и так далее. И нет в это время для людей места опасней, чем родной дом! Ну и…
Он помолчал немного, глядя перед собой невидящими глазами, потом тряхнул головой.
- Ладно, вернемся к Трефалониусу. Задачка нам выпала из непростых, - он принялся загибать пальцы. – Сначала - обмануть старого хитрого вампира и спровоцировать его на нападение. Будем считать, что это удалось. После того, как Трефалониус вцепится в шею, неплохо было бы каким-то чудом от него вырваться, а? Молодые, только что созданные вампиры ненамного сильнее человека, но их сила со временем возрастает. Трефалониус же явно не вчера стал кровососом, значит, он очень силен.
- Да, - в раздумье проговорил Кемен. – Как бы унести от него ноги… и клинок, смоченный в крови жертвы вампира.
- Ну, а дальше уже сущая ерунда, - продолжал Ньялсага. – Заколоть Гинзогу кинжалом и справиться со Сворой. Всего-то!
Он снова взглянул через стекло на Дэберхема.
- Когда ведьма узнает, что у нас есть то, что способно ее убить, не сбежит ли она? – спросил Кемен. – Нельзя ее отпускать, рано или поздно она вернется да еще всю Свору с собой приведет!
Ньялсага отрицательно покачал головой.
- Уверен, что не сбежит. Она придет в ярость и мы на своей шкуре узнаем, что такое ее гнев.
Они надолго замолчали. Первым тишину нарушил Кемен:
- Будем действовать, как условились?
- Будем, - эхом отозвался Ньялсага.
Дэберхем посмотрел сначала на одного человека, потом на другого. В глазах ворона явно читалось сомнение.
- А что стало с тем вамп… с твоим знакомым? – нарушил молчание Кемен.
- Он… его убили, - не глядя на собеседника, ответил заклинатель. – Но перед этим он все-таки успел побывать дома.
- А кто его… - начал было Кемен, но взглянул на Ньялсагу и умолк.
Потом вынул из папки еще один листок бумаги и протянул заклинателю.
- А если что-то вдруг пойдет не так? – осторожно поинтересовался потомок Хэрвелла. – Тогда что делать?
Ньялсагу взял листок.
- «Некоторое время после обращения человек думает и действует почти так же, как при жизни. Однако вскоре он познает непобедимую жажду крови и понимает, что его жизнь зависит от питания своими сородичами. Сознание его изменяется: он перестает быть человеком и жизнь других людей в его глазах становится все менее и менее ценной. Годы превращаются в десятилетия, затем - в века и вампир становится опасным кровожадным монстром. Так было всегда, иного пути нет», - вслух прочитал Ньялсага, скомкал листок и некоторое время сидел молча. Потом посмотрел в зеркало и встретился взглядом с Кеменом.
- Если что-то пойдет не так, - проговорил Ньялсага, глядя ему в глаза. – Тогда отрежь мне голову. А потом хватай кинжал и уноси ноги.
…Алина осмотрелась вокруг – все спокойно, насколько спокойно может быть на кладбище - и продолжила попытки уговорить своего спутника вернуться. Но разговор получался односторонним: «Бриммский василиск» отмалчивался и в диалог не вступал, так что мало помалу Алине стало казаться, что она говорит сама с собой.
- Зачем связываться с некромантом? Зачем тащиться на кладбище? Что ты доказать пытаешься? Что его не боишься? Ты пойми, кладбище - это его территория. Пока он здесь находится, ничего ты с ним не сделаешь! А вот он с тобой…
Алина сделала паузу.
Городские власти давным-давно закрыли старое кладбище, со временем оказавшееся в черте города. Ходили слухи, что погост вот-вот перенесут в пригород, а землю отдадут под застройку. Слухи, судя по всему, имели под собой почву: предприимчивые дельцы, уже начали возводить на краю кладбища огромный ангар для крытого рынка.
- Возвращайся в машину, - коротко ответил Лютер. – Закройся и сиди там.
- С какой стати? Меня-то дядюшка Фю не тронет. А вот для тебя он сейчас ночь живых мертвецов устроит!
Она умолкла и подняла голову. Окрестное воронье будто с ума сошло: с пронзительными криками птицы метались в сером небе.
Что-то происходило в мире, что-то невидимое, неизвестное до поры до времени и оттого - особенно жуткое. У Алины упало сердце.
- Вот оно, началось, - пробормотала она, вытаскивая из кармана мобильный телефон. – Почуяли нас!
- Кто? Тут же только некромант, - обронил Лютер и огляделся. – Да и того еще отыскать надо.
Алина с досадой тряхнула головой: на дисплее высветилась строчка «Абонент недоступен».
- Только некромант?! Слушай, если ты такой умный, ответь: как думаешь, почему кладбища заборами огораживают?
- Почему?
- Чтоб удерживать тех, кто находится внутри, самонадеянный идиот! Дядюшка Фю здесь не один, а в компании. И если тебе приспичило сказать ему пару ласковых, то нужно было сделать это за кладбищенской оградой, ясно?! Там он силы такой не имеет.
Она умоляюще проговорила:
- Давай вернемся, а?
Но Лютер на ходу отрицательно мотнул головой, и Алина вздохнула переупрямить «Бриммского василиска» оказалось делом трудным.
Она еще раз попробовала дозвониться до Ньялсаги. Голос в трубке равнодушно сообщил, что абонент недоступен.
- И почему именно ты дядюшке Фю понадобился? – раздраженно проворчала Алина
Лютер пожал плечами.
- А вы зачем Гинзоге понадобились?
- Мы - другое дело. Она нас Сумеречному Ордену продаст, а в обмен за это те-кто-в-сумерках с нее проклятие снимут.
Лютер искоса взглянул на нее.
- Это те чародеи, которые на идее бессмертия свихнулись?
- Они самые. Они собственные жизни за счет чужих продляют, а с бессмертными-то это гораздо проще делать!
- Значит, вы будете донорами жизни для чародеев? – уточнил Лютер.
- Что-то вроде этого… потому мы в свое время оттуда и сбежали.
Алина оглянулась назад, на ворота. С городских улиц долетал шум движения, гудки, далекая музыка, но здесь, на кладбище, протекала своя жизнь. Уже наползал вечерний туман, окутывая деревья, отрезая территорию мертвых от земли, принадлежащей живым.