— Что ты! Сам Андрес не пойдет, а ведь он председатель!
— А вот мы от воскресников никогда не отказывались…
— Неужели и в воскресенье лезть в эту глину?
— Это уж ты решай сам, как подскажет гражданская совесть.
Странно — на уроках Волли раньше подсказывал Андрес, а теперь Юта и другие соседи, а вот гражданская совесть ему, кажется, ни разу ничего не подсказала. Молчала она и сейчас, хотя на душе стало тревожно и муторно.
Минут пять он прислушивался к своей совести, а потом улегся спать: черви-то накопаны, что ж им, пропадать, что ли? Вот он на утренней зорьке…
Впрочем, утреннюю зарю Волли проспал. Конечно, это было обидно. Но, с другой стороны, нужно же когда-то выспаться! Волли не автобус, чтобы ему всю жизнь ходить по расписанию. Осенью рыба клюет и днем, сейчас он побежит на озеро…
Не тут-то было! Одно дело убежать на рассвете, пока сестренки еще спят, а теперь попробуй отвяжись от них. Вся коллекция смотрит на Волли блестящими, как пуговки, глазенками, и у всех множество вопросов к старшему брату. Обе дошкольницы сегодня не в детском саду, а дома, обе сидят на полу, и одной из них, кажется, пора сушить штаны. Первоклассница Лийзи, из-за которой Волли чуть не начали дразнить обезьяной, заметив, что брат поднялся с постели, пристала:
— Синие волосы красиво, да?.. А почему не бывает? Мари говорит, что не бывает, и еще дерется!
Тут Волли увидел, что волосы у куклы уже выкрашены чернилами. Заодно в синих разводах физиономия самой Лийзи, и ее руки, и платье…
— Марш мыться! — скомандовал Волли. И повернулся к Мари: — Ты-то что смотришь? Такая большая!
— Большая! Большая! — подтвердила Мари. — Возьмешь на озеро?
Ох, просто несчастье! Чтобы отвязаться от Мари, пришлось пойти на хитрость. Волли пообещал показать, как кружка приклеивается к потолку. Старая, конечно, штука. Но сестры еще маленькие, не знают.
Волли влез на стол и полную-полную кружку воды приставил к потолку. Потом велел Мари принести метлу, упереть палку в донышко кружки и немного подержать — пусть приклеивается. А сам слез со стола и убежал. Жалко, конечно, — держать ей надоест, обольется. Но что поделать — должна же быть личная жизнь и у Волли!
Убегая, наш герой услышал за своей спиной дружный рев сестренок. Вот ведь: малышки, а понимают! Но Волли успокаивался тем, что долго горевать они не станут. Ревели они, лишь надеясь задержать брата, а если уж он все равно уходил, умолкали. Волли проверял это не раз.
Проверил и сегодня: подойдя со двора к окошку, он услышал, что вся четверка, включая саму потерпевшую, уже смеется над мокрой Мари. Характер у них был неплохой, удобный, такой же, как у Волли: за весь день, проведенный на озере, он ни разу не вспомнил ни о школе, ни о стройке.
Да и в понедельник Волли свернул к речке совсем не для того, чтобы успокоиться. Просто если там совсем ничего не сделано, можно будет поострить. Например, изобразить в лицах, как Эви и директор вдвоем строили свою электростанцию.
Но как же был удивлен и огорчен Волли, когда он подошел к Метсайыги!
Сделанного за воскресенье нельзя было не заметить: в котловане появились деревянные сваи, отчетливо наметившие будущие стены.
И надо же было Волли пропустить самое интересное! Если бы его хоть предупредили, что будут ставить сваи, Волли и на озеро не пошел бы. Тем более, что клёв был неважный. Пойди пойми, когда на стройку стоит ходить, а когда не стоит.
Теперь, пожалуй, не Волли будет смеяться, а, наоборот, как бы самого его на смех не подняли!.. Так и есть, его уже заметила долговязая директорская Юта.
— Прогулял, Круус, да? Прогулял? — смеялась Юта. — А тут как интересно было!
— Понимаешь, страшно разболелся живот, — вдохновенно соврал Волли. — Не знаю, как сегодня на уроках высижу.
— Очень больно? — встревожилась Юта. — А градусник ставил?
— Буду я еще с градусником возиться!
— Ты отпросись с уроков и сходи в медпункт.
— Ладно, уж как-нибудь вытерплю, — с видом мученика сказал Волли.
Эх, если бы ему все так легко поверили! Вон отец, когда он болеет, получает бюллетень. Если бы у Волли тоже был бюллетень, ему никто и слова не сказал бы.
Просто жаль, что живот нисколько не болит. Правда, если вот здесь посильнее нажать пальцем, что- то чувствуется. И вообще живот какой-то круглый. Может быть, даже раздувшийся…
Волли и в классе старался сохранить мрачный вид. Правда, Андрес, который знал своего бывшего друга получше, чем легковерная Юта, узнав о страданиях Волли, скорчил ехидную рожу и сказал: «Круус рыбой объелся!» Но больше никто над Волли не смеялся.
Только где-то внутри, в самом Волли, вдруг заговорил совершенно незнакомый голос. Во время урока он говорил такие неприятные вещи, что Волли стало не по себе. Вот все строят по-настоящему, а он?
Волли начал ерзать на парте. Если это подсказывает гражданская совесть, так уж лучше бы она молчала!
Волли поднял руку.
— Уже решил? — удивился Пихлакас, отнюдь не избалованный успехами этого школьника. — Молодец! Ну, Круус, что у тебя получилось? Что ты нам скажешь?
— Разрешите выйти, — сказал Волли.
Класс дружно рассмеялся. Только Юта заступилась за нашего героя.
— Как не стыдно! — сказала она. — У человека болит живот, а вам смешно!
Но у человека душа весь день болела сильней, чем живот. После уроков Волли решил взяться за работу как следует. Он будет так работать на стройке, что все ахнут. Он станет забивать сваи, это стоящее, мужское дело! Вот так, покрепче возьмемся за эти ручки…
— Круус, не путайся под ногами, — сказал Калью Таммепыльд. — Иди носить сваи.
Конечно, носить сваи тоже кому-то нужно… Волли вместе с другими ребятами притащил одно бревно, потом второе… Но, когда все пошли за третьим, Волли стало скучно. Он пробежался по насыпи, дернул за косу какую-то девчонку и на нее же накричал: «Разве так трамбуют? Вот как нужно!» Выхватил у нее трамбовку, сделал пяток ударов — и опять заскучал. Вернувшись к котловану, он издали помог сваебоям ухать. Словом, его рабочий день уже вошел в обычное русло, когда Волли заметил у себя под ногами трещину.
Длинная, извилистая трещина шла вдоль всей стенки котлована — той самой, откуда выбивался плывун. И вдруг Волли показалось, что трещина эта расширяется, растет. Он присмотрелся: да, глина еле заметно ползла.
— Обвал! — во всю глотку закричал Волли.
Схватив первую попавшуюся доску, он ринулся вниз, в котлован, навстречу оползню.
Сомнений не было: стенка шевелилась. Волли приложил свою доску к этой стене, уперся в нее руками — но разве удержишь такое!
Увидев все это сверху, с края котлована, директор школы взялся рукой за сердце.
Сейчас там, внизу, погибнет один из его учеников. На Крууса обрушится глыба глины, вся стена котлована. Она похоронит его.
— Назад! — крикнул Юхан Каэр. — Назад!
Но к Волли уже подбежал Андрес с бревнышком-подпоркой в руках.
Они заколотили подпорку, уперев ее в сваю, и глина приостановилась, словно раздумывая, что ей теперь предпринять.
— Дети, отойдите оттуда! — скомандовал Юхан Каэр.
И все ребята, кроме Волли и Андреса, отбежали подальше. Кто-то ловко бросил сверху вторую доску. Волли схватил ее и тоже упер в стенку.
— Подпорки, бросайте сюда подпорки! — крикнул Андрес.
