выступали на стадионе. После первой же песни началась массовая драка. Люди становятся похожими на гальванических зомби. Они не умеют либо не способны использовать энергию, которую получают в позитивном, творческом ключе.
—
— Я хочу видеть на концертах таких же людей, как мы сами. Пусть с помощью той энергии, которая к ним приходит, люди по-другому посмотрят на мир. Пусть они почувствуют себя вечно живыми, огненно- живыми. Смогут контролировать себя и постараются трансформировать эту энергию в творчество.
—
— Только на доходы от пластинок. Пишу стихи, думаю, сочиняю. Есть идея снять полнометражный художественный фильм.
—
— Предложения такие были. Причем речь шла об огромных гонорарных суммах. Но деньги мне не нужны. Живу я скромно, на жизнь пока хватает. Все деньги трачу на пластинки и компакт-диски.
—
— Хорошо отношусь! ОЧЕНЬ хорошо и трогательно отношусь.
—
— И сам! С некоторых пор вообще ни от чего не отказываюсь. И трава — хорошо, и водка — отлично, и… Все, что помогает крушить и взрывать все эти картонные трехмерные декорации, — все хорошо! Я вот сам последние несколько месяцев как минимум раз в два дня психостимуляторов нажираюсь. И хорошее, я скажу тебе, это дело! Я вот мечтаю ЛСД достать, да не дается он мне в руки. До смешного.
—
— В следующем году будет тридцать.
—
— Мы недавно записали альбом «Сто Лет Одиночества». Писали его целых два года — рекордно долгий для нас срок. Раньше работали над альбомом от месяца до полугода. А когда мне было семнадцать, я вообще однажды записал пять альбомов за месяц. То есть шаги вперед даются все трудней. Каждый раз, когда заканчиваю работу над новой песней, кажется, что она последняя и дальше идти невозможно. Но потом впереди все равно обнаруживается просвет.
—
— Удивительная картина! На Западе лучшие представители панк-рока смыкаются с ультраправыми (Kaк «Ramones») или с коммунистами (как «Clash»). Там панк — это прежде всего борьба с Системой. А у нас установление мафиозной диктатуры панки встретили чуть ли не с ликованием. На смену одному тоталитаризму (как сейчас выяснилось — вполне себе человечному) пришел новый — чудовищный, хищный и беспощадный. А наши бунтари неожиданно успокоились и сочли, что все нормально! Я так не могу. Я верю, что панк — это всегда протест, вечная война. А кто считает иначе, тот либо неизлечимый дегенерат, либо трусливый предатель и переодетый агент правящей Системы.
Газета «Комсомольская правда»
(декабрь 1993 года)
Концерт панк-группы «Гражданская Оборона», который должен был пройти в московском ДК имени Горького, закончился массовыми беспорядками.
Заявленное выступление сибирских панков должно было стать первым концертом из серии выступлений «Русский прорыв». После трехлетнего молчания Егор Летов вернулся в столицу под знаменами борьбы с нынешним режимом. Объявив себя ультра коммунистом и советским националистом, Летов возглавил новый музыкальный фронт, получивший название «Русский прорыв».
В пятницу в ДК имени Горького должна была состояться большая пресс-конференция с участием деятелей оппозиции: Эдуарда Лимонова, Александра Дугина, Александра Проханова и нескольких сибирских музыкантов. После пресс-конференции планировался первый за три года концерт «Гражданской Обороны» в Москве. На организацию концертов лидер партии ЛДПР дал «Прорыву» миллион рублей из партийной кассы. Однако ни пресс-конференции, ни концерта так и не получилось.
Позже говорили, будто организаторы концерта продали в зал вместимостью 800 человек почти десять тысяч билетов. И, прихватив кассу, скрылись. Толпа панков, пришедших посмотреть на кумира, перекрыла все движение на прилегающих улицах. Кто-то из фанатов «Обороны» начал жечь костры. Кто-то — сразу перешел к битью стекол. Милиционеры утверждают, что, сняв трамвай с рельсов, панки пытались как тараном пробить им запертые двери ДК.
Так это или нет — неизвестно. Но на происходящее власти среагировали так, будто речь идет об опасной политической манифестации. К зданию ДК были стянуты силы московского ОМОНа, и в результате разгона толпы девять человек оказались в реанимации.
Очевидно, предчувствуя такой исход мероприятия, большинство заявленных в пресс-конференции деятелей оппозиции возле здания ДК так и не появилось.
Из белорусской самиздатовской музыкальной газеты
Ехали в Москву — у всех ни копейки… Начало концерта в пять. Я говорю, мол, если мы хотим туда прорваться, надо подходить раньше… Подъезжаем к часу. Подходим к парадному входу, рулим напрямую. Мы с Фрэнком успеваем пройти, сразу за нами закрывают дверь…
Приходит охрана, начинает чистить зал. Со служебного входа сидят девочки, без аккредитации никого не пускают. Узнаем, сколько стоит билет: двадцать тысяч! То есть почти в три раза больше, чем минимальная зарплата! У меня с собой был бельгийский пропуск в лагерь беженцев: прозрачный пластик с фотографией. Я булавкой прицепил его на балахон. Выглядит как аккредитация. Мы тусуемся, мозолим глаза. К нам начинают привыкать, принимая нас за своих… Народ уже начинает наплывать…
Интерьер: посреди зала возвышается ракета, защитные сетки, пивные банки… На стенах картины Вегелянского, разные свастики… Буфет, икорка… На сцене баррикады из мешков с песком. Опять же защитные сетки, на заднике — транспарант «Русский прорыв. Руководство к действию»… Слышим: «Сейчас начнется пресс-конференция!» Кричу Фрэнку:
— Доставай свой диктофон, пошли!
Сама пресс-конференция прошла скомканно. На сцене сидели Летов, Дугин, Рома Неумоев из группы «Инструкция по выживанию» и еще несколько чуваков. Какая-то истеричная тетка все орала Летову: «Егор, я не понимаю, чего ты хочешь!»
После пресс-конференции я спросил у Неумоева:
—
Неумоев пожал плечами:
— Я не считаю, что билеты — это так дорого. На наркотики люди тратят гораздо большие деньги. Я считаю, что те, кто понимает, зачем все это, должны скопить или отдать последнее… тем более что сумма не такая уж и огромная…
—
— В России люди зарабатывают и по сто тысяч. По всем вопросам надо обращаться к правительству. Почему мы должны существовать в таких условиях?!
Мимо проходит Летов. Я хватаю его за рукав:
—