- Нет, кирпич. Я нашел мелкие осколки в волосах.
- Интересно. Этот тип не отличается большой физической силой.
2
Если судить по донесению сержанта Лигензы, «мой случай» не особенно интересен. Зато он увенчался еще одним знаменательным открытием.
Услышав крик, Лигенза спустился вниз, ориентируясь на свет фонаря, который почему-то не погас, когда я упал, и лежал на полу, освещая своды подземелья. Рядом со мной сержант обнаружил несколько кирпичей. Ничего другого не нашел и Домбал, прибежавший по зову Лигензы. Они вдвоем обшарили лестничную клетку, коридорчик, идущий под уклон к подземелью, и само подземелье. Позже, когда они уже перетащили меня к доктору Куницкому, в левой стене склепа увидели узкую нишу и лесенку.
- …когда я стукнулся головой о доски, то понял, что лаз слепой, - рассказывает Домбал. - Хотел уже возвращаться, но еще раз уперся в доски - изо всех сил, обеими руками, а Лигенза держал меня за ноги. Доски поддались. Это оказался просто люк, только очень тяжелый. Когда я его приподнял, а Лигенза посветил фонарем, я увидел те самые часы-фрегат…
- Вы оказались в башне?
- Так точно.
- Лигенза, когда ты побежал ко мне, в комнате со стульями оставался кто-либо из наших?
- Нет.
- Нужно было позвать.
- Я что, должен был ждать, пока гражданина капитана прирежут? Да? - возмутился сержант.
- Так-то так… А за это время гражданин дух благополучно проследовал из подземелья в башню. По той самой железной лесенке. Из башни - через комнату со стульями - в свои апартаменты. И теперь спокойно отдыхает. А что поделывает местное общество?
- Сидит, как было приказано, по своим комнатам. Лаз из подземелья в башню тоже под наблюдением.
- Ну, теперь оттуда уже никто не выйдет, потому что там давно никого нет.
Лигенза вздыхает. Лицо у него в грязи, пальцы стерты до крови. Я говорю ему, чтобы он умылся.
- Давайте закончим совещание, - обращаюсь я к Домбалу и Куницкому. - Если не ошибаюсь, нас прервали на вопросе: КТО убил? Домбал, будь добр, включи магнитофон. И подай ленту немного назад. Первую катушку.
- Она на месте.
- Включи. А кто не выключил магнитофон?
Лента кончилась, но зеленый глазок светится. Видимо, услышав выстрелы, мы совсем забыли о магнитофоне. И когда я допрашивал Аполонию Ласак, то не сменил катушку. Смеемся долго и от всего сердца. Домбал говорит:
- По-моему, как раз здесь. Перематывает ленту, включает звук.
- …«еще один вопрос. Почему Бакула сразу похоронил умершего, а утром уведомил милицию? И притом варшавскую милицию. Почему не… Домбал? Домбал?! Что такое? Кто стрелял? Домбал! На выход! Быстро!»
- Да. Как раз то самое место, - говорю я. - Пошли дальше. Начнем с того же вопроса.
- Тихо! - Домбал прикладывает палец к губам.
Из микрофона несется нечто непонятное. Хлопает дверь. Шаги. Всхлипывания. Разговор по-немецки.
- Трудель, что ты наделала? О боже, что теперь делать, девочка? (Рыдания.) Он уже все знает. Что теперь делать? Пойдем. Скорей, Трудель…»
Потом опять шаги, хлопает дверь. Дальше - только еле слышное гудение радиоламп. Мы долгое время сидим в полном молчании.
- Фрич, - говорит Домбал.
- С дочкой, - отзывается Куницки.
- Да. Во всяком случае, теперь мы можем быть уверены, что не они подкопали и опрокинули надгробие на кладбище, - говорю я. - Не успели бы вернуться. Только никак не пойму, что она натворила?
- Я предлагаю, чтобы ее сейчас же допросили, - берет слово Домбал. - Может, станет яснее, наконец, кто убил Кольбатца.
- Резонно, - говорит доктор Куницки.
- Согласен. А как там в Кракове?
- Ничего особенного. - Домбал вынимает из кармана блокнот. - Ерунда. Они обозлились как черти…
- Ну и хорошо. Говори.
- Так… Сведения о Бакуле. Родился шестого седьмого девятьсот восемнадцатого, в Познани. Родители: Ян и Марта, в девичестве Фронцковяк. Разведен. Фамилии не менял. Все совпадает с данными в паспорте. Может, его отец изменил фамилию?.. Да. Вот еще. Бакула был подпоручиком семьдесят седьмого пехотного полка. Участвовал в сентябрьской кампании в тридцать девятом. Затем плен, концлагерь в Мюрнау. Все. Вызывал Познань. Если они найдут что-нибудь у себя, сообщат по телефону. Доставит милиционер из Голчевиц. Теперь история Ласак. Имею честь уведомить вас, что на этой неделе церковный комитет вообще не заседал. И самое интересное, что Ласак не является его членом. Исключена полгода назад. За оскорбление ксендза. В чем там было дело, к сожалению, ксендз-председатель мне сообщить не пожелал. А вот история о Фриче. Известно ли вам, что наш милый Герман переписывается с ФРГ? Да, да! Почтальон вспомнил, что приносил ему целых два письма. От кого - не знает, только припомнил, что они были из Франкфурта-на-Майне. Здесь больше никто не получает писем из-за границы. Начальник почты, между прочим, пьяный вдребезги, еще до почтальона мне сказал, что неделю назад Фрич отправлял телеграмму во Франкфурт. Текст был написан по-немецки, поэтому ее отвезли в город: голчевицкая телефонистка не сумела передать. Дальше. Секретарь партийной организации. Это любопытно. Видел нашего Бакулу в весьма интимной ситуации с нашей Трудель. Летом, в дюнах. Подробности ни к чему. Еще одно. Председатель голчевицкого кооператива заявил, что Ласак предлагала ему купить золотые часы. Вчера днем. Наконец…
- Слушай, Домбал, ты что, разбудил всю деревню?
- Нет. Они собрались на крестинах у начальника почты. И последняя новость: в Голчевицах гонят самогон.
- Оставь это местной милиции. Откуда узнал?
- Пил за здоровье новорожденного. Пришлось, - оправдывается Домбал.
- Ну бог тебя простит. Одним словом, все врут. Хорошо. Сейчас я допрошу девушку. А вы займитесь подземельем, тем, где находится могила Шимона Кольбатца. Возьмите ведро воды и молоток.
- Здешний ученый доктор очень удивился, когда узнал, что мы там нашли, гражданин капитан. Начал ругаться, почему, мол, ему не доложили, - говорит Лигенза. - Вы думаете, там что-либо замуровано?
- Ничего я не думаю. Просто хочу удостовериться. Пришлите мне девушку. Ты, Лигенза, проверь посты. И чтоб никто не выходил из своих комнат. Особенно Бакула. Слишком многому удивляется.
Доктор Куницки задерживается в дверях.
- Коллега, я хотел бы вам напомнить, что девочка беременна.
- Хорошо. Знаю. Не забуду.
3
Взгляд темных глаз Труды Фрич нервно блуждает по комнате. Она явно не хочет замечать моего любезного жеста, приглашающего ее в кресло. Неподвижно стоит в дверях. Она без пальто, в простеньком платьице - такие производят специально для деревни городские швейные фабрики. Одежда уже не может скрыть деформированной беременностью фигуры. Девушка словно сжимается под моим взглядом. Руки держит перед собой как щит.
- Не надо бояться, панна Фрич. Я хотел бы вас поблагодарить за то, что вы помогли при перевязке.
- Ваш доктор велел мне принести горячей воды. - Она явно дает мне понять, что не сама предложила помощь. Ей просто велели. Складывает руки на животе, но тут же убирает их за спину. Не хочет, чтоб я видел то, о чем уже наверняка говорит вся деревня. Садится только тогда, когда я осторожно беру ее за руку и подвожу к креслу. Кофе берет охотно. У нее красивые губы и бледное лицо. Я гашу люстру.
- Извините, пан капитан. Я очень устала. Может быть, завтра? Завтра я вам все скажу.
- Хорошо, панна Фрич. Только вы на меня не сердитесь. Я тоже очень устал.
- Вам больно?
- Нет.
- Рана неглубокая. Я сама видела.
- Вам не следовало бы смотреть на такие вещи, панна Фрич.
- Отец говорит, что я выносливая.
- Идите, пожалуй. Выспитесь как следует, а утром мы поговорим.
- Я все равно не усну. Сегодня и так никто не спит. Вы знаете, кто вас ударил?
- Знаю, панна Фрич.
