«Былые буквы выводя по новой…»
«Оком ли, словом ли, пеньем…»
Оком ли, словом ли, пеньем сглазил тебя ворожей? Злою неправедной тенью год омрачился. Уже трижды свеча отгорала — и не развеяла тьмы. Трижды слеза набегала — ты отмахнулся дверьми. Так пропадай же без сна и не приходи никогда!.. Ты оглянулся: босая свечка спешит сквозь снега. Острые плечи ласкаешь… И пропадает зимой свечка живая, другая — отзвук волшбы земляной. «Стена веков. Стихов лоза гибка…»
Стена веков. Стихов лоза гибка. Ищи, ищи!.. — найдешь одну подкову. Да высмотришь нечаянное слово в звезду — как будто в дырку от сучка. Ищи! — и остановится рука, впотьмах нашарив острие полыни: уколешь душу, но расколешь имя, оцепенеешь — легкий, как река… Такую участь ты найти готов во тьме стихов, во тьмущей тьме венков? Стена веков — в Иванов день оконце. Река времен — крутой круговорот, мгновенною полынью свяжет рот, как тем, другим, что встали раньше солнца. Игорь Рымарук — вечная загадка таланта
Его уже нет с нами почти четыре года. И, как это часто бывает, его уход только подчеркнул, оттенил важность личности в контексте украинской поэзии периода перелома столетий.
Он появился в украинской поэзии где-то в начале 1980-х, по крайней мере для автора этих строк. Выглядел как настоящий поэт — длинные волосы, худощавая фигура, очки. Два-три года разницы (в его пользу) только подчеркивали в глазах младших по возрасту его значимость. Первая книга Рымарука называлась «Высокая вода» — она увидела свет в относительно свободные годы, когда сотрудники издательств уже не так пристально искали двойное и тройное значение в самых простых фразах и предложениях. Тогда и пришли к читателю первые «восьмидесятники» — Василь Герасимьюк, Иван Малкович, Светлана Короненко. Игорь был среди них — среди первых.
