- По-вашему, это важно?
- Не знаю. Давно это было?
- Три года назад.
- Три года? И… с кем же?
- Со мной.
Откровенность Инги Йонссон застала Улофссона врасплох.
- С вами?!
- Да. Со мной. Скрывать тут нечего. Если угодно, могу рассказать. Это случилось в Фальчёпннге и продолжалось всего одну ночь. Мы были там на конференции. Представители рекламных фирм южной Швеции собрались на неделю в Фальчёпинге, чтобы обсудить политику в области рекламы. В последний вечер устроили банкет. Я и сама, помнится, тогда изрядно выпила. Ну и кончилось все, разумеется, в его постели. Ведь принято считать, что именно так, и бывает у шефа с секретаршей. Наутро он меня разбудил и произнес длинную речь о случившемся. Говорил, что раньше ничего подобного не бывало, и весьма недвусмысленно дал понять, что больше это не повторится, потому что, дескать, идет вразрез с его принципами и несправедливо по отношению к семье… Забавно, он так и сказал… «по отношению к семье», не к жене, а ко всей семье…- Она улыбнулась.- Потом объявил, что это не случайность, не хмельное умопомешательство, а логическое следствие нашей служебной близости. В тот вечер он-де просто-напросто воспринимал меня как свою жену. Так он все объяснил…- Инга Йонссон тряхнула короткими волосами, точно желая избавиться от воспоминания.- Да… Вот, собственно, и все.
- И вы уверены, что позже ничего подобного не случалось, с другой женщиной?
- Уверена. Потому что я бы заметила.
- Что ж, я вам верю,- неожиданно для себя сказал Улофссон.
- Спасибо.
И этот ответ тоже был для него неожиданным. Она улыбнулась прежней блеклой улыбкой.
- Значит, вы говорите, семнадцать сотрудников,- вмешался Хольмберг.
- Да.
- Можно узнать их фамилии? Она назвала.
Кроме нее, в фирме работали три ассистента, телефонистка, конторщик, шесть художников, четыре текстовика, фотограф и мальчишка-курьер, которого все звали «вахтером».
- А еще был план нанять «политика».
- Это еще что за птица?
- Человек, который сам не рисует и текстов не сочиняет. Он ведет переговоры с заказчиками, является косвенным поставщиком идей и осуществляет связь между заказчиками и непосредственными исполнителями, ну, когда тот или иной проект взят в работу. Кроме того, он должен довести требования клиента до сведения тех, кто будет разрабатывать заказ. Сам он тоже придумывает разные варианты и имеет наиболее полное представление обо всем, что находится на стадии замысла. А что касается названия должности, то оно и правда дурацкое.
- Вы давали об этом объявление?
- А как же. Только теперь вряд ли что выйдет. - Да, наверное. Все зависит от наследников… от жены и сына. Много было ответов?
- Довольно-таки. Оставалось сделать выбор.
- И тут случилась эта история,- подытожил Хольмберг.
- Да…
3
Турен появился в рекламной конторе в разгар опроса сотрудников.
Он решил пройтись по комнатам, покопаться в бумагах, набросках, проектах текстов, плакатах, полистать папки, книги, украдкой почитать письма - словом, прикинуть что к чему.
Казалось, он решил подышать здешним воздухом, чтобы разобраться в обстановке или на худой конец выудить хоть что-нибудь полезное.
4
Улофссон и Хольмберг узнали очень немного в дополнение к тому портрету Фрома, который нарисовала Инга Йонссон.
Действительно, характер у него был вспыльчивый. Но никто как будто не принимал этого по-настоящему всерьез. Все считали его поведение тем, чем оно и было на самом деле,- позой. Возможно, оборонительным средством. Или защитной реакцией. Или ребячеством.
Или порождением суетного ума.
Во всяком случае, сделать однозначный вывод было трудно.
Подтвердилось и его упрямство, и чопорность. Скорее всего, это тоже была своего рода маска. Или следствие воспитания и той среды, в которой он вырос.
Консерватизм его взглядов никто сомнению не подвергал.
Правый консерватор старой закваски, как иронически выразился художник Ларе Эрик Линдер, полноватый жизнерадостный мужчина в очках и жилете.
Его поддержал Бертиль Линдау, высокий, с изрытым морщинами лицом, холеной бородой и весьма острый на язык.
- Он вечно ругал нынешнюю молодежь,- сказал Линдер.
- «Левацкие подонки» - так он их называл,- уточнил Линдау, работавший в фирме фотографом.
- В первую очередь он поливал студентов,- продолжал Линдер.
- «Левацких гнид», по его словам,- подчеркнул Линдау.
- Вечно твердил, что раньше, мол, было совсем иначе,- сказал Линдер.- Студенты сидели тише воды ниже травы. Учились и занимались тем, чем положено. А
теперь, мол, житья от них не стало. Потом он еще ворчал, что студенты подрывают репутацию города. И себе тоже вредят. Но не думайте, будто он стриг всех под одну
гребенку. Есть, мол, и хорошая, правильная молодежь. И ей приходится страдать из-за того, что вытворяет меньшинство. То бишь, радикальные элементы.
- Помню,- заговорил Линдау,- однажды… кажется на празднике фирмы, сидели мы с ним в уголке и болтали. Вдруг он, как всегда, ни с того ни с сего завелся и пошел разглагольствовать, любимого конька оседлал. Я дословно не помню, но смысл был примерно такой: до тошноты опротивели ему все эти радикалы, плетущиеся в хвосте у
идеологических лидеров Опротивела эта толпа: на каждом углу проповедуют затверженные по книжкам утопии, а после имеют наглость принимать аплодисменты, хотя таланту-то ни на грош, все чужое! Сыплют обвинениями и огульно именуют реакционным все, что их раздражает, будь то мозоль или теплое пиво… И заложено это самое… как же он сказал, дай бог памяти… а-а, в спинном мозгу «Кларте», «Тидсигналь» [5] и прочих библий для дураков…
Ничего себе, верно?
- Да уж,- сказала женщина лет сорока пяти, Барбру Густафссон. Голос у нее был визгливый, с кальмарским акцентом.- Эрик, я бы сказала, придерживался весьма
трезвых взглядов, и хихикать тут не над чем. Ясно? Постыдились бы его памяти…
Хольмберг взглянул на нее: длинная серая юбка старомодного фасона, остроносое лицо.
- А, брось ты! - отмахнулся Линдер и тихо пробормотал: - Ведьма косная.
- И, по-моему, он был религиозен,- добавила Барбру Густафссон.
Все расхохотались - до такой степени это заявление противоречило тому, что рассказал Линдау.
Хольмбергу фромовская речуга показалась отнюдь не смешной. Хотя Линдау, повидимому, очень точно воспроизвел и его голос, и возмущенные жесты. Судя по реакции фрекен Густафссон.
- Ладно,- сказал Линдер.- Попробуем все же остаться беспристрастными. Он был не так глуп. Хотя и несколько старомоден.
- Несколько…- едва слышно шепнул Линдау, подумав: какая тонкость нюансировки!
- Старомоден, я повторяю,- продолжал Линдер, свирепо глядя на Линдау.- Он не раз говаривал, что вообще-то среди левых масса умных людей. Только вот если б они мылись, и стриглись почаще, и научились самостоятельно думать, и попытались адаптироваться, тогда бы от них наверняка была польза обществу. Ведь на поверку большинство оказались этакими салонными революционерами и приспособились, да, между прочим, у них и не было другого выхода, иначе не получишь работы и жить будет не на что. Хотя сомневаюсь, взял бы он на работу человека левых взглядов… очень сомневаюсь.
Вот, пожалуй, и все, что удалось выяснить о покойном Эрике Фроме.
5
