ни с кем не хотелось говорить. Она хотела отдохнуть. Несколько человек, собравшись группами, стояли на полупустой платформе и оживленно разговаривали, чаще обычного ссылаясь на газеты.
Дэгни смотрела на освещенные окна пятьдесят седьмого поезда, желая на мгновение обрести облегчение при виде выдающегося достижения. Пятьдесят седьмой отправлялся по линии Джона Галта?—? через город, через горные отроги, мимо зеленых сигналов семафоров, у которых когда-то толпились торжествующие люди, мимо домен, где когда-то в летнее небо взметались ракеты. Сейчас листья на деревьях скрючились от холода, а пассажиры, взбираясь в вагоны, кутались в меха и теплые шарфы. Поезда стали для них обыденным явлением. Дэгни думала: «По крайней мере мы сделали хотя бы это».
Ее мысли резко, словно внезапный удар, прервал обрывок случайно услышанного разговора двоих мужчин, стоявших за ее спиной.
— Но нельзя же так быстро принимать законы.
— Это не законы, а указы.
— Значит, они не имеют юридической силы.
— Имеют, потому что месяц назад Законодательное собрание предоставило ему полномочия издавать указы.
— Все равно нельзя сваливать указы на людей таким вот образом, как гром среди ясного неба, как щелчок по носу.
— Когда в стране чрезвычайная ситуация, совещаться некогда.
— Все равно это неправильно. Что же будет делать Реардэн, если здесь говорится...
— А чего ты так переживаешь за Реардэна? Он и так богат. Он найдет способ делать все что угодно.
Дэгни подбежала к ближайшему киоску и схватила вечерний выпуск газеты.
Это было на первой полосе. Висли Мауч, директор Отдела экономического планирования и национальных ресурсов, писала газета, в качестве «внезапного хода» и в связи со сложившейся в стране «чрезвычайной ситуацией» издал ряд указов, перечисленных ниже.
Железным дорогам страны предлагалось снизить максимальную скорость движения поездов до шестидесяти миль в час, уменьшить длину составов до шестидесяти вагонов и перегонять одинаковое количество поездов в каждом штате зоны, состоящей из пяти соседствующих штатов.
Сталелитейным заводам страны надлежало ограничить максимальную выработку металлосплавов до размеров, равных выпуску других металлосплавов, производимых на заводах, отнесенных к аналогичному разряду по производственной мощности, а также поставлять равную долю продукции любым покупателям, желающим приобрести ее.
Всем предприятиям страны, любых размеров и рода деятельности, запрещалось покидать пределы своих штатов без получения на то особого разрешения от ОЭПиНР.
С целью компенсации железным дорогам страны дополнительных затрат и смягчения процесса перестройки выплата дивидендов и погашение замораживались сроком на пять лет по всем видам акций и облигаций железнодорожных компаний: конвертируемых и неконвертируемых, со специальным обеспечением и без такового.
Для обеспечения фондов выплаты жалования служащим, следящим за исполнением вышеперечисленных указов, Колорадо, как штат, наиболее подходящий для задачи облегчения бремени чрезвычайной ситуации в стране и помощи терпящим бедствие соседним штатам, облагался налогом в размере пяти процентов от объема продаж продукции, производимой промышленными концернами Колорадо.
— Что нам делать??—?Дэгни никогда раньше не позволяла себе произносить эти слова, потому что гордилась тем, что всегда сама давала на них ответ. Но сейчас она закричала. Она видела, что в нескольких шагах от нее стоит человек, но не разглядела, что это оборванный бродяга, и все же у нее вырвался этот крик, потому что это было воззвание к разуму, а стоявший рядом бродяга был человеком.
Бродяга безрадостно улыбнулся и пожал плечами:?—?Кто такой Джон Галт?
***
Вовсе не мысли о «Таггарт трансконтинентал» переполнили ее ужасом и не беспокойство о Хэнке Реардэне, которого тем самым тоже раздирали на части,?—?нет, она вспомнила об Эллисе Вайете. Эта мысль вытеснила все остальные, заполнила все ее существо, не оставив ни места для слов, ни времени для удивления. Как красноречивый ответ на все вопросы, которые еще не начали формироваться в ее голове, у нее перед глазами встали две картины: вот непримиримый Эллис Вайет стоит перед ее столом, бросая слова: «...сейчас я в вашей власти, и вы в состоянии уничтожить меня. Возможно, мне придется уйти, но учтите, что, уходя, я позабочусь о том, чтобы прихватить всех вас с собой», а вот он, резко развернувшись, яростно швыряет свой бокал в стену.
Единственным ощущением, оставшимся у нее от этих картин, было предчувствие какой-то немыслимой катастрофы и сознание, что она должна ее предотвратить. Она должна найти Эллиса Вайета и остановить его. Она не понимала, что же, в сущности, должна предотвратить. Понимала только, что надо остановить его.
Даже если бы она лежала погребенной под обломками здания, была разорвана на куски во время воздушного налета, раз она все еще существовала, она должна была знать, что наиглавнейшей обязанностью человека является обязанность действовать, независимо от того, какие чувства он испытывает,?—?и потому она смогла добежать до платформы и найти начальника станции, а когда нашла, приказала ему: «Задержите для меня отправление пятьдесят седьмого», а затем добралась до убежища в телефонной будке в темноте за краем платформы и продиктовала телефонистке междугородной связи номер домашнего телефона Эллиса Вайета.
Она стояла, закрыв глаза и опираясь на стенку будки, и прислушивалась к безжизненным металлическим шорохам, которые говорили ей, что где-то звонят. Но ответа не было. Она слушала длинные гудки, то затихавшие, то спазматически взрывавшиеся в ее ушах и отдававшиеся во всем теле. Она крепко сжимала в руке трубку?—?это была все же какая-то связь. Ей хотелось, чтобы звонки были громче. Она забыла, что звонки, которые она слышит, совсем не те, что звучали в его доме. Она не осознавала, что кричит: «Эллис, не надо! Нет, нет, нет!»?—?пока не услышала холодно-неодобрительный голос телефонистки:
— Абонент не отвечает.
Она сидела у окна в купе поезда номер пятьдесят семь и прислушивалась к гулу колес по рельсам из металла Реардэна. Она, не сопротивляясь, отдавалась движению поезда. Черный блеск стекол скрывал ландшафт за окнами, который ей не хотелось видеть. Это была ее вторая поездка по линии Джона Галта, и она старалась не вспоминать о первой.
Держатели акций, думала она, держатели акций линии Джона Галта, ведь они доверили под мое честное имя деньги, накопленные и преумноженные за годы, ведь они сделали ставку на мои способности, это был мой труд, они вверились мне, а оказалось, что я предала их, заманила в ловушку бандитов, оказалось, что поезда больше не пойдут, не будут больше бежать по рельсам, как кровь по жилам, поезда с грузом; линия Джона Галта оказалась просто фановой трубой, позволяющей Джеймсу Таггарту заключать сделки, и по этой трубе их благосостояние незаслуженно прольется в его карманы в обмен на разрешение использовать, сгубить его железную дорогу; акции линии Джона Галта, которые еще утром были горделивыми хранителями их собственной безопасности и будущего, через какой-то час станут бесполезными клочками бумаги, которые уже никто не купит, потому что они не представляют собой ни ценности, ни залога будущего, ни силы, если не считать усилий, чтобы закрыть двери и остановить колеса последней надежды страны,?—?и «Таггарт трансконтинентал» будет уже не живым организмом, питающимся кровью, которую он сотворил сам, а каннибалом существующего положения вещей, который пожирает неродившихся детей величия.
Налог на Колорадо, думала она, налог, полученный от Эллиса Вайета, чтобы оплатить поддержку людей, чья деятельность заключалась в том, чтобы сковать его, лишить способности к жизни, людей, которые станут следить, чтобы он не получил ни поездов, ни цистерн, ни нефтепровода из металла Реардэна; и вот он, Эллис Вайет, лишенный права на самооборону, оставленный без права голоса, без
