Затем Дэгни и Реардэн отвечали на вопросы журналистов. Теперь в их ответах не было ни насмешки, ни горечи. Они делали это с удовольствием, говорили так, словно вопросы задавались честно, по совести, и постепенно, никто не заметил, в какой именно момент, все стало действительно так.
— Как вы думаете, что произойдет во время этого пробега? Вы верите, что доберетесь??—?спросил репортер одного из тормозных кондукторов.
— Да, верю. Мы доедем. И ты, братишка, тоже в это веришь.
— Мистер Логган, у вас есть дети? Вы застраховали свою жизнь? Я думаю про этот мост...
— Не подходите к мосту, пока я по нему не проеду,?—?презрительно ответил Логган.
— Мистер Реардэн, откуда вы знаете, что ваши рельсы выдержат?
— Человек, который изобрел печатный станок,?—?откуда он все знал??—?ответил Реардэн.
— Мисс Таггарт, скажите, что удержит состав весом в семь тысяч тонн на мосту, который весит на четыре тысячи тонн меньше?
— Мое суждение,?—?ответила Дэгни.
Журналисты, презиравшие свою профессию, не понимали, почему сегодня они работают с удовольствием. Один из них, молодой, но уже несколько лет широко известный репортер с циничным выражением лица, которое можно увидеть у людей вдвое старше, вдруг сказал:
— Я знаю, чего я хотел бы?—?освещать настоящие новости.
Стрелки часов на станционном павильоне показывали три сорок пять. Бригада двинулась к служебному вагону, находившемуся в конце состава. Шум толпы постепенно стихал.
Диспетчер получил подтверждения от всех дежурных по линии длиной в триста миль, которая, извиваясь среди гор, вела к нефтяным вышкам Вайета. Он вышел из станционного павильона и, глядя на Дэгни, подал знак, что путь свободен. Стоя у локомотива, Дэгни ответила ему тем же жестом, дав знать, что приняла и поняла сигнал.
За локомотивом тянулась длинная, состоящая из прямоугольных звеньев, похожая на спинной хребет цепочка товарных вагонов. Далеко в конце состава проводник дал отмашку. Дэгни махнула рукой в ответ.
Реардэн, Логган и Макким молча стояли у локомотива по стойке смирно, предоставляя ей право первой подняться в кабину. Когда Дэгни начала взбираться по лестнице, кто-то из репортеров вдруг вспомнил, что забыл задать ей один вопрос.
— Мисс Таггарт, а кто такой Джон Галт??—?крикнул он ей вдогонку.
Дэгни обернулась, ухватившись одной рукой за металлический поручень, и на мгновение зависла над толпой.
— Джон Галт?—?это мы,?—?ответила она.
За ней в кабину взобрался Логган, затем Макким. Реардэн влез последним, решительно захлопнув за собой дверцу,?—?словно запечатав.
На сигнальном мостике горел зеленый свет. Между путями, низко над землей горели зеленые огоньки, уходившие вдаль, к тому месту, где дорога делала поворот и на фоне похожей на зеленые огоньки листвы маячил зеленый глаз семафора.
Два человека стояли перед локомотивом, натянув белую шелковую ленту. Это были управляющий отделением «Таггарт трансконтинентал» в Колорадо и главный инженер Бена Нили, оставшийся на строительстве после того, как Нили отказался продолжать работы. Эдди должен был перерезать ленту, открыв таким образом линию Джона Галта.
Фотографы долго выбирали место для Эдди, старательно устанавливая его с ножницами в руках спиной к локомотиву. Они объяснили Эдди, что он должен будет повторить церемонию открытия два или три раза, чтобы предоставить им возможность выбрать лучший кадр; у них были заготовлены новые ленточки. Эдди согласился было, но в последний момент передумал.
— Нет,?—?сказал он.?—?Никакой липы.
Спокойным и властным тоном вице-президента компании он приказал фотографам:
— Отойдите подальше. Сделаете снимок, когда я перережу ленту, и быстро освободите путь.
Фотографы повиновались, поспешно отбежав подальше от локомотива. На часах было без одной минуты четыре. Эдди повернулся спиной к объективам и встал между рельсами лицом к локомотиву, готовый перерезать ленту. Он снял шляпу и отбросил ее в сторону. Он смотрел вверх, на локомотив. Легкий ветерок теребил его светлые волосы. Локомотив походил на огромный серебряный щит, на котором красовался герб Нэта Таггарта.
Ровно в четыре часа Эдди поднял руку и крикнул:
— Давай, Пэт! Вперед!
Когда поезд тронулся, Эдди перерезал ленту и отскочил в сторону. Он увидел в окне кабины Дэгни, которая махнула рукой в ответ на его сигнал. Локомотив отъехал, а Эдди остался, глядя на запруженную людьми платформу, которая то появлялась, то исчезала в просветах между проходившими мимо вагонами.
***
Зеленовато-голубые рельсы бежали навстречу, как две струи, вытекавшие из одной точки где-то за горизонтом. Шпалы сливались в сплошной ровный поток, уходивший под колеса поезда. Низко над землей, обтекая бока локомотива, неслась мощная дрожащая лавина воздуха. Деревья и телеграфные столбы неожиданно возникали в поле зрения и тут же исчезали. За окошком локомотива неторопливо проплывали зеленые просторы равнин. У самого горизонта длинная гряда гор, казалось, следовала за поездом.
Дэгни не ощущала стука колес под ногами. Движение напоминало плавный полет, локомотив словно висел над рельсами, плывя в струе воздуха. Она не чувствовала скорости. Ей казалось странным, что зеленые огни семафора каждые несколько секунд мелькают за окном. Она знала, что семафоры стоят на расстоянии двух миль друг от друга. Стрелка спидометра стояла на отметке «сто».
Дэгни сидела на месте помощника машиниста и время от времени поглядывала на Логгана. Он сидел, чуть подавшись вперед, легко и свободно, словно случайно положив одну руку на дроссель; но его глаза пристально всматривались в простиравшееся впереди железнодорожное полотно. В нем чувствовались непринужденность и раскованность высококлассного машиниста, уверенность в себе, казавшаяся обыденной, но эта внешняя легкость давалась ценой громадной, безжалостной, всепоглощающей сосредоточенности. На скамейке за ними сидел Рэй Макким. Посреди кабины, широко расставив ноги и сунув руки в карманы, стоял Реардэн. Он смотрел вперед, на дорогу. Все остальное не представляло для него сейчас ни малейшего интереса.
Право собственности, подумала Дэгни, оглянувшись на него, разве нет людей, не имеющих ни малейшего представления о его природе и сомневающихся в его реальности? Нет, оно дается не документами, печатями и концессиями. Вот оно, это право, думала она, в его глазах.
Звук, заполнявший кабину, казалось, был частью пересекаемого ими пространства. В нем слышался низкий гул моторов, резкий перестук множества механизмов, звучавших каждый на свой лад, и высокий тонкий звон дребезжащего от скорости стекла.
Поезд несся вперед. За окном мелькали цистерны с водой, деревья, хижины, силосные башни. Путь напоминал траекторию движения дворников по лобовому стеклу автомобиля: он то поднимался вверх, описывая дугу, то летел вниз. Линии телеграфных проводов, как будто состязаясь в скорости с поездом, мерно поднимались и опускались от столба к столбу?—?вычерченная в небе кардиограмма ровного сердцебиения.
Дэгни смотрела вдаль, туда, где рельсы таяли, превращаясь в расплывчатую дымку, из которой в любой момент могло появиться нечто смертельно опасное. Она задавалась вопросом, почему сейчас чувствует себя в большей безопасности, чем тогда, когда ехала в вагоне за локомотивом, почему ей спокойнее здесь, когда, возникни вдруг любое препятствие, она первая, сметая все с пути, врежется грудью в лобовое стекло. Дэгни улыбнулась, поняв, что знает ответ на этот вопрос. Она чувствовала себя в безопасности, потому что была первой и осознавала свой путь к поставленной цели, а не руководствовалась слепым чувством, когда человека тянет в неизвестность неведомая сила. Это было величайшее ощущение жизни: не верить, а знать.
Из окон кабины просторы полей казались шире: земля выглядела открытой навстречу движению, как
