Франциско покачал головой:
— Не спрашивайте об этом. Я и так рассказал вам больше, чем следовало. В любом случае вы скоро узнаете все остальное.
— Тогда почему ты рассказал это мне?
— Потому что... вы пробудили во мне нетерпение?—?впервые за многие годы.?—?Голос Франциско ожил.?—?Я никогда не хотел, чтобы кто-то знал обо мне правду. Но захотел, чтобы вы знали. Потому что знал: вы будете презирать повесу больше всего?—?так же как и я. Повеса? Я любил в своей жизни только одну женщину, и сейчас люблю, и буду любить всегда.?—?Это был непроизвольный порыв, и Франциско тихо добавил:?—?Я никогда не признавался в этом... даже ей.
— Ты потерял ее?
Взгляд Франциско устремился в пространство; спустя минуту он спокойно ответил:
— Надеюсь, что нет.
Свет лампы освещал лицо Франциско снизу, и Реардэн не видел его глаз?—?только рот, очерченный линиями выносливости и необычно печального смирения. Реардэн знал, что это рана, которую не следует бередить.
Со свойственной ему быстрой сменой настроения Франциско сказал:
— Ну что ж, уж недолго осталось!?—?и с улыбкой поднялся на ноги.
— Ты доверяешь мне,?—?произнес Реардэн,?—?поэтому я хочу доверить тебе свой секрет. Я хочу, чтобы ты знал, насколько я доверял тебе, прежде чем пришел сюда. И возможно, мне понадобится твоя помощь.
— Вы единственный человек, которому я хочу помочь.
— Я очень многого в тебе не понимаю, но в одном уверен: ты не сторонник бандитов. Нет.
На лице Франциско появилось лукавое выражение, он словно о чем-то умалчивал.
— Я знаю, что ты не выдашь меня, если я скажу, что собираюсь и впредь продавать продукцию «Реардэн стил» заказчикам по своему выбору?—?сколько захочу, при любой возможности. Сейчас я намерен выполнить заказ, в двадцать раз превышающий тот, за который меня судили.
Сидя на подлокотнике кресла в нескольких шагах поодаль, Франциско подался вперед и, нахмурившись, посмотрел на Реардэна.
— Думаете, делая это, вы боретесь с ними??—?спросил он.
— А как бы ты это назвал? Сотрудничеством?
— Вы хотели производить для них металл себе в убыток, теряя друзей и обогащая первых встречных ублюдков, которые имеют достаточно влияния, чтобы ограбить вас, принимая от них оскорбления за привилегию сохранить им жизнь. Теперь вы готовы на это даже ценой того, что оказываетесь в положении уголовника, рискуя в любой момент быть брошенным в тюрьму. И все это ради сохранения системы, которая может подпитываться только своими жертвами, только нарушением собственных законов.
— Не ради системы, а ради заказчиков, которых я не могу бросить на милость системы. Я намерен пережить их систему, я не позволю им остановить меня, не собираюсь отдавать им мир, даже если я?—? последний, кто уцелел. В данный момент этот незаконный заказ для меня намного важнее всех моих заводов.
Франциско медленно покачал головой, затем спросил:
— Кому из своих друзей в медной промышленности вы предоставляете привилегию настучать на вас в этот раз?
Реардэн улыбнулся:
— Не в этот раз. В этот раз я имею дело с человеком, которому полностью доверяю.
— Правда? И кто это?
— Ты
Франциско выпрямился.
— Что??—?спросил он так тихо, что ему почти удалось скрыть удушье.
Реардэн улыбнулся:
— Ты не знал, что теперь я один из твоих заказчиков? Это сделано через парочку подставных лиц, под липовым именем, но мне понадобится твоя помощь, чтобы пресечь излишнее любопытство. Мне нужна эта медь, она должна прибыть вовремя, и мне совершенно безразлично, арестуют меня или нет,?—?тогда я уже все сделаю. Я знаю, что ты потерял всякий интерес к своей компании, богатству, работе, потому что не хочешь иметь дела с такими бандитами, как Таггарт и Бойл. Но если то, чему ты меня учил, серьезно, если я?—?единственный, кого ты еще уважаешь, ты поможешь мне выстоять и победить их. Я еще ни к кому не обращался за помощью, а сейчас обращаюсь к тебе с просьбой помочь мне. Мне необходима твоя поддержка. Я доверяю тебе. Ты всегда говорил, что восхищаешься мною. Итак, моя жизнь в твоих руках, если тебе угодно. Медь «Д'Анкония коппер» направляется ко мне. Судно покинет Сан-Хуан пятого декабря.
— Что?!?—?Это восклицание свидетельствовало о явном потрясении. Франциско вскочил с места, не скрывая своих чувств.?—?Пятого декабря?
— Да,?—?изумленно ответил Реардэн. Франциско бросился к телефону.
— Я же просил вас не связываться с «Д'Анкония коппер»! Он стонал от отчаяния и одновременно от ярости.
Его рука потянулась к телефону, но тотчас вернулась на прежнее место. Он ухватился за край стола, стараясь сдержаться и не брать трубку. Сколько он простоял так, опустив голову, не знал ни он сам, ни Реардэн. Реардэн в оцепенении следил за отчаянной борьбой в душе Франциско. Он не понимал сути происходящего, знал только, что у Франциско достаточно сил что-то предотвратить и что он этой возможностью не воспользуется.
Когда Франциско поднял голову, Реардэн увидел лицо, искаженное страданием; казалось, каждая черточка кричала от боли, и вопль этот был еще ужасней от того, что лицо выражало твердость принятого такой ценой решения.
— Франциско... в чем дело?
— Хэнк, я...?—?Он покачал головой, затем встал и выпрямился.?—?Мистер Реардэн,?—?сказал он голосом, в котором слились сила, отчаяние и то особое достоинство, с которым произносится призыв о помощи, который не будет услышан,?—?когда вы будете проклинать меня и сомневаться в каждом сказанном мною слове... Клянусь вам, клянусь женщиной, которую я люблю,?—?я ваш друг.
Выражение лица Франциско во время этого разговора Реардэн вспоминал три дня спустя?—?после страшного потрясения, вызванного отчаянием поражения и взрывом ненависти. Стоя около радиоприемника в своем кабинете, он думал о том, что сейчас должен держаться подальше от «Вэйн- Фолкленд», о том, что убил бы Франциско Д'Анкония, попадись тот ему на глаза. Лицо Франциско вставало перед его глазами, когда он вслушивался в слова сообщения о том, что все три корабля с медной рудой «Д'Анкония коппер», направлявшихся из Сан-Хуана в Нью-Йорк, подверглись нападению молодчиков Рагнара Даннешильда и пущены на дно. Реардэн вспоминал лицо Франциско, зная, что потерял намного больше, чем корабли, которые лежали на дне океана.
Это стало первым провалом в истории «Реардэн стил». Впервые вопреки договоренности заказ не был выполнен. Но к пятнадцатому февраля, предполагаемой дате открытия железной дороги Таггарта, все потеряло значение.
Зима наступила рано?—?в последние дни ноября. Люди говорили, что это самая суровая зима на их памяти и что в необычайных снегопадах винить некого. Они не хотели вспоминать время, когда бураны не носились беспрепятственно по неосвещенным улицам и дорогам, не бушевали над крышами нетопленых домов, не мешали движению поездов и не уносили сотни жертв.
Когда «Таггарт трансконтинентал» в конце декабря впервые с опозданием получила топливо от «Денеггер коул», двоюродный брат Денеггера объяснил, что ничего не мог поделать; он должен был сократить рабочий день до шести часов, мотивируя это необходимостью поднять дух людей, которые работали не так продуктивно, как при его кузене Кене. Люди стали безразличны и небрежны в работе,
