извинения на самом высоком уровне.?—?Голос изобразил мягкую, выжидательную паузу.?—?Мистер Реардэн?..
— Я слушаю.
— Не могу выразить, как мы огорчены тем, что причинили вам неприятности и неудобства. Со всей этой кучей указов, формальностей, с которыми нам приходится иметь дело,?—?вы же понимаете, бюрократия!?—?у нас займет несколько дней, возможно неделю, чтобы опротестовать ваше уведомление и отозвать его... Мистер Реардэн?
— Я вас слышу.
— Мы бесконечно огорчены и готовы сделать все, что в нашей власти. Вы, конечно, можете потребовать возмещения за причиненные вам неудобства, и мы готовы все оплатить. Мы не станем ничего оспаривать. Вы, конечно, на правите такой протест и...
— Я ничего не сказал.
— Гм? Нет, не сказали... то есть... ну... что же вы сказали, мистер Реардэн?
— Я ничего не сказал.
— На следующий день из Вашингтона умолял другой голос. Но этот, казалось, не скользил по телефонному проводу, а подпрыгивал с веселой непринужденностью канатного плясуна. Он представился как Тинки Хэллоуэй и умолял Реардэна принять участие в совещании, «маленькое такое совещаньице, нас будет всего несколько человек?—?но на самом высоком уровне. Оно состоится в Нью-Йорке, в отеле „Вэйн- Фолкленд“, послезавтра».
— За последние несколько недель произошло столько недоразумений,?—?заявил Тинки Хэллоуэй.?—? Столько не приятных недоразумений?—?и совершенно ненужных! Мы можем исправить все это буквально за секунду, мистер Реардэн, если у нас будет возможность переговорить с вами. Мы страстно желаем встретиться с вами.
— Вы можете обязать меня явиться как свидетеля в судебном порядке, когда пожелаете.
— О нет! Нет!?—?испугался голос.?—?Нет, мистер Реардэн, зачем вы так? Вы нас не понимаете, мы очень хотим встретиться с вами на дружеской основе, нам не нужно ни чего, кроме вашего добровольного сотрудничества.?—?Хэллоуэй напряженно ждал, не послышится ли ему слабый звук отдаленного смешка; он ждал, но ничего не было слышно.?—?Мистер Реардэн?
— Да.
— Конечно, мистер Реардэн, в такие времена, как сейчас, совещание с нами может принести вам большие выгоды.
— Совещание... о чем?
— Вы столкнулись с серьезными трудностями... а мы стремимся помочь вам всем, чем можем.
— Я не просил о помощи.
— В наши неспокойные времена, мистер Реардэн, на строение общества столь непредсказуемо и непостоянно... столь опасно... Мы хотим быть в состоянии защитить вас.
— Я не просил о защите.
— Но вы, конечно, понимаете, что мы в состоянии быть для вас очень полезными, и если вы что- нибудь хотите от нас, любую...
— Я ничего не хочу.
— Но у вас могут возникнуть вопросы, которые вы за хотите обсудить с нами.
— У меня нет вопросов.
— Тогда... что ж, тогда...?—?Отказавшись от попыток изобразить, что оказывает любезность, Хэллоуэй начал откровенно умолять:?—?Тогда не согласились бы вы выслушать нас?
— Если у вас есть что мне сказать.
— Конечно, мистер Реардэн, конечно, у нас есть что сказать! Мы просим только об одном,?—? выслушайте нас. Дайте нам эту возможность. Просто приезжайте на наше совещание. Вы себя ничем не свяжете...?—?непроизвольно вы рвалось у него, и он замолчал, услышав появившееся в голосе Реардэна веселое и насмешливое выражение, мало что обещавшую интонацию, с которой Реардэн ответил:
— Я это знаю.
— Ну, я полагаю... то есть... так что ж, вы приедете?
— Хорошо,?—?сказал Реардэн.?—?Я буду.
Он не вслушивался в изъявления благодарности, отметив только, что Хэллоуэй все время повторял:
— В семь вечера четвертого ноября, мистер Реардэн... четвертого ноября...?—?как будто дата имела какое-то особенное значение.
Реардэн положил трубку и откинулся в кресле, разглядывая отблески пламени доменной печи на потолке своего кабинета. Он понял, что это совещание ловушка, но знал, что пойдет на это и что ее устроители ничего от этого не выиграют.
Тинки Хэллоуэй положил трубку и, весь в напряжении, нахмурясь, сел. Клод Слагенхоп, президент общества «Друзья всемирного прогресса», сидевший в кресле и нервно покусывавший спичку, взглянул на него и спросил:
— Ну что, не очень? Хэллоуэй покачал головой:
— Он приедет, но... Нет, не очень.?—?И добавил:?—?Не думаю, что он пойдет на это.
— То же говорил и недоносок.
— Я знаю.
— Недоносок сказал, чтобы мы и не пытались.
— К черту твоего недоноска! Мы должны пойти на это! Мы обязаны рискнуть!
— Недоноском был Филипп Реардэн, который несколько недель назад сообщил Клоду Слагенхопу:
— Нет, он не хочет брать меня, не хочет дать мне работу. Я попытался сделать, как вы хотели. Старался вовсю, но все бесполезно, он хочет, чтобы ноги моей не было за проходной. А что до настроения, то... послушайте, оно безобразное. Хуже, чем я ожидал. Я знаю его и могу сказать, что у вас нет никаких шансов. Он на пределе. Еще немного, и он сорвется. Вы сказали, что начальство интересуется. Скажите им, пусть и не пытаются. Скажите им, что он... Клод, да: поможет нам Бог, если они попробуют, они же потеряют его!
— Что ж, не очень-то ты нам помог,?—?сухо сказал Слагенхоп и отвернулся.
— Филипп схватил его за рукав, в его голосе внезапно прозвучало явное беспокойство:
— Послушай, Клод... согласно... указу десять двести во семьдесят девять... если он уйдет... у него не будет наследников?
— Верно.
— Они отнимут его заводы и... все остальное?
— Верно, это?—?закон.
— Но... Клод, они не проделают этого со мной, правда?
— Они не хотят, чтобы он уходил. Ты же знаешь. Удержи его, если можешь.
— Но я не могу. Вы же знаете, я не могу! И из-за моих политических взглядов и... за все, что я для вас сделал, вы же знаете, что он обо мне думает! Я не имею на него никакого влияния!
— Что ж, такое уж твое счастье.
— Клод!?—?в панике закричал Филипп.?—?Клод, меня ведь не выставят за дверь? Я же с ними, да? Они всегда повторяли, что я один из них, всегда повторяли, что я им нужен... говорили, что им нужны такие, как я, а не такие, как он... Люди моего склада, помнишь? После всего, что я для них сделал, после всей моей верности, моих услуг и веры в их дело...
— Ты, придурок чертов,?—?рявкнул Слагенхоп,?—?зачем ты нам нужен без него!
Утром четвертого ноября Реардэна разбудил телефонный звонок. Он открыл глаза и посмотрел в окно спальни на ясное, бледное небо, начинавшее светлеть, окрашенное в этот час в цвета неяркого аквамарина. Уже начали проглядывать лучи невидимого еще солнца, бросавшие на старые крыши филадельфийских домов нежно-розовый отблеск. Какое-то мгновение, пока его сознание сохраняло чистоту, подобную этому небу, Реардэн ничего не ощущал, кроме себя самого, и, еще не подготовив душу к тяжести чуждых ему воспоминаний, лежал тихо, очарованный тем, что увидел и почувствовал, переживая встречу с миром, который должен быть подобен этому небу и в котором само существование человека
