Пожилой… лет шестидесяти и седой.
— Встань, апостифик.
Какой еще апостифик, хотелось заорать мне, но вместо этого медленно поднялась. Меня пошатывало, но помощь никто предлагать не спешил.
— Иди за мной.
Удивлялась я себе. Все чувства будто удалил кто. Они были, они присутствовали где?то там в глубине сознания, но внешне никак не проявлялись. Один из побочных эффектов создания канала между апостификом и магом. Чувства ведь мешают току энергии, создают помехи. Но и избавиться от них нельзя — апостифка нельзя лишать воли, нельзя воздействовать на него магией, нельзя накладывать печать подчинения. Все это напрямую воздействует на ауру, переплетается с ней, подавляет ее потоки, после чего энергия от апостифика либо идет тонким ручейком, либо начинает так фонить, что ею вполне можно отравиться. Впоследствии я читала о таких случаях, когда маги, желая облегчить жизнь, полностью ломали сознание апостифика магически, превращая его в куклу, и даже энергию от них получали. Вот только какая?то не такая она была. Незаметно, исподволь после каждого сеанса она что?то меняла в сознание мага, пока тот не превратился в полную копию апостифика — такую же куклу, лишенную воли. Несколько таких случаев полностью лишили магов желания экспериментировать в этом направлении, и приходилось им мириться с тем, что воля и сознание апостифика неприкосновенны. И единственное, что им оставалось — ломать людей без магии. И за столетия маги научились делать это мастерски. Отсюда и обращение с апостификами как с вещами, нужными только, чтобы приносить пользу хозяину.
Это мне и объяснили там, куда отвел меня слуга. Разговаривали со мной уже не слуги, я поняла это по другой одежде, в которой преобладал красный цвет, очевидно цвет дома Кайтаидов. Наверное, подчиненные или ученики. И объясняли они мне не про то, что на сознание апостифика нельзя воздействовать магически, а про то, что мне выпала большая честь послужить хозяину. Остальное я выяснила уже позже. Кстати, воздействовать на сознание апостифика может только его хозяин, остальные просто не сумеют пробиться через закрученные вокруг него вихри силы. Будь иначе было бы слишком много покушений со стороны врагов. Сломал сознание чужого апостифика и его хозяин медленно умирает. Еще один момент — сразу после ритуала привязки апостифика к хозяину его сознание чрезвычайно податливо. Отсюда и отсутствие чувств и слепое подчинение. Этим тоже пользуются. Вот и промывали мне мозги о великой чести служении хозяину. Эти маги не учли только одного — я человек другого мира и те методики, которые они применяли к жителям этого, не срабатывали. Я просто не понимала половины того, что мне говорили. Спроси они об этом напрямую, я бы ответила, что они глупость несут. Но эти маги были слишком самонадеянны, чтобы усомниться в проверенных столетиями методиках. Они даже мысли не допускали, что они дадут сбой. А Маренс, который единственный знал, откуда я родом, ничего не объяснил, то ли посчитал неважным, то ли не счел нужным кого?либо посвящать в возможность путешествия между мирами.
Как же я впоследствии радовалась этой непомерной самонадеянности магов, которая уберегла меня от превращения в послушную куклу. Разговор, конечно, не прошел даром, и в комнату я вернулась в полной уверенности, что так и должно быть, что мое истинное предназначение служить хозяину, а моя прошлая жизнь всего лишь ошибка, прелюдия к жизни настоящей. Однако и это пошло мне на пользу. Если бы разговоры совсем не подействовали, то маги это заметили бы и изменили подход и, наверняка, справились бы. А так вроде все идет как надо, все стандартно, а то, что все эти внушения поверхностны, которые снесет малейшим ветерком, так это без глубокого обследования не определить, а архимаг Ортен Маренс еще не сошел с ума, чтобы допускать кого?то копаться в мозгах своего апостифика.
Следующие дни я запомнила плохо. Точнее вспомнить о них, при желании я могу, воспользовавшись трансом, только ничего особо интересного там не происходили. Меня просто дрессировали. Не в переносном смысле, а буквально. На этот раз не сам Маренс, а его ученик — викарус Жерис. Об уровнях магов я еще не знала и восприняла слово викарус просто как обращение к ученику магов. По сути верно, но не совсем. Но о ступенях и уровнях позже.
Этот Жерис должен был обучить меня этикету. Точнее поведению апостифика при важных встречах. Апостифик — это же резерв мага, а значит, всегда должен быть поблизости. Если встреча в доме — еще ладно, но если архимаг выезжает в гости, то там апостифик всегда рядом, в том числе и на встрече и на переговорах — слишком много в истории было примеров нападений на таких вот встречах, а значит, лишний козырь не помешает. Вот меня и дрессировали. Правильно делаю — дадут пирожок в конце занятий, нет — опять накатывалась боль. Первым делом разучили поклоны. Тут все просто — поясной поклон, шаг назад и в сторону, встав за спиной, чуть левее Маренса. И замереть. Вот это самое сложное. Сколько бы встреча не была — я должна была все это время стоять за плечом мага и даже не шелохнуться. Меня заставляли стоять почти весь день, а малейшая попытка пошевелиться причиняла дикую боль. С ужасом думала о том, что делать, если захочу в туалет.
Жерис, в общем?то, не был злым, но его отношение ко мне мало чем отличалось от отношений Маренса. Вещь и вещь, которую надо обучить быть полезной. Единственно, тут мне разрешалось задать вопрос, но не больше одного в день. О туалете и спросила. Жерис долго смеялся, потом объяснил, что это невозможно, если я буду контролировать себя. В доказательство заставил дежурить три дня, давая только жидкую пищу. Когда в туалет хотелось уже нестерпимо, викарус посоветовал просто отвлечься, решив какую?то задачу. Как ни странно, помогло. В общем, три дня выдержала спокойно.
— Но все равно так делать не стоит, — объяснил мне на следующий день Жерис. — Опасно. Может и мочевой пузырь лопнуть.
Вот козел!
— Но три дня подряд тебя никто дежурить не заставит, а сутки выдержишь спокойно, и никакой опасности в этом нет, — закончил он.
Первые дни эти тренировки позволили мне выдержать отсутствие чувств. Если мне не бывает скучно, обидно, весело, грустно, то какая разница, чем заниматься? Почему бы и не постоять? Непривычно и больно в конце, ноги гудят, но это вопрос привычки. А когда чувства стали все же пробиваться сквозь барьер — я уже втянулась. Кстати, спортом меня тоже заставили заниматься — как раз что бы выдерживать эти многочасовое неподвижное стоянии или что бы иметь возможность сопровождать мага в поездке. Он ведь может и уехать куда, а там кто знает, какой темп держать придется. Потому утром гимнастика: подтягивание, отжимание, бег, приседания. Все на полном серьезе, не побездельничаешь. Заниматься заставляли до изнеможения. Потом этикет, тренировка в языках, проверка знаний геральдики, истории, географии. Географией начал заниматься со мной Жерис. К обеду шла уже магическая тренировка — самая болезненная. Тут уже занимался со мной лично Маренс: выкачивал энергию до тех пор, пока я не падала. Потом меня относили в комнату и приносили обед.
Когда я приходила в себя достаточно, чтобы поесть занималась уже самостоятельно, книг мне натаскали много. Вечером экзамен по прочитанному и снова наказание, если что?то не усваивала. И так день за днем, день за днем. Через месяц уже не осталось никаких посторонних мыслей. Все сосредоточилось на том, чтобы выполнить задания как можно лучше, чтобы меня не наказывали. Монотонность действий угнетала. Еще через месяц я уже рада была поверить в то, что единственное мое предназначение — служить хозяину, ибо это приносило хоть какой?то смысл во все происходящее.
Наверное, я бы сломалась, если бы на второй месяц меня не начали учить ездить в седле. Все же не понимаю, я этих магов. Я несколько раз была на грани, чтобы смириться со своей участью и всякий раз маги не доводили дело до конца, останавливаясь на самом краю. Опять у меня единственное объяснение — они не имели дело с жителями другого мира. Лошади для любого человека моего мира, кроме деревенских, это романтика, приключения. Приключений мне и без лошадей хватало, а вот романтика… это не говоря уже о том, что мне просто было интересно. Вот этот интерес к лошадям и смел все воздвигнутые магами барьеры. Когда я впервые вернулась из конюшен — я буквально исхлестала себя по щекам, чтобы осознать, что я чувствую, что я это я. Я не сдалась.
— Соберись, тряпка! Папа должен мной гордиться! Он говорил, что я боец, а я расклеилась!
Может у меня ничего и не получится, но вещью я не умру. Я не вещь! Я Лена Лаврова и не должна об этом забывать. Никогда и нигде. Я повторяла себе это когда стояла рядом с Ортеном Маренсом на приемах — проверял, как я усвоила правила поведения. Шептала, корчившись на полу от боли, когда стонала на кровати от чрезмерных физических нагрузок, или когда лежала в больничном отделении, упав с лошади и растянув связки. Маги справились быстро, и на следующий день все вернулось на круги своя. А я то
