балконе – неудобно и на скорый конец – я не хотела совсем. Хотелось обстоятельно, долго, со вкусом, по большой и красивой любви…
– Антон, брысь! Ты мне лучше скажи… – я попыталась избавиться от его руки на моих трусах.
– Мама, пожалуйста, не брыкайтесь так жопой! Вы мешаете мне попасть пальцем вам в сфинктер!
– Куда? Совсем обалдел! – я изловчилась и всё-таки оставила его ладонь не у дел. – Это через трусы-то? Балбес! Слушай, Тошка, угомонись на минуту, пожалуйста! Тебе как моя мысль?
– Какая мысль? – спросил он таким тоном, будто вовсе не подозревал за своей ненаглядной тёщей способностей к какому-либо мышлению.
– Заткнись быстрей и очнись, по возможности! – я поцеловала его в наполненный дымом рот, и он поперхнулся, закашлявшись. – Прекрасно ведь понял, о чём я!
– О Танечке! – он перестал кашлять и улыбнулся. – Не, это вряд ли… не даст… Да и дед…
– Чего – дед? – я сжала его за торчащий под шортами хуй. – Что он – внучку не любит, по-твоему?
– Любит, конечно… – Антон поднял глаза на меня. – Вот потому и надаёт нам обоим по сраке, если пристанем к ней! С такими мыслями…
– Вот ты и пойдёшь его уговаривать, чтоб он по сраке нам давал мягче, а кому и нежней! – высказала я созревшее вмиг решение вслух. – А я буду убалтывать Танечку в вашей комнате! Пойдёт, Тоха?
– Пойдёт… – он только пожал плечами, похоже, внутренне расценив всю справедливость распределения сил: лёгких участков у нас с ним попросту не было.
– Если будет совсем край тяжело – добавь топлива (только в меру!) и жми на меня. Мол, мама просила до уссыканья в колготки! Он поймёт… – я подмигнула чуть опешившему от мелькнувшей в глазах догадки Антону, и напутственно шлёпнула его ладошкой по заднице…
– Танечка, где мой Де Сент Экзюпери? – я подставила стул, укладывая томик на шкаф- антресоль.
– Там, на столике, ма! – донеслось вполне беззаботно из кухни.
– Ко мне! – единственно к чему я была невыносимо строга, так это к постоянным рассеиваниям моих бестселлеров с библиотечных полок по самым паутинным углам квартиры; Танечка знала об этом… Я поставила стул на место.
– Ну, ма, вот же… – Танюша предстала на пороге комнаты и растерянно заозиралась вокруг.
– Сокровище моё… – я вздохнула, вперяя взор в потолок в направлении томика. И произнесла жалобно: – Туда я уже попросту не достану!
– Это Тошка закинул, когда убирал! – Танечка подставила тот же стул и потянулась за фолиантом.
Я подошла и обняла её стройные ножки обнажившиеся по самые бёдра из-под короткого халатика. Во мне сразу же всё отдалось очень нежным теплом по отношению к дочери. Я очень легко приподняла за попку её, обернулась и вместе с ней рухнула на стоявшую почти у колен застеленную софу. Софа, обалдев, тихо охнула, а Танечка тут же принялась отбиваться от меня, как в нашей с ней детской игре в “кошки- мышки”.
– Пусти, пусти, ой, мам, пусти! – она к моему удовольствию, по-прежнему, совершенно не выносила щекотки.
– Не могу я тебя отпустить! – я навалилась всем телом, прижимая к постели её бьющийся стройный стан. – Ты попалась и я тебя съем, моя милая мышка!
– Я не мышка, я кошка! – Танюшка ловко вывернулась из-под меня и через мгновенье я сама лежала с прижимаемыми к подушке руками. – Я сама тебя съем!
– Не ешь меня, я тебе пригожусь… – прошептала я расслабленно-ласково и поцеловала дочь в изгиб прижимающего меня локтя.
Изгиб дрогнул, и Танечка выпрямилась, усевшись попой у меня на лобке. «Мама!», прошептала она в ответ, «Ты опять, да? Я сейчас буду плакать…».
– Зачем? – поинтересовалась я и потянула её упирающиеся плечики к своей груди. – Ещё придумай мне, как врачу-сексологу, рассказать про всю противоестественность! Не хочу – мне Леночка рассказывала уже вчера!
– И что? – Танечка, наконец, поддалась и прижалась своими заострёнными лифчиком холмиками к моим большим мягким сиськам.
– И сосала, как маленькая, потом! И ничего… Танюш, я тебя люблю!
– Что сосала? – моя прелесть доченька была само недоумение. – Тебе грудь?
– Нет… клитор… – я с трудом подавила в себе желание использовать более отвязное слово “секель”. – И было очень хорошо, но… Танюш, я тебя люблю!
– Мамочка, я тебя тоже люблю! – заверило моё жизненное счастье. – Но я не буду сосать ничего! Мне не нравится это всё!
– Правда-правда? – я чуть озаботилась, пытаясь сбить её жёсткую категоричность в вопросе, и потянула с её попки халатик. – Танюш, а ты сколько раз пробовала? Только честно…
– Как это сколько? – она безуспешно пыталась вернуть всё заново и всё сильнее задираемый на ней халатик на место. – Нисколько, конечно же!
– Бедненькая моя! – я искренне пожалела доченьку, забравшись ладонью ей в трусики и сжав одну половинку попки. – Ну давай хоть разик попробуем! Ну, Танюш!
– Ну, мам, нет! – она замерла попкою и растерянно моргала в глаза.
– Я люблю тебя уже всю жизнь, Танюш, и мы всегда пробовали, как бывает «нет». Ну давай хоть разик попробуем, как бывает «да»! – я поцеловала её в ротик и долго искала в нём её язычок в ответ.
Но ответ последовал лишь после того, как я сняла до колен её трусики и осторожно погладила по мягким выпуклым полушариям. Язычок дочи зацепился, наконец-то, за мой, и на несколько бесконечных минут меня накрыло неописуемой негой…
Мягко перевернув Танечку на спинку, я принялась распоясывать на ней голубой атласный халатик.
– Тошка вкусно лижет? – я вела язычком по чуть заметному пушку на животике к выпирающим рёбрышкам.
– Да… – Танечка, похоже, начинала терять возможность говорить пространно.
– Я тоже попробую… – я качнулась на четвереньках к чисто выбритому лобку моей Танечки и коснулась губами складки в стрелочке. – Разведи…
Вместе с речевыми возможностями доченька, кажется, утратила слуховые и двигательные: её ножки лишь чуть дрогнули в коленках, и мне самой пришлось отводить в стороны белые стройные ляжки. Розовая пизда со скромно сложенными губками приоткрывалась медленно, как бы нехотя. Я поцеловала её в тёплые гладкие губы и своим ртом чуть приоткрыла их зёв. Танечка чуть слышно ахнула, когда мой язык на всю длину вошёл в её небольшую подсоленно-кисленькую пещерку. Я подумала, что вряд ли при первой предоставившейся мне возможности смогу найти “точку G”, и потянулась губами к сладкому малиновому клиторку. Дочь сразу же напряглась в булочках, и дыхание её резко хаотизировалось. Я принялась нежно покусывать губами и оттягивать на себя крошечный капюшончик податливой кожицы, а когда мой язык заскользил вдоль и поперёк восставшего бугорка, я почти утратила контроль над собой и погрузилась вся целиком в радость доставляемого доченьке блаженства. Едва улавливая учащающиеся стоны и прерывающееся дыхание, я скользила в разрезе её своим языком и чувствовала всей собой, казалось, как накатывает волнами неотвратимого приближения её долгожданный оргазм. Я нежно сжала в одной ладошке её грудку под лифчиком, а другой коснулась животика и лишь чуть щекотнула пупок, когда Танечка прыснула в рот… Струйка короткая и горячая была проглочена мною с жадностью истомлённого жаждой странника в жаркой пустыне, и сама я оказалась почти на грани оргазма – в тот момент вполне достаточно было коснуться моей пизды пальцем, и она бы отреагировала по полной программе…
Тоха чуть опоздал с его хуем. Через минуту мне было хорошо, но я уже соскользнула с той тонкой черты и теперь лишь сладко вытянулась, почувствовав позади вверзающийся в меня мужской член. Странным образом я узнала зятька, даже не обернувшись к нему, и продолжала целовать своим взмокшим ртом дочку-Танечку в лицо, в лобик и в плечи.
