Вообще-то, я сомневалась уже, что этот отлаженный на мамочке метод вдруг подойдёт, а он взял и показал! И ещё так спокойно, как будто это он карту с доски своей снял, чтобы продемонстрировать очередной экспонат… Но я-то чуть ниафигела с этого его «экспоната»:
- Ой, а чего он у вас такой большой?! А чего он висит? А я можно потрогаю? – у меня к нему сразу появилось столько разных вопросов и вспыхнул жизненный интерес…
- А чего должен, по-твоему, делать? – я не обращала сильно внимания на него уже, но кажется там наверху он пытался то ли хихикать то ли улыбацца прям надо мной…
Я взяла его за упруго-горячую плоть… и мне понравилось так, что я чуть тут же не расцеловалась с ним… Но тут мне чуть руку ни атарвало! Он встал почему-то так быстро, когда я его только сжала разок, что у меня с ним весь кулак в обратную сторону вывернуло ш!..
- Ой, Кирьянова, вот этого я уже и от себя не ожидал! – прореагировал он там наверху. – Прекратили немедленно и по домам!
- Ага… Сейчас… - я ведь не могла уже просто от него отцепицца и поэтому сжала его изо всех сил в своих руках, посмотрела на него в глаза как можно жалобней, и быстро-быстро задёргала кулачком по твёрдому уже как камень стволу… - Сейчас, Георгий Павлович… Я сейчас…
Он дунул так, как будто воздерживался уже суток пять от всех вообще поцелуев, а не только на третьем этаже… Струя его спермы чуть не засвистела, когда пролетала у меня мимо ушка куда-то сзади на стол, а одна капелька попала на воротник, который я потом целую неделю дома прятала, никому не показывала и наслаждалась в тиши…
- Ойх!.. Маришка-Маришка… - он с чего-то наклонился ко мне и решил, что я тоже умею уже целоваться и поэтому поцеловал меня сразу в губы и в нос. – Ты прелесть!..
- Идите уже, Георгий Павлович – я сама тут всё уберу!.. – я пошла за меловой тряпкой к доске. – Я вас правда люблю, не подумайте!.. Только у меня мания педофильная, а карты у вас вообще все неправильно нарисованы, потому что я в них не разбираюсь!
- Ключи в учительскую занеси – я там подожду! – он с чего-то смеялся, но мне тоже было так хорошо, што не передать, хоть я и старалась об этом ему пока не рассказывать… - Действительно – плакала моя «педагогная честь» с тобой!
И он вышел за дверь, а я подумала, что плакала она всё-таки здорово – такой резкой струи себе я даже не представляла ещё! И я принялась вытирать с парты меловой тряпочкой две огромные наплаканные молочные кляксы…
Мартышка и Сиреневая Весна
А потом Ирку вызвали к заучу за меня.
Я тогда уже большая была и закончила пединститут, потому что решила пойти по профилю своей жёской болезни и разобрацца с ней уже на профессиональной основе. К тому времени мне не надо уже было вставать в семь утра и под звуки «Пионерской зорьки» заставлять Ирку есть бутерброды, но зато приходилось вставать в полшестого, чтобы попроверять недопроверенные как всегда с вечера их тетради…
Ирка же с Лешкой тогда с непонятно чего совершенно забросили моё воспитание и сами вели себя словно маленькие – то уедут в какой-то «круиз» и меня не берут, то устроят себе «вечеринку любви» с древнереликтовой музыкой и ибуцца там под Metallic’у со своими такими же шалопаями как они, то вообще свалят в кино на три дня – а я одна на всю семью с кошкой Пуськой весь дом подметай и ещё на работу ходи!..
А зауч у нас была строгая, а я разбила стекло.
А фигли оно стояло там в коридоре – я об него чуть не порезалась, когда все эти хрустально- сказочные витражи проводившейся реконструкции аш посыпались словно град мимо меня! Грузчик Фёдор- Матвей потом извинялся как мог, шо приткнул их у нашей стены, и весь плакал у меня на груди и умолял не выгонять его за это, наконец уже, в армию!..
Хотя Ирку не за это, конечно, к заучу вызвали, а просто они с ней были по чём-то подруги – может учились где вместе или стояли плечом к плечу у станка… Хотя видела я тот папин «станок», а зауча нашу – Элизабетт Ольговну – там вовсе не видела.
И вот Ирка пришла, как прилежная мать, только в мини-юбке своей наизнанку – у них такая фишка в тусне – а я совершенно случайно вошла, мне вообще-то домой пора уже было идти.
И вот картина: я – в с утра отутюженной форме, белоснежной блузе с элегантным приоровским галстучком, в юбке ниже колен, в этих тесных чулках и на неудобнейших, но педагогически-правильных шпильках; и эти две оторвы – в сигаретном дыму в основном из одежды, и в фрагментах нижнего белья в виду разноцветия своего выдаваемого за верхние одеяния!..
- Элизабетт Ольговна, как вам не стыдно! А как же пример детям, особенно младших классов ваших, которые теперь уже старшие?! – я, искренне негодуя, отобрала у них розовые бычки Vouge-La’Art’а и распахнула окно, чтобы солнце и ветер напомнили им уже о существующей в мире весне и безумящем запахе сирени, а не только сигаретных затяжек в один паровоз на двоих…
Но им, оказывается, не очень-то надо было напоминать…
- Маришк, отлижи?! – Ирка совершенно бесстыже уж ссовывалась задницей со стола из-под своей мини-юбки и выворачивала передо мной свои мягкие губки – ходить без трусов в любое время года это как- то тоже считалось приличным у них, хотя я и ругала её за это уже пару раз!
- Ты опять без трусов, Ирка?! Май на дворе! Всем же видно! У тебя – дочь учительница, муж попался хороший такой, а ты ведёшь себя, как лахудра! Быстро брысь со стола, мне журнал надо вниз положить!
- Ну, Маришк, ну пожалуйста!.. – Элизабетт Ольговна пристроилась в парочку к ней и тоже задрала на себе какое-то полухиппическое приключение.
Мне стало так неудобно за них, что я вынужденно опустилась, прямо как была в полной форме, перед ними на коленки (блин, колготки порвуцца опять!..) и, так и быть, поцеловала Ирку в коленку…
- И меня! – Лиз сразу заелозила попою всей от нетерпения, и я поцеловала её…
Ой, они такии смешные, когда кончают! Моя Ирка обоссала́сь…
Они просто пользовались моей известной им слабостью – ну, что я люблю разных там педагогов и ихних детей – хотя в этот момент я уже, признацца, не до конца разбиралась, кто из нас там всех был больше педагоги-родители, а кто дети их: цветастые эти чудеса передо мной без трусов одна с лахматой, другая с побритою пёздами, конечно вроде ш и рожали меня и воспитывали в своё время, но ведь и я теперь была хоть и в рискующих стереться до дыр, но в форменных и настояще-училкофских колготках и юбке!.. А у Лизки такая прикольная родинка на правой большой губке и мини-татуаш от неё стрелочкой, просто ф-кайф!..
Поэтому я и первой её стала лизать в мягкую щель – она почему-то мокрая вся была уже, розовогубая и растянутая аш до попы, как будто она ибёцца не переставая три раза в день, а ведь я её знала как зауча, то есть строгую и деликатную в отношениях как минимум восемь часов в сутки это точно! Лиз хихикала придурашливо и всё время пыталась оттянуть меня к себе прямо за ушки, отчего у меня всё время сползали с носа на лоб куда-то мои дорогие очки… А Ирка себе мастурбировала тихонечко, трогала меня за правую сиську ладошкой и до всхлюпов и чмоканий страсно целовалась с Элизабетткой взасос!..
Я закашлялась, когда Лиз задрожала вся опирающимися сзади на стол руками и особенно жопою, сильно сжала свои пухлые ляшки и стала впрыскивать мне струю за струёй свой сок любви чуть ли не в самое горло…
- Лизка, бля… - я говорила с трудом. – Я же чуть не захлебнулась… исз-за тебя!.. И очки мою дужку погнула… Прикинь, если бы я вообще утонула – а ну делайте мне теперь искусственное дыхание, вы – мокрощелки!
И они сразу сделали – а куда им было девацца ж?! Только щекотно это было до того, что я сама чуть не поописалась, когда они барахтали меня по столу и целовались в самые неприличные мне места и
