– Ну с этим, допустим, вы несколько погорячились! Солнце было таким же, каким оно было всегда. Лишь ваше воспалённое восприятие страдало этим вечным закатом…
Эта фраза была произнесена уже не изнутри, а извне. Тем, кто вообще-то до этого всегда находился лишь внутри... Он резко распахнул глаза и, превозмогая боль, повёл яблоками глаз. Рядом с лицом доброго света улыбки находилось ещё одно лицо. Ещё один алгоритм-производная от этого солнечного всё исполняющего света. Но он тут же зажмурился от вспышки света исходящей от этого второго солнечного сияния и единственной мыслью после встречи с ним у него остался вопрос: как этот болевой и ослепительный его собственный всегда фактор смог оказаться во внешнем, не контролируемом им мире?
– Контролируемом… Вполне и вполне… Отдыхай, малыш!.. – показалось вздохнул тот же голос, отдаляясь. – Восстановительное размещение по классу 'Эстет-симпл_11', не позабудьте…
А он понял, что его собственные мысли как-то и почемуто и вполне очень естественно почти полностью прозрачны для окружающего его пространства…
Он открыл глаза. Свет окружения стал будто немного мягче. Второе лицо исчезло. Боль стихала от улыбки этого первого встреченного им здесь и явно доброго существа. Мозг тщетно искал среди известных дефиниций подходящее определение для осознания образа. «Медсестра… милосердия… миг света… или… или…», подбираемые понятия покинутого им мира были чем-то неуловимо схожи и во многом соответствовали образу, но лишь частично – выразить ощущения в целом все они всё никак не могли.
– Эйльли! – рассмеялся совсем по-детски этот очаровательно-чудный образ, склонившийся над ним. – Меня зовут Эйльли!
Ему показалось, что он с его покинутым им миром отличался от этих существ чистого света примерно столь же, сколь питекантроп отличался от милых и дорогих ему людей его оставшегося позади времени. Понимание этого настойчиво и постепенно наполняло его, несмотря на то, что он по-прежнему не мог определить даже приблизительно свои координаты во времени и пространстве.
– Ты в далёком относительно вашего времени будущем, Стей! – её ясный голос звенел чистотой во всём его новом существовании. – Мы на Земле. И географически даже не очень далеко от места твоего знаменитого прощального взлёта…
Чистые нотки мягко всплеснулись тихой почти сразу ускользнувшей грустью. Он снова закрыл глаза и подумал: «Это рай?».
– Это генная реанимация! – зазвенел над ним лёгкий смех, и он понял уже со всей уверенностью: «рай». – Ты пока часто не открывай глаза. Больно же! Скоро станет легко. Элай-Эн ушёл уже, а он никогда не уходит не завершив операционного комплекса, вплоть до наложения последней нивелир-стрелки, что вообще-то уже находится в ведении младшего оперперсонала. Звучит парадоксально, но его уход это непреложное счастье для его пациентов :) И боль скоро пройдёт!
Боль действительно отступала. Светло было по-прежнему всё, и дыхание было наполненно огнём, но огонь словно переставал обжигать, а свет, нисколько не ослабевая, переставал ослеплять и ранить болью глаза. И тут он почувствовал, что у него есть тело. Мириадами вспыхнувших искорок отозвались ближние и самые дальние уголки его бренной плоти.
– 'Бренной'! – засмеялась Эйльли, и он, не выдержав, открыл глаза, несмотря на ещё лёгкие взрезы- покалывания в уголках век. – Ты вечен, Стей! И твой игровой физический носитель, или «плоть», тоже сейчас достаточно далёк от кратковременной бренности!..
«Я – вечен…», с усердием достойным любого не взрослого совсем индивидуума повторил он чем-то неуловимо знакомое ему понятие. «Детский сад какой-то!», сердито подумал, почувствовав некоторое бессилие собственной мысли перед поставленной для решения задачей.
И больше не закрывал глаза. Боль и так пройдёт. Было ослепительное утро, а если я не увижу больше этого никогда! Но боль стала накатывать протяжными, не сильно беспокоящими волнами, и он совсем не заметил, как впал из этой кажущейся ему сном реальности в полное забытье…
…Искрящийся огонь казалось охватил всего. Он словно горел изнутри ярким факелом чувств. Волны боли и волны блаженства словно сошлись на просторе его существования и заходились сейчас в колоссальном огневороте, а сам он одновременно уносился этим огневоротом в бездонную глубь и восходил пылающим крыльями фениксом из его могучих энергетических недр. Его тело обрело стальную упругость, веки пылали, дыхание замерло.
– Смотри!
Он улыбнулся и открыл глаза. Нежно-лёгкая, прохладная воздушная волна прокатилась по его телу и ему показалось, что он проснулся. Комната пронизанная светом. Солнечно-яркий рассвет в прозрачную стену, распахнувшуюся ширью в неуловимо-тонких линиях своего построения. Он лежал в тёплом снегу. В сугробах покрывающих его чуть ли не до самых глаз. Он попытался разгрести снег. Снег оказался немногим тяжелей воздуха. Он вынырнул из-под покровов этой снежной лёгкости и оказался сидящим полностью обнажённым на широком поле заполнявшем почти всю комнату утреннего солнечного света и должно быть обозначавшим его кровать. Одного взгляда на окружавший его мир хватило для возникновения сразу двух парадоксальных для его восприятия явлений. Первое из них заключалось в том, что рядом на кровати сидела в столь же «совершенном», как и у него самого, наряде, красивая девушка, с прекрасными чертами лица которой он только что расстался во сне. Второе состояло в том, что тело у него было не его! Он видимо столь ошарашенно переводил взгляд с этого непонятно как реализовавшегося неземного очарования на собственное тело и обратно, что Эйльли не выдержала и рассмеялась:
– Нет, Стей, с ума ты уже не сойдёшь! Элай-Эн никогда не забывает о пси-блокираторах!
– Где я? – спросил он, смутно припоминая, что вопрос этот уже был задаваем им в давешнем сне.
– В КапеllaN’е, в Центре генной реанимации и реабилитации, – улыбаясь, сказала девушка.
«Геена огненная!», рассмеялся кто-то ещё, казалось, оставшийся всё-таки частично у него внутри. И он нашёл выход, не снявший ни одного из двух возникших вопросов, но как бы отдаливших необходимость ответов – он нырнул под покровы нежных белых сугробов и зарылся в них по самые глаза вновь.
– КапеllaN находится в AlloStar’е – городе географически близком к месту твоего пребывания в далёком прошлом. AlloStar, таким образом, находится на Земле, ну а остальные основные сведения по известному нам строению Вселенной получишь на start-стадии реадаптации. Уже? Понял?
Что-то показалось ему странным в речевых оборотах этого почему-то сразу безумно любимого существа.
– Да. Понял, – сказал он. – Хорошо. Когда… я?...
– Твои речевые обороты странны не менее, – с улыбкой парировала эта смуглая пронизанная светом прелесть в ответ на его мысли. – У меня это оттого, что я пытаюсь говорить с тобой на твоём языке, каким мы его представляем себе, а у тебя просто первая стадия адаптационного процесса. У обоих – пройдёт. К твоему вопросу: «когда» – что? Умер или воскрес?
Исходя из всего прошлого опыта его существования для него одинаково «понятными» были оба предложенных ею варианта. Наверное поэтому он выбрал третий, чуть ли не ещё более нелепый:
– Когда… я… живой?...
– Очень определённо сформулировано, – заметила Эйльли, стараясь не улыбаться, что давалось ей с видимым трудом. – Попробуем по порядку. Ты был живым, то есть жил на рубеже XX-XXI веков одного из древних летосчислений. Дата твоей физической смерти, отчасти благодаря тебе самому, точно установлена не была. Надо сказать ты внёс довольно умелую путаницу в этот вопрос. Школа Даля. Дата твоего воскресения – тридцать седьмое апреля (максимальное соответствие также лишь предполагаемому дню твоего древнего рождения) седьмого солнцеворота четвёртой галактической пульсации. Уже?
– Понял! – успел отреагировать он. – Почти…
– Меня, кажется, зовут Эйльли! И Элай-Эн мне сказал с тобой долго не разговаривать!
– Так не говорят – «меня, кажется, зовут». Это я должен был про себя про тебя подумать, что тебя, кажется, зовут Эйльли. Но мне совсем не кажется и я отлично помню свой сон! – твёрдо заявил он.
– «Про себя про тебя» – я внесу в память, чтоб не забыть!
– Не надо! – умоляюще произнёс он, путаясь окончательно. – Элай-Эн твой что сказал тебе делать?
– Точно! – вдруг округлились в ужасе её бездонно-карие глаза. – Чуть не забыла!
