— Живой он, Петро Иваныч, как есть живой.
Это было первое, что я услышал, придя в себя. Оказывается, я всё ещё сидел в седле, однако держался в нём исключительно благодаря паре верёвок, которыми был привязан к седлу, и тому, что меня прислонили спиной к холодному стволу дерева. Конь подо мной нервно переступал, отзываясь на грохот пушечных залпов. Меня окружали донские казаки, видимо, те самые, войскового старшины Смолокурова, что зашли цесарцам в тыл.
— Верно, — сказал седоусый казак в летах в мундире с офицерскими витыми погонами, видимо, тот самый войсковой старшина. — А ты, Макарыч, не хотел на него корпию переводить.
— И сейчас скажу, — пробурчал ещё более пожилой казак с сивой бородой, — что зря. Не вытянет он. Вижу. Слишком тяжко ранен. Если его сразу к фершелам отправить, то — да, а так… Помрёт.
От таких слов мне стало весьма не по себе. Быть может, именно из-за них я решил жить. Жить, во что бы то ни стало. Назло всем и вся. Цесарцам, кирасирам, серым немцам и этому сивобородому казаку- пессимисту.
— Ваше благородие, — обратился ко мне войсковой старшина, — ехать можете?
— Могу, ваше высокоблагородие, — усмехнулся я, морщась от боли в раненом боку. Он, кстати, был изрядно перемотан полотном и залеплен корпией, на левой руке также красовались несколько вполне профессионально наложенных повязок. — Я не слишком хороший наездник, но в седле удержусь, не смотря на раны.
— Хорошо бы ещё драться смог, — буркнул сивобородый казак, — а то толку с тебя.
— Хватит ворчать, Макарыч. А тебе, штабс-капитан, я никакое не благородие и не высокоблагородие. Я — войсковой старшина Смолокуров.
— Ясно, войсковой старшина. Я вполне могу и держаться в седле и драться.
— Вот и отлично, — кивнул командир казаков. — Драгуны атаку с минуты на минуту затрубят.
И действительно, не прошло и пары минут, как звонко запели эскадронные трубы. Драгуны пошли в новую атаку на римские порядки.
— Казачки! — вскричал тут же Смолокуров. — Не посрамим Дону родимого! В пики их! В шашки! Бей врага! Руби! За мной!
И казачий дивизион устремился через давно вытоптанный подлесок на сбившихся в тесные каре священных цесарцев и венгров. Их обстреляли драгуны с фронта и казаки с тыла. А после устремились в рукопашную.
— Ходу! — кричал войсковой старшина Смолокуров. — В намёт! Ходу! Бей их пока не очухались!
Я отбил палашом ствол, направленного в грудь моему коню мушкета, и выстрел его пропал втуне. Второй удар я обрушил на голову гренадера, целившего в меня. Гребнистая каска не спасла его. Тяжёлый клинок баскетсворда развалил её на две половины, вместе с головой цесарца.
Казаки насаживали врагов на длинные пики, рубили шашками, расширяя брешь в их построении. Не смотря на это, людская крепость стойко держалась. Гренадеры Священной Римской империи вполне оправдывали всё, что о них говорили. Стойкостью и крепостью они превосходили аналогичные части иных армий Европы. Нам пришлось отступить от их каре, а в спину нам грянул слаженный, хоть и не слишком точный залп.
В итоге короткой, но исключительно яростной схватки в ледяной грязи остались лежать несколько десятков римских гренадер и с дюжину казаков. Дивизион был изрядно обескровлен, и новая подобная атака могла стать для него последней. И, похоже, войсковой старшина отлично понимал это.
— Крепки гренадеры, — протянул он, — крепки.
— Не взять нам их, — буркнул сивобородый казак, носивший звание подъесаула и имя-прозвище Макарыч.
— Хитростью надо брать, — сказал Смолокуров, — а не в лоб кидаться. Хитростью возьмём.
— И как же? — спросил Макарыч.
— Я возьму лошадей с убитыми казаками, — ответил третий и последний офицер дивизиона есаул Мятников, — привяжем их к седлам, и наеду на них с фланга. А как они залп дадут, так вы их и атакуете.
— Это же верная смерть?! — вскричал Макарыч.
— Сам знаешь, что я и так не жилец, — ответил Мятников, — с двумя пулями в брюхе долго не протяну.
— С Богом, есаул, — сказал ему войсковой старшина. — С Богом, Саша. Отчизна тебя не забудет. Вперёд!
Есаул Мятников лихо свистнул и врезал своему коню пятками в бока. Остальные рванулись за ним, однако казаки удержали их, лишь те, в сёдлах которых сидели мёртвые, поскакали вперёд.
— Вперёд, казачки! — кричал Мятников, лихо вращая шашкой над головою. — Руби их, гадов римских! Бей-убивай, кто в Бога верует!
Он с мёртвыми казаками пролетел по флангу каре, нанеся несколько быстрых ударов шашкой и, кажется, даже срубив одного. Как только они подскакали на достаточное расстояние, каре дало залп, боковой и задний фасы его окутались облаком дыма, совершенно скрыв римские построения.
— В бой! — скомандовал Смолокуров, вскидывая шашку.
— Погодите, войсковой старшина! — ухватил я его за руку. — Постойте!
— А они ружья перезарядят?! — дёрнул рукой Смолокуров. — Не мешай, штабс-капитан!
— Да погодите же! — Я левой рукой перехватил поводья его коня, позабыв про боль «стреляющую» при каждом движении. — Римские каре слишком близко! Они должны были попасть и по своим! А их совершенно не видно! Вы понимаете меня, войсковой старшина?!
— Разумею, — протянул тот. — Это, выходит, в тебя из незнамо откуда пули прилетели, выходит, там враг, выходит…
В подтверждение моих слов грянул залп. Не разобравшись, цесарцы выстрелили по своим. Каре, которое мы не смогли взять наскоком, ответило залпом в упор. Их соседи не промедлили.
— Сами себя бьют! — рассмеялся Смолокуров. — Сами себя, черти, губят! Не разобравшись!
— В этом каре, — мне приходилось сильно повышать голос, чтобы перекричать залпы римских мушкетов, — мы убили офицера! А унтера, видимо, не справляются с ситуацией! Не понимают, что по своим стреляют!
Наконец, порывистый ветер окончательно развеял дым, укрывавший каре, и гренадеры поняли, что к чему. Вот только унтера уже скомандовали «Feuer!», обрушив на соседей шквал свинца. И соседи не выдержали. Тот факт, что по ним стреляют свои же, оказался фатальным. Гренадеры бросились бежать, прямо в наш лес, под пики и шашки казаков. Это было форменное избиение, никакой красоты и благородства, самая обычная кровавая работа.
Я рубил бегущих мимо солдат палашом, стараясь просто не думать, что я делаю. Иные казаки, однако, настолько увлеклись этим процессом, что уже через несколько секунд оказались перемазаны кровью с ног до головы.
— Довольно, казачки! — осадил их войсковой старшина. — Хватит! Стройся! Отходим на полверсты вглубь леса. Мы изрядно насолили латинянам, сейчас нас будут отсюда выбивать.
Дыра в построении гренадеров цесарцев — или латинян, как выразился Смолокуров — не осталось незамеченной драгунами. Два смешанных русско-французских дивизиона устремились в пролом, на скаку паля из ружей в растерявшиеся каре. Даже ответные залпы оказались не слишком уверенными, кажется, ни
