пропадающих трупах, я сразу понял, что они тут замешаны. К тому же имечко Ляйхе даётся не просто так, верно?
— Если они сумеют наделать новых Ляйхе из пропавших трупов, — сказал Кмит. — Чёрт! Да если эти ваши серые мундиры смогут сделать одного такого Ляйхе из десятка, даже сотни трупов, похищенных с кладбищ и погостов… — продолжать он не стал, слишком уж мрачной оказалась обрисованная перспектива.
— Вот поэтому, господа, мы и едем в замок Ортельсбург, — не преминул заметить Ахромеев, — чтобы остановить доктора Тотемагиера, думаю, его имя говорит вам не меньше, чем Ляйхе. А вы стреляться хотели.
— Оставьте уже, Ахромеев, — отмахнулся я. — Я думал мы всё решили относительно нашего недоразумения в трактире.
— Да, да, — выставил руки перед собой майор, словно защищаясь от меня. — Абсолютно всё.
Остановились мы на постоялом дворе, практически пустом по нынешнему смутному времени. Хозяин его был несказанно рад нашей компании, не смотря на всю подозрительность. Тем более, что платили мы не ассигнациями, а полновесным серебром. Вне городов бумажным деньгам, введённым императрицей Екатериной Второй, не слишком доверяли. Обыватели деревни, на краю которой стоял постоялый двор, сидевшие за угловыми столами, совершенно не удивились компании гренадер и людей в статском. Мы удостоились лишь коротких, не слишком заинтересованных, взглядов, когда сменили мундиры на регулярное платье, спустившись следующим утром к завтраку.
— Послушайте, Суворов, — сказал мне за завтраком Кмит, — можно задать вам вопрос?
Мы сидели за одним столом, вместе с гренадерами, Ахромеев со своими людьми занимал другой. Столы были хоть и соседние, но расположены довольно далеко друг от друга и Ахромеев слышать нас не мог.
— Валяй, — махнул ему я. Кмит скривился. Ему было сложно вот так сразу отбросить военную дисциплину и субординацию, накрепко въевшуюся за годы в кадетском корпусе и несколько первых месяцев в действующей армии.
— Отчего Ахромеев питает столь необычную привязанность к вам? От мог обратиться к любому другому офицеру, не знающему о его службе в тайной канцелярии. К тому же, думаю, у него есть много куда более хороших знакомых, нежели вы.
— Ахромеев считает меня чем-то вроде живого талисмана, — ответил я. — Мне ведь удалось выбраться из таких передряг, в которых многие сложили бы головы. Вот он и взял меня с собой. И остальных, в нагрузку ко мне, так сказать, — усмехнулся я и добавил: — Обращайся ко мне на «ты». Не забывай, мы более не солдаты и офицеры, но обычные охранники некоего графа Ахромеева. Не более того.
— Я постараюсь, — буркнул он, мрачнея на глазах.
— В тебе-то я не сомневаюсь, — вздохнул я, — а вот с солдатами как быть? — Я покосился на своих гренадер, занимавших третий стол. — От их вашбродей у любого уши заломит.
— Только здесь, — сказал Фрезэр. — В Пруссии нас попросту никто не поймёт.
Так и ехал наш странный кортеж до самой прусской границы. В связи с начавшейся войной, она была перекрыта с обеих сторон. Всюду сновали патрули и пикеты наших и прусских улан и гусар. В приграничной полосе мы наткнулись на такой, к счастью, наш. Уланы на легконогих конях быстро догнали нас, взяли в кольцо.
— Не время сейчас на отдых ездить, — сказал командир разъезда — ротмистр с лихо торчащими усами. — Тем паче, к немцам. Они предали нас, да и, говорят, сейчас в Пруссии скверно относятся к нашему брату, русскому.
Так он отреагировал на объяснения Ахромеева.
— Господин офицер, — ответил тот, тоном настоящего аристократа, которому весьма надоедают всякие тупоумные военные с их глупыми войнами, — я езжу в Тильзит с самого детства. Три поколения графов Ахромеевых ездят в этот город ранней весной. Тамошний климат изрядно помогает нашему здоровью.
Ротмистр бросил на Ахромеева неприязненный взгляд. К нему подъехал один из улан и громко, так чтобы слышали и мы, сказал:
— А может они шпионы немецкие?! Надо бы в расположение доставить.
— Ротмистр, — махнул офицеру Ахромеев, — на пару слов.
— Денег не возьму, — отрезал тот, — время военное.
Слишком уж нарочито прозвучали его слова, будто не Ахромееву он говорил, а своим людям. Однако с Ахромеевым отъехал на два десятка шагов, чтобы не было слышно ничего. Дал ли ему Ахромеев денег или же бумагой отделался, не знаю, главное, когда они вернулись, ротмистр махнул своим людям. Те, не смотря на явное недовольство, подчинились приказу.
В дальнейшем путь наш до самого Ортельсбурга прошёл вполне спокойно.
До самого замка мы не добрались. Мы уже видели его башни, в зрительные трубы можно было разглядеть людей, шагающих по стенам. Стоит ли говорить, что все они были в серых мундирах. А раз мы видели их, то и они могли видеть нас. Думаю, зрительные трубы имелись и у наших врагов.
— Проникнуть за стены замка можно только одним способом, — сказал Ахромеев. — Подождать очередных торговцев трупами, и, прикончив их, забрать одежду.
— Не пройдёт, Ахромеев, — покачал головой я. — Кто из нас говорит по-немецки более-менее бегло? Я, вы, кто ещё?
— Я, — сказал Фрезэр, — но хотел бы заметить, — добавил он, — что мы говорим на литературном немецком. Кто из нас знает здешний диалект простонародья?
— Толково, — сказал Ахромеев. — Вернёмся в Вильно, напишу на вас, Фрезэр, рапорт графу Черкасову. Такие люди нам нужны.
— Не воруйте у меня людей, Ахромеев, — бросил ему я. — И без того хорошего офицера не сыскать.
— А хорошего чиновника в нашу канцелярию тем более, — парировал тот. — Но это всё потом. Сейчас надо придумать, как проникнуть в замок.
— В таких замках были секретные ходы за стены, — сообщил нам Кмит, — через них делали вылазки во время осады и уходили, если замку грозило взятие.
