Гурбесу приказала принести ей голову Тогорила Ван-хана. Шея была вставлена в серебряное кольцо. Серебряное блюдо, на котором покоилась голова, лежало на куске белого войлока.
Глаза Тогорила из-под тяжелых век смотрели на очаг. Гурбесу предложила голове выпить, поднеся кубок к сжатым губам, и наложницы даяна при этом запели. Ван-хан приехал сюда, ища убежища, и его смерть была дурным предзнаменованием.
Девушки, сидевшие за спиной Гурбесу, продолжали щипать струны лютен. Даян продолжал вполголоса разговаривать о монголах с Та-та-тунгом. Бай Буха только и говорил о них, услышав о смерти Тогорила от рук найманских часовых. Стража не поверила утверждению старика, что он — Ван-хан.
Потом было много других дурных предзнаменований. Жеребенок любимой кобылы даяна задохнулся во чреве и появился на свет мертворожденным. У Гурбесу был третий выкидыш от Бай Бухи.
У нее был скудный выбор после смерти Инанчи Билгэ. Согласие стать женой Бай Бухи не удержало того от войны с братом Баяругом. Теперь она надоела даяну. Скоро он совсем перестанет прислушиваться к ней.
— Проклятые монголы! — Бай Буха поник на своем троне. — Разве нет пределов честолюбию их хана? — Он взглянул направо, где сидели генералы. — В небе много звезд, а также солнце и луна, но монгол хочет стать ханом всех земель. Татар больше нет, кэрэиты подчинились ему. Когда придет наша очередь?
— Да не придет этот день никогда, — сказал Джамуха.
Гурбесу была недовольна тем, что ее муж дал ему убежище. Она не доверяла человеку, столь талантливо предававшему своих союзников. И все же она ни в чем не могла упрекнуть его во время его пребывания среди найманов. Когда даян призывал его, Джамуха приезжал в орду, а так он, казалось, был доволен тем, что его оставляли в покое. На его красивом лице не отражались его беды, но во взгляде черных глаз чувствовалась старческая неуверенность.
— Ты слишком беспокоишься из-за Тэмуджина, — продолжил Джамуха. — Войны утомили его, и он нуждается в отдыхе. А тем временем подчинившиеся ему станут тяготиться своими узами.
Бай Буха хмурился.
— Я считаю, что пора напасть на него. Думаете, я собрал вас здесь только для того, чтобы выпить с Ван-ханом? Смотрите, до какого положения низведен его народ Чингисханом. — Он сощурился. — Джамуха советует нам подождать. Я же говорю: надо сражаться.
— Раз отец говорит, что надо сражаться, значит, надо, — сказал Гучлуг. Молодой человек глядел на даяна, стараясь не замечать Та-та-тунга. — Наши храбрые генералы всегда готовы к войне.
Гурбесу насторожилась. Ее пасынок страстно желал проявить себя в сражении. Он сорвиголова. Монголы могут обрушиться на найманов, если те выступят сейчас.
— Разреши мне сказать, муж и даян, — попросила Гурбесу. Бай Буха кивнул. — Эти монголы — дикая злобная толпа. Что мы будем делать с ними, если даже возьмем их в плен? Самые благородные и красивые девушки их были бы не годны для чего-либо, разве что доить коров и овец, да и то их пришлось бы научить мыть руки.
Генералы засмеялись.
— Моя жена не советует мне воевать? — спросил Бай Буха.
— Пусть живут на своих землях, — ответила она. — В конце концов они снова передерутся, и тогда тебе выпадет случай напасть на них.
— Женщины ничего не понимают в войне, — проворчал даян.
— Ты понимаешь в ней больше, мой даян, — сказал Хори Субечи. — Мощное копье, брошенное слабой рукой, редко достигает цели.
Бай Буха сжал подлокотники трона.
— Ты оскорбляешь меня!
— Я говорю чистую правду, — возразил Хори Субечи. — Ты неопытен в военном деле. Но мы присягали тебе и должны подчиняться.
Гурбесу потупила глаза. Генералы, видимо, считают слова ее мудрыми, но в конечном счете выполнят приказ мужа. Они скажут себе, что их военная выучка покроет недостатки правителя.
Джамуха подался вперед.
— Тэмуджин разбил меня, — тихо сказал он. — Главное мое желание — нанести ему поражение. Но сейчас не время сражаться с ним. Тэмуджин живет войной, и те, что присягнули ему, объединятся перед лицом найманской угрозы.
— Трусы, — сказал даян. — Я в окружении трусов. Джамуха так боится своего анды, что растерял все свое мужество. Верно, он больше не хочет стать вместо него монгольским ханом.
Гурбесу подняла руку, а потом бессильно опустила ее. Вой, донесшийся снаружи, заставил ее вздрогнуть. Залаяли собаки. Еще одно предзнаменование, подумала она, и у нее было такое ощущение, будто волки окружили стан.
— Я направил посланца к онгутам, — продолжал Бай Буха. — Они будут поражены замыслами монгольских шакалов, направленными против них. Они могут стать моим правым крылом и двинуться на север через Гоби, чтобы ударить по станам монголов, а мы пойдем на восток. И зажмем монголов.
— Хорошая стратегия, — проворчал Коксу Сабрак. — То есть была бы хорошая, если бы онгуты решили сражаться.
— Вы хотите выжидать, пока монголы не нападут на нас? — кричал Бай Буха. Он вскочил на ноги. Блики от огня в очаге плясали на голове Ван-хана. Казалось, что смертная маска ухмыляется. Даян кричал и показывал на голову трясущейся рукой. — Даже мертвец издевается надо мной! Смотрите, как он смеется! Я даже слышу, как он смеется!
Он схватил голову и швырнул ее на пол.
В ужасе от кощунства Гурбесу ахнула. Три генерала сделали знак, отвращающий беду. Лютни девушек молчали. Собаки лаяли все громче.
Коксу Сабрак медленно встал.
— Что ты наделал? — спросил он. — Ты привез сюда голову покойного хана, чтобы оказать ей почести, и разбил ее. Это плохое предзнаменование, Бай. Я слышу, как собаки пророчат беду. Хоть ты и наш даян, но замыслы твои всегда были уязвимыми — ты более искусен в облавной и соколиной охоте, чем в военном деле.
— Никто не смеет издеваться надо мной! — кричал Бай Буха. — Ни ты, ни этот мертвец! — Он пнул голову, Гурбесу послышалось, что хрустнули кости. — Больше никому не будет позволено говорить, что сын Инанчи — лишь тень своего отца. Вы возьмете свои слова обратно, иначе никто не покинет этот шатер живым!
— Отец! — Гучлуг вскочил и бросился к даяну. — Если ты хочешь воевать, мы пойдем на войну, но ты не можешь подстрелить дичь, если колчан твой пуст.
Бай Буха тяжело дышал.
— Небо на моей стороне, — шептал он. — Я вижу, как монголы рассеиваются под нашим натиском.
Гурбесу встала, подошла к мужу и опустилась на колени.
— Прошу даяна позволить мне говорить, — сказала она. — Начнешь сражаться, возврата не будет. Победа принесет тебе власть над монголами и кэрэитами, но поражение гибельно. Ты должен бросать своих воинов на монгольского хана, пока не победишь. Ослабишь усилия, и он лишит тебя возможности отступить — он покончит со всеми нами.
— Твоя королева права, — сказал Джамуха. — Если Тэмуджин победит тебя в поле, он не допустит, чтобы ты снова угрожал ему. Он уничтожит тебя, чего бы это ему ни стоило.
— Не говори мне о поражении, — сказал даян. — Чингисхан ныне слаб, а его враги будут сражаться на нашей стороне.
Гурбесу взглянула на разбитую голову Ван-хана и перекрестилась. Теперь ее муж не повернет обратно. Она склонила голову, прислушиваясь к вою собак.
