сыновьям?
Он вскочил, сунул руку под платок, ухватил ее за косу и рывком пригнул к земле, причинив сильную боль.
— Ты забеременела от меня? — спросил он. — Ты должна знать, если понесла, — нас не было почти месяц. Родишь мне сына?
Она уже пожалела о своих словах. Она хотела сказать ему, что беременна, но не была до конца уверена в этом. Месячные запаздывали у нее и прежде.
— Не знаю, — ответила она.
Он снова больно дернул за косу.
— Бесполезная женщина. — Он сильно ударил ее по лицу, она заплакала и прикрыла голову руками. — Чего ты стоишь вместе со своими попреками.
Он бил ее кулаками в грудь, тряс. Носком своего грубого сапога он угодил ей в колено, она упала.
Рот ее был полон крови. Она следила за его ногой, боясь, что он снова ударит ее. Но он отошел.
— Я пойду к Сочигиль, — сказал он наконец.
Она не двигалась, пока он не ушел, а потом поползла к очагу. Рот ее болел, но Есугэй не выбил ей ни одного зуба. Ушибы были сильные, но кости уцелели. Она легла возле очага, и пламя согрело ее лицо.
Сочигиль собрала топливо для Оэлун и сидела рядом, чиня одежду.
— Сначала он меня бил, — сказала другая жена. — Я по утрам не могла встать с постели.
— Я не заслужила этого, — откликнулась Оэлун.
Сочигиль вздохнула.
— Может быть, ты сказала что-то такое, что разозлило его.
— Я сказала правду. Он побил меня, потому что не хочет слышать ее.
Той ночью Есугэй снова пошел к Сочигиль. Оэлун спала беспокойно под шум ветра, гулявшего по куреню. Ее муж поговорил с людьми; завтра они свертывают курень. Он послушался ее совета, как бы ни был он зол. Она дала волю гневу, а потом подождала, когда он пойдет на убыль. Рано или поздно Есугэй снова поколотит ее. Такова уж женская доля, других колотят чаще.
Оэлун встала перед рассветом и собралась поесть мясного супа, как у нее вдруг закружилась голова. Потом это прошло. Она ничего не скажет, пока не будет уверена. Она с надеждой положила руку на живот.
Поздним утром женщины складывали войлоки своих юрт на телеги, предназначавшиеся для домашнего скарба. Есугэй увел большинство мужчин на облавную охоту; женщины выступили следом в повозках, запряженных волами, за которыми мужчины и подростки гнали скот. Скрип деревянных колес заглушался лаем собак, сопровождавших отары овец и коз.
Шли до самого заката. За горизонтом осталось место, где был стан, — оголенная земля, испещренная черными пятнами пепла и утоптанными площадками, что были под юртами. Женщины развели костры, подоили овец и коров, вскипятили молоко, а потом забрались в кибитки спать. Мужчины спали на земле, у лошадей.
Оэлун проснулась среди ночи и выглянула из кибитки. Звезда, всегда указывающая на север, сияла среди огоньков небесного стана в ночи, что была чернее черного войлока. На юге виднелись тени, скорчившиеся у костров, — это проснулись мужчины.
Охотники выступят перед рассветом. Они разделятся на два крыла, которые охватят большое пространство, сомкнутся в кольцо. Дикие животные окажутся внутри его. Кольцо станет сжиматься. Бегущие по кругу олени, испуганные газели, окруженные охотниками, падут под градом стрел. Охота ублажит ее мужа. Есугэй выследит и окружит врага в следующий раз. Душа его снова воспылает. Благополучие Оэлун и ее детей зависит от жара этого огня.
Через шестнадцать дней после начала охоты женщины появились в той заиндевевшей степи, что была усеяна тушами оленей и другой дичи помельче. Охотники все еще разделывали туши; женщины оставили стада на подростков и принялись помогать мужчинам.
Оэлун стала на колени у туши небольшого оленя с ножом в руке, и вдруг ее затошнило. Она нагнулась, чтобы вырвать. Кто-то схватил ее за руку. Она услышала голос Сочигиль:
— Это пройдет. Обопрись.
Есугэй подскакал к ним.
— Что это? — спросил он, осаживая коня.
— А ты не видишь? — строгим голосом заговорила вдруг Сочигиль. — Ей сейчас плохо.
Глаза у Есугэя расширились, он склонился в седле.
— Оэлун понесла, — продолжала Сочигиль. — Я подозревала это давно.
Их муж улыбнулся.
— Продолжайте работать, — сказал он и отъехал.
Стан был разбит на месте облавной охоты. Стада будут пастись здесь до зимней перекочевки.
Есугэй пришел к Оэлун в юрту, поужинал молча, а потом потянул жену в постель. Он был нежен с ней, ласкал ее пальцами, прежде чем войти. Похоже было, что он хочет загладить свою прежнюю суровость.
Кончив, он немного помолчал и сказал:
— А давно ли ты узнала об этом?
— Еще до перекочевки.
— Надо было мне сказать до охоты.
— Я не была уверена. Мне не хотелось быть битой опять, если бы я ошиблась.
Он приподнялся на локте.
— Это будет сын — я чувствую.
Она закрыла глаза. Значит, он сделает ее первой женой. Довольная, она задремала.
9
Солнце было похоже на красный щит. Лучи его, как копья, били в сверкавшие воды Онона. Высокая порыжевшая трава простиралась по всей равнине к востоку от сопки под названием Дэлигун. В дрожавшей от жары дали Оэлун заметила чей-то силуэт.
Этот конник, наверно, везет вести от мужа. На этот раз Есугэй решил нанести удар летом, чтобы застать врага врасплох. Успешный набег воодушевит его людей и обескуражит татар. Он много выиграет от этой небольшой победы.
Женщины, выкапывавшие корни растений на берегу реки, выпрямились, когда всадник подъехал поближе. Оэлун ковыляла с трудом, большой живот мешал ей видеть корни. Она уже и не помнила то время, когда могла двигаться резво, вскакивать на коня или быстро наклоняться к кожаному ведру. Из-за беременности она плохо переносила жару. Она неловко тыкала землю заостренной палкой. При каждом спазме в животе она крепко стискивала палку.
Боли мучили ее все чаще. Скоро она разродится. И она узнает, будет ли сыном младенец, чьи толчки она чувствовала последние месяцы.
Сочигиль проходила мимо, волоча отбившегося от отары ягненка. Оэлун ловила воздух ртом, Сочигиль посмотрела на нее.
— Пора? — спросила она.
— Скоро, — сказала Оэлун и вдруг испугалась. Ее бабушка умерла при родах, но она была уже старая тогда, у нее уже были взрослые дети.
Сочигиль положила руку Оэлун на свой пополневший живот; черноглазая женщина ожидала второго ребенка осенью. Всадник крикнул что-то мальчишкам, сторожившим курень на дальних подступах, и Оэлун
