Есугэй заерзал, когда она снова села рядом Кибитка покатила, а Оэлун взяла свой бохтаг. Полый головной убор, украшенный несколькими утиными перьями, был почти в фут высотой. Она пристроила бохтаг на голове, засунула под него косы и завязала ремешки на подбородке.
Светлоглазый хихикнул.
— Теперь у тебя приличный вид.
Некун-тайджи пустил коня рысью. Вечерняя работа в курене была в разгаре. В стаде на краю стана женщины на корточках доили коров, дети пасли овец. Жеребята были привязаны к длинной веревке, натянутой между двумя кольями, а в это время мужчины доили кобыл. Перед большим шатром другие мужчины взбалтывали кобылье молоко в больших бурдюках; мелькали руки, державшие тяжелые мешалки. Оэлун подумала об отцовском стане, где ее семья делает ту же работу, и пригорюнилась.
Навстречу поскакали несколько молодых людей, приветствуя Есугэя.
— Багатур с добычей! — крикнул один из них и рассмеялся. Оэлун потупилась, ей не понравилось, как они смотрят на нее.
— Сегодня вечером отпразднуем это, — сказал Есугэй.
Оэлун стало не по себе.
Кольцо юрт рода Есугэя находилось на северном краю куреня. Его туг, длинный шест, увенчанный девятью хвостами яков, был воткнут в землю у самой северной юрты. Есугэй снял Оэлун с повозки и, поставив на ноги, провел меж двух костров, горевших вне кольца, для того чтобы очистить ее. Потом он расседлал своего жеребца. К братьям поспешил мальчик, который увел их коней.
— Теперь я вижу, за чем ездил багатур, — послышался женский голос.
У повозки собралась группка женщин — поглазеть на Оэлун. На околице кольца, что было западнее есугэевского, две пожилые женщины в высоких головных уборах наблюдали за ней; судя по бохтагам, они занимали высокое положение.
Братья Есугэя вернулись, и Даритай выпряг лошадь из кибитки Оэлун, а Некун-тайджи в это время удалился с одной из женщин, которая, видимо, была его женой. Есугэй махнул руками остальным.
— За работу, — сказал он. — Отпразднуем это дело попозже.
— Мне нужно поставить свою юрту, — заметила Оэлун.
— Завтра, — тихо произнес Есугэй. — Сегодня ты будешь спать под моей крышей.
Он ущипнул ее за руку.
У юрты Есугэя показалась молодая женщина; к спине ее был привязан младенец. Она подошла к ним, внимательно посмотрела на Оэлун большими черными глазами и сделала поясной поклон.
— Добро пожаловать, муж, — тихо сказала она.
Он улыбнулся.
— Ее зовут Оэлун. — Он подтолкнул Оэлун вперед. — Это моя жена Сочигиль.
Оэлун поклонилась. Некоторые женщины не любят, когда их мужья берут другую жену, но лицо Сочигиль было спокойным.
— Мой сын. — Есугэй показал на младенца за спиной женщины. — Его зовут Бектер.
Значит, хорошенькая женщина уже родила ему сына. Ее положение первой жены закреплено. Со стороны Оэлун никакой угрозы не предвиделось.
Две большие черные собаки вскочили и зарычали. Есугэй поскреб у них за ушами.
— Оставь нас, — сказал он Сочигиль.
Жена опустила глаза и пошла к юрте, что была восточнее.
Войлочный полог был скатан и привязан над входом. Есугэй вошел слева, чтобы не случилось беды. Оэлун осторожно переступила через порог из почтения к духу семьи, который обитал здесь. Небольшое ложе было тут же, за порогом; на грязном полу лежало сено, прикрытое войлоком. Жилище было побольше, чем у Оэлун. Две войлочные куклы, изображавшие домашних духов, висели на деревянной обрешетке в глубине юрты. Оэлун отвела взор от деревянной постели с войлочными подушками и одеялом.
В западной стороне юрты пожилой человек подвешивал полоску мяса. Он бросился к Есугэю и обнял его.
— Быстро ты управился, — сказал он.
— Это Чарха, — сказал Есугэй Оэлун. — Он со мной еще с самого моего детства.
Пожилой человек осклабился и, уходя, сказал:
— Вам надо побыть одним.
Очаг, кованый железный круг, стоял на шести металлических подпорках в центре юрты; от огня к дыре в крыше тянулась тонкая бледная струйка дыма.
Есугэй хотел обнять Оэлун, но она отстранилась.
— Я видела там двух старух, — торопливо сказала Оэлун, желая, чтобы он переключился на разговор. — Они стояли возле круга, что к западу от твоего.
— Это Орбэй и Сохатай, вдовы Амбахай-хана. — Он усмехнулся. — Орбэй-хатун считает, что во гласе нас должен стать тайчиут, но ее внуки Таргутай и Тодгон предпочли следовать за мной.
Он подошел и грубо ухватил ее за одежду. Она отбросила его руки.
— Ты хочешь, чтобы я подождал? — Он больно стиснул ее руку. — А может быть, ты хочешь представить себе, как это будет? — Есугэй отпустил Оэлун. — Приготовься. Я хочу, чтобы ты была в лучшем виде.
3
Оэлун сидела слева от Есугэя; Некун-тайджи и Даритай — справа. Люди съехались к юрте Есугэя со всех сторон куреня, чтобы посидеть у костра на вольном воздухе и посмотреть на его новую женщину. Они понимали, что весной настоящего пира быть не может, скотина еще не нагуляла жирка, молодняку еще надо подрасти, прежде чем его забьют и запасут мяса впрок. Но у них был творог, немного сушеного мяса, дичь и кувшины с кумысом. Они радовались тому, что было, и благодарили случай за возможность празднично посидеть.
Даритай развлекал собравшихся рассказом о том, как они схватили Оэлун.
— Она так громко плакала, — говорил он, — что от ее крика вода Онона заволновалась. От ее рыданий деревья раскачивались и хлестали ветвями по траве.
Оэлун чувствовала, как ее разглядывают две старые ханши. Женщины, что сидели рядом с ней, были уже пьяные. Жена Некун-тайджи передала бараний рог с кумысом Сочигиль. Некоторые мужчины встали и начали плясать. Глотки надрывались в песне.
Есугэй сунул Оэлун бараний рог.
— Я не хочу пить, — прошептала она.
— Пей, или я вылью кумыс тебе в глотку.
Она взяла рог и выпила, терпкое перебродившее кобылье молоко сняло напряжение, сдавившее горло. Двое мужчин вскочили и стали бороться. Один тайчиут смотрел на нее с вожделением. Скоро совсем стемнеет, ей хотелось спрятаться в темноту.
Есугэй выхватил у нее рог, а потом поднял ее на ноги. Даритай протянул кусок мяса. Есугэй взял пищу с кончика ножа.
— Я закончу пир в своей юрте, — закричал он.
Мужчины захохотали. Стальные пальцы Есугэя обхватили руку Оэлун. Он молчал, пока они не дошли до жилища. Он втянул ее внутрь, потом толкнул к очагу.
— Ты не ела, — сказал он.
— Не хотелось.
— Ешь, пока дают.
Она сидела у огня. Он тоже присел поодаль. Вынув нож из-за пояса, он отрезал кусок мяса, наколол на кончик ножа и подал. Она взяла. Он глотнул кумыса из кувшина и вытер усы.
— Мне бы надо было убить того мэркита, — сказал Есугэй, — но мне не хотелось загонять своего
