Ты говоришь о любви… несмотря на то, что хочешь убить.

Ошибаешься. Я хочу спасти. Мы не враги. Люди и Мы как овцы и волки. Вы помогаете нам, Мы помогаем вам.

Я не хочу умереть…

– Смерти нет. Пока жива память. Тела бренны, разум вечен.

– Душа вечна… разум как тело…

– Это уже лишние слова. Не будем тратить на медленные слова время. Быстрее всего на свете что? Правильно, мысль. Могу добавить по секрету – не только быстрее, но и сильнее, и выше, и красивее, и… спасительнее.

Тело Эллен Литтлсон, нависшее над телом «бонуса», медленно, медленно наклонилось, и сочные губы, НИЧЕМ НЕ ПОКРЫТЫЕ, впились в рот врага полным страсти поцелуем…

МЫ

Описать ПРИОБЩЕНИЕ словами невозможно. Слова могут лишь процесс изложить, суть им не передать. Бессильны потому что. Бедны и беспомощны становятся самые цветистые эпитеты, пытаясь описать, что происходит с индивидуальной памятью в момент соития с коллективной… Какие подобрать слова, чтобы описать ощущение, которое испытывает одно природное явление, становясь частью другого? Причем по разности масштабов соотносятся они как одиночная песчинка и песок всех пляжей океанских берегов…

Это был прорыв, настоящий прорыв в неизвестность, в запредельность, во вселенную, превосходящую любые о себе представления.

Память была словно капля, в которую влился океан.

Память разорвало на бессчетные кусочки, память исчезла, перестала существовать, растворилась в множестве сознаний, слитых в единое сверхэго, и все это ради того, чтобы вновь возродиться к жизни уже в другом качестве. Собраться из кусочков в иное целое, не просто количественно, а качественно ббльшее…

Память все еще была сама собой, при этом сознавала, что ее включили в сеть, приняли в истинную семью, а не в какую-то «секту», открыли ей все тайны мира, передали весь опыт тех, кто хоть раз соприкасался, приобщался, хоть раз отдавал. В прошлом и настоящем. Чтобы родить будущее. Но память все еще была собой. Память еще оставалась Я, верным себе Я, хотя теперь, познав изнутри семью, она вряд ли сможет по застарелой привычке панически бояться всех, кто стал близок ей. Память всё больше и больше переставала быть индивидуальной, эгоистичной, она ДЕЛИЛАСЬ в прямом и в переносном смыслах, она вот-вот должна была слиться…

Действие, легко доступное даже самым примитивным разумам: Я плюс МЫ – равняется Я-Мы…

Но ЭТА память всё не становилась и не становилась полноценным сочленом семьи.

Мы пыталось помочь, как помогало всем, кто приобщался.

Никаких преград не встречала новообращённая.

Память проваливалась в безбрежные просторы сверхсущности, присовокуплялась к сумме всех слившихся воедино предыдущих памятей. Она погружалась в океан них, растворялась, исчезала, создавала себя вновь, чтобы снова исчезнуть. Она была одновременно самым грандиозным инструментом во вселенной и самым виртуозным музыкантом, способным сыграть на нём любую мелодию. Она могла быть собой, могла быть всеми вместе, могла быть любым членом семьи, достаточно было только хотеть.

Память встретила всех, чьи тела после приобщения умерли, и тех, чьи биологические оболочки убили прессеры. Памяти мёртвых и убиенных организмов продолжали жить. Они сохранили богатства вселенных всех разумов. Смерти нет.

Память обрела всепрощение и получила отпущение грехов.

Память наконец-то вспомнила единственную неоспоримую истину: полноценной свободой может быть только СВОБОДА МЫСЛИ.

Она купалась в кристально-звенящей воде этого Знания и грелась под солнцем чувств, испытанных в миг озарения. Ещё немного, и жадная, дорвавшаяся до всего капля просто бы не перенесла груза наполнившей её информации, ещё чуть-чуть, и она наконец-то погрузилась бы окончательно и слилась с прочими капельками, но…

ЭТА своенравная память, проплыв океан от края до края, опустившись на дно и вновь поднявшись на поверхность…

ВДРУГ, неожиданно для всех других «капель», не утонула окончательно, а наоборот, поднялась. Выскочила за край и двинулась дальше, обратно в «воздух»…

Она просто взяла да и сделала то, что до сих пор не удавалось ни единой из предыдущих. Вырвалась из Я-Мы.

ОНА

… баюкала голову спящего мужчины, она говорила с ним, как мама с маленьким сыночком, подхватившим ангину и вынужденным лежать под одеялом в постельке, вместо того чтобы гонять с пацанами мяч во дворе.

«Успокойся, Мальчик, успокойся… я с тобой…»

«Я… я не такой, как все? Я не слился? Но я чувствую, что был принят в семью, что… я был своим. Почему же я НЕ С ВАМИ???

«Да, ты оказался не таким, как все до тебя. Мы говорит… ты не просто волокно плетения, и самостоятельной нитью ты тоже не стал. Ты… сейчас подыскивается обозначение… Мы осознало, что ты свободен от оков времени и пространства. Твой разум неподвластен тенетам реальности. Ты выскальзываешь сквозь мельчайшие ячейки элементарных законов природы и уплываешь восвояси…»

«Как это?!»

«Мы говорит, что поймём. Но пока нам не ясно».

Он спал. Глаза его были закрыты, естественно, но сквозь плотно сжатые веки просачивались слёзы. Он плакал во сне, его тело беспокойно вздрагивало… губы шевелились, словно человек что-то шептал.

«Неприкаянный я… мутный какой-то… Никому на хрен не нужен… Даже Мы…»

«У твоего тела ничего не болит?.. Я беспокоюсь, а напрямую ощутить не могу, ты же закрыт…»

«У тела – нет. У меня мысли больны-ые… А что?»

«Просто… Мы продолжает идти по тропе осознания… Говорит, беречь тебя необходимо. Ты… совершил невозможное».

«Что?»

«Небывалое. Ни одному индивидууму до тебя не удавался обратный прыжок с сохранением полного объёма памяти. Эго индива либо способно приобщиться, либо нет, середины не существует. Ты же – приобщился, а потом передумал, отказался, развернулся и выпрыгнул. Сейчас вся семья только об этом и думает. Ты был, был внутри, с нами, ты теперь знаешь всё, что знаем мы, но ты… вышел обратно, унеся знание вовне».

«Да уж, со мной не соскучишься… одни гадости вытворяю».

«Нет! Ещё никто за всю жизнь Мы не сумел вот так, успешно, замечательно, в одно касание слившись, затем запросто разорвать связь с семьей, но при этом не сойти с ума, то есть в прямом смысле слова умертвить разум, превратившись в неразумное растение. Ты ведь не сошёл?»

«Наоборот, я будто только вошёл в ум. Никогда в жизни не ощущал такой ясности мысли… БОЛЕЗНЕННОЙ ясности… Тем не менее сам-то я не знаю, как это произошло. Быть может, нахожусь в процессе осознания?»

«Поэтому ты нам так важен».

«Но я не такой, как Мы…»

«Ты совершенно не такой, как Мы. Ты не такой как Я. Ты – качественный скачок в развитии человека. Сам факт твоего явления бесценен. По крайней мере, теперь Мы знаем, что это возможно. Осталось узнать, идёшь ли ты в верном направлении, просто поднялся по лестнице развития выше Мы… или куда-то совершенно в сторону убрёл».

«Смогу ли я когда-нибудь вновь побывать в Мы?»

«Мы надеемся. Мы будем звать тебя… да, быть тебе отныне ТЫ. Тебе предстоит учиться с этим жить. Я с Тобой. Буду Твоей переводчицей, Твоей связной… А теперь Мы говорит, что твоему слабому биологическому телу необходимо отдохнуть от взваленного груза осознания. Минут триста выспаться по-настоящему. Сегодня Ты поднял слишком большой для индивидуального разума вес. Постарайся отключить мозг полностью. Нейроны не выдержат, если не дать им передышку. У тебя только одно тело, необходимо его беречь. Для Мы это невероятно, беречь какое-то одно тело, но… оно отличается толерантностью и допускает, что реально возможно существование в природе вещей, отличных от правильных».

Тело Эллен нежно поцеловала тело Ты в губы. Она продолжала гладить волосы головы, скрывшей память неизвестного доселе образца. Ты послушался совета, уснул полностью; спать будет крепко, без сновидений, не дергаясь и не волнуясь. Послушный мальчик…

Она на цыпочках вывела свое тело из каюты. И только когда за ней закрылся бесшумно люк, вдруг замерла, пронзенная всплывшим из подсознания озареньем.

Она чувствует незримую связь с Ты!

Отдельный канал. Другой. Вовсе не тот, привычный, что связует с Мы ее самостоятельное, эмиссарское Я.

Связь эксклюзивная, ДВУсторонняя. В словах не нуждающаяся, ни в каких. Только в диалоге взглядов.

Связь недоступная для восприятия всемогущего, казалось бы, Мы.

Она, свободная память самостоятельного образца, живущая в теле младшей Эллен Литтлсон, чует Ты как другую, расположенную вовне Мы, но вполне ДОСТИЖИМУЮ сущность.

Выражаясь человеческим языком, чувствует как совсем близкого и родного, как соединенного с нею невидимыми узами человека. Очень понятного, очень схожего, очень приемлемого, но… другого!

Отличного от МЫ. От Я – тоже отличного.

Это было невероятно, но это было реально.

А еще она вдруг переоценила глубину и важность задания, и величина цены, которую Я-Мы пришлось бы платить в случае его невыполнения, возросла до небес.

Вы читаете Рабы свободы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату