Виктор: Проблемой номер 1 с 1968–го является расширение противостояния между легитимностью и легальностью. Мы не хотим, чтобы маргинальные группы были единственными, кто борется.
Гави: Безусловно.
Виктор: Расширение области противостояния означает не только осуществление в такой–то и такой–то момент нелегальных действий, которые являются легитимными, но и остальные легальные действия, которые провоцируют определенной количество противоречий внутри институтов. Я использую выражение «институционально подрывные действия». Когда Сартр принимает редактирование
Сартр: Определенно, что когда мы основали Общество Друзей
Виктор: В шаткое положение…
Сартр: За исключением того, что сразу после этого Друзья
Виктор: Это идеальный пример институционально подрывного действия. Нет чисто незаконного действия, с одной стороны, и чисто легального, с другой. Действие, несущее элемент легальности, должно в то же время нести критический заряд по отношению к установленной системе, след подрыва. Комбинация становится неустойчивой. Массы, которые привели себя в движение, — это сила, которая ставит себе задачу опрокидывания отношений легальности–иллегальности, «ужесточения» движения. Возьмем для примера, случай провала…
Сартр: Временного…
Виктор: В каменноугольном бассейне мы провели кампанию в поддержку того, чтобы шахтеры Марокко могли получить рабочие карты, то есть, чтобы был соблюден закон. Мы требовали «справедливой работы». Что еще могло бы более соответствовать капиталистическому закону? Тем не менее, это было достаточно подрывным движением. Оно поставило под вопрос политику ликвидации угольных шахт. По сути, даже во время закрытия им нужна рабочая сила, которая могла бы работать в соответствии с их волей, и от которой можно было бы легко избавиться. Поэтому марокканцам запрещена даже эта слабая защищенность, коей является рабочая карта. Очень важно определить понятие институционально подрывного действия. Оно полностью разрушает стратегию, вытекающую из неверного прочтения Ленина, представленную следующим образом: я сочетаю легальное и незаконное действие. Я объединяю «незаконные действия», что означает, что я готовлюсь к вооруженному восстанию. Этим я объединяю действие, сегодня не существующее, с другими, настолько легальными, насколько это возможно. У меня есть идеальная наблюдательная позиция, и я принимаю правила игры, пока жду, что ситуация сойдет с рельсов.
Для нас в центре тактического рассуждения стоит диалектика действия, отправной точкой которого является конфликт между глубоко легитимными, подавляемыми идеями, и идеями, легальными поверхностно. Это вопрос преобразования данной двойственности в критический заряд. Как только будет достигнут определенный критический уровень, сама власть, через совершение своих глупостей, трансформирует соотношение духа подчинения и духа сопротивления в пользу сопротивления.
Гави: Нет, это не ответ. «Да» подрывным действиям внутри институтов, но в то же время без подрывных действий против институтов. Леворадикализм был, знаем мы об этом или нет, сознательно или нет, состоянием перманентного бунта против старых прогнивших идей, социальных норм. Включая те два года, когда маоистское движение разыгрывало из себя Робин Гуда. Все это спровоцировало много разрывов, по крайней мере трещин. Мир не был перевернут, но он был опрокинут. А потому, что вы не смогли это понять, вы сделали из
Виктор: Но преодоление леворадикализма не означает противостояние бунту молодых людей. Что отделяет движение от народной поддержки, так это отрицание системы политических норм.
Гави: Нет такой вещи, как народная поддержка, как оазис пролетариата. Рабочие не думают так, как буржуа. И это очевидно: они живут по–другому. Это, однако, не означает, что они не впитывают ценностей, выработанных буржуа. Яблоко — не груша, но и то, и другое растут на одном поле.
Виктор: Я пытаюсь определить, что вы имеете в виду, говоря, что «Мы не леворадикалы». Есть группа молодых людей, в основном молодых, которые с мая 1968–го узнали, что Правосудие есть классово обусловленное правосудие. Они узнали даже больше: что государство во всей своей полноте должно быть разрушено сверху донизу и заменено чем–то иным, подразумевающим прямое участие граждан.
Это, в лучшем случае, все, что узнала эта группа людей в Мае. Но эта группа пытается навязать то, что узнала, всему населению. Посмотрите, что
Гави: Вы проявляете недобросовестность.
Виктор: Мы расходимся относительно значения слов.
Сартр: Что вы называете «леворадикальным» и кого называете «леворадикалами»?
Виктор: Леворадикалы скажут большинству населения: это дело — например, что участники были арестованы за проведение акции в поддержку забастовки — демонстрирует, что правосудие является классово обусловленным. Осуществление нашей мысли леворадикально. Почему? Потому что нашей отправной точкой является положение дел, усвоенное очень малой частью населения, и, не найдя точки пересечения с большинством населения, мы просто его [большинство населения] игнорируем.
Гави: Именно это вы сделали во время Бруэя? Вы пытались показать, что существует классово обусловленное правосудие?
Виктор: Мы поддержали судью Паскаля.
Гави: Позволив считать, что судьи могут быть справедливыми.
Виктор: Сделав это, мы кладем конец леворадикальному понятию, что все, исходящее от правовых институтов, — нечисто. Мы должны совершать свои действия во имя Справедливости, далеко отстоящей от всего, имеющего отношение к правовым институтам. Факт в том, что в подходе судьи Паскаля есть частица справедливости, и мы не хотим, чтобы эта частица была устранена высшими юридическими властями, поэтому мы поддерживаем анти–леворадикальную практику.
Сартр: По какому праву мы можете объявить судью Паскаля справедливее другого, если не с точки зрения идеи Справедливости, которое — для рабочего класса — является революционным правосудием?
Виктор: Мы находимся в согласии, но леворадикальный путь есть провозглашение с
