катапульты и стрелометы, а когда в бой вступят рыцари, язычники не станут отбивать валы, а закидают их бочонками с 'греческим огнем', который буквально залил весь бывший рыбацкий поселок жадным жидким пламенем. Повелитель германцев видел то, что передавали ему глаза. Огонь пожирал все, до чего дотягивался, трупы, броню, живых людей и их оружие, и вот на этом моменте Конрад психанул, и его несгибаемая воля дала трещину. Король бегом бросился к своему жеребцу, взгромоздился в седло и помчался в лагерь, а когда влетел в него, приказал своей армии отступать.
Многие военачальники были против этого приказа, поскольку считали, что есть возможность отбиться. Однако король настоял на своем и войско крестоносцев, прикрыв себя заслонами из рыцарей, легкой кавалерии и вспомогательной пехоты, стало стягиваться к обозам и готовиться к отступлению. Но венеды, которых прошляпила разведка, уже были повсюду. Лесовики из племени линян и полабы, с которыми находилось около пятисот храмовников, перекрыли дорогу на юг. Ободриты, варны и ополчение лютичей атаковали германцев с востока. Варяги, шведы, пруссы, ушкуйники и наемные ирландцы высаживались с кораблей на берег и сходу строили стену из щитов, которая стала отжимать германцев от озера. Конные и пехотные дружины славянских князей по болоту, где имелись скрытые гати, обошли догорающее поселение и напали на лагерь крестоносцев с запада. Вокруг католиков образовалось кольцо, и они были вынуждены продолжить неудачное для себя сражение, которое должно было закончиться их поражением.
На краткий миг в самом начале ночи, когда язычники ослабили натиск, а затем отошли, все замерло. Германские отряды выстроились вокруг королевского шатра, и конные рыцари были готовы ударить туда, куда им укажет государь. Славяне и пришедшие им на помощь воины других народностей и племен ждали команды наступать. Хрупкая тишина опустилась на поле боя и король, который облачился в доспехи, подумал, что, возможно, венедские князья захотят с ним договориться, и он сможет выторговать для себя более-менее приемлемые условия перемирия, таким образом, потянет время, а потом из империи подойдут новые войска и он все равно разгромит язычников. Однако король ошибался. Князья не хотели мира, а даже наоборот, желали уничтожения врага и вскоре над озером, болотом, лесом, устланными трупами полями и Береговыми Моринами прокатился рев грозных боевых рогов.
- Ду-у-у! Ду-у-у! Ду-у-у! - протяжный глас всколыхнул венедов, и на лагерь крестоносцев обрушились десятки тысяч воинов, которые знали, что им делать.
Бодричи и лютичи, поморяне и раны, русичи и пруссы, финны и ирландцы, шведы и норвеги. Все они, позабыв про былые распри и обиды, шли в бой, и над полем битвы повис несмолкаемый гул. Трещали щиты и громогласные боевые кличи сотрясали воздух, трещали подожженные нападавшими шатры и телеги, звенел металл, и ржали лошади. Темнота исторгла из себя обозленную на крестоносцев массу людей, и бешеный натиск славян и их союзников был настолько силен, что германцы не выдержали. Слабые духом воины резервных отрядов и обозники пытались сдаться и погибали. Священнослужители молили о спасении своего бога, но он их не слышал. Шлюх и маркитантов вырезали прямо в фургонах. Брошенных на произвол судьбы раненых католиков добивали. Легкая кавалерия была рассеяна ударом дружины бодричей, а наемники сбились в плотные квадраты, и отбивались сами по себе. Армия рассыпалась и разваливалась на глазах своего главнокомандующего, и тогда он принял очередное решение, которое в тот момент показалось ему единственно верным. Конрад Гогенштауфен собрал всю тяжелую кавалерию и наиболее близких к себе людей, и пошел на прорыв.
Вздрогнула земля и тысячи рыцарей, краса и гордость Священной Римской империи двинулись на врагов. Сначала кони шли шагом, затем рысью, а после перешли в галоп. Рыцари издавали воинственные крики и над их головами реяли знамена короля. Тяжелые копья опустились, нацелились на оказавшихся перед ними поморянских пехотинцев и вонзились в строй венедов. Копейные наконечники пробивали тела людей вместе со щитами и рассыпались в щепки. Лошади вставали на дыбы и пятились. Кое-кто из рыцарей вылетал из седел и валился под кованые копыта коней. Люди с обеих сторон погибали без всякого счета, и кровь лилась рекой. Но гвардия короля не зря считалась элитой, и рыцари Конрада смогли рассечь и проломить строй поморян. После чего они выехали на дорогу, которая, петляя через леса, могла вывести их в империю, и направили своих коней на юг.
Огромная масса конных германцев втянулась в лес, и здесь крестоносцев уже ждали. На дорогах были засеки из бревен, а с тыла рыцарские отряды поджимала конница Никлота и дружинники его соседа Прибыслава. Кажется, что выхода из ловушки не было. Но снова гвардия показала себя в деле, и пока часть рыцарей повернула своих жеребцов назад и начала рубку с венедами, передовые отряды спешились и атаковали противостоящих им витязей и племенное ополчение лесовиков. Драка была жестокая, и ценою огромных потерь гвардейцы захватили засеку, а затем раскидали ее голыми руками и король смог продолжить свое бегство.
Конраду, который погонял быстро уставшего коня, казалось, что эта ужасная ночь никогда не закончится. Из темного леса постоянно летели стрелы, копья и дротики, а с деревьев на всадников валились одиночные диковатые воины, которые резали рыцарям горло, словно баранам. Через дорогу были натянуты невидимые в ночной тьме веревки и лошади ломали себе ноги. Несколько раз смерть была рядом с Конрадом, и король неоднократно спрашивал Господа, почему он оставил его.
Под утро жеребец короля пал и сдох на месте. Один из оруженосцев отдал государю своего неказистого, но резвого конька, и на рассвете Конрад Третий въехал в один из фортов, который построила его армия на пути к Зверину. Гарнизон в укреплении был сильный и здесь повелитель Священной Римской империи смог перевести дух и подсчитать потери.
Из всей армии с королем вырвалось только триста сорок рыцарей, полсотни человек из свиты и десяток священнослужителей вместе с Вибальдом Корвейским. В течение дня в форт пришло еще около сотни воинов из разных отрядов и на этом все, больше из венедских лесов не выбрался никто. После чего за одни сутки постаревший на десяток лет Конрад Третий, поклялся, что вскоре он вернется и отомстит проклятым язычникам. Затем он приказал коменданту форта удержать его любой ценой и под усиленной охраной поспешил навстречу своему собрату-королю Людовику Седьмому.
Глава 17.
Рядом со мной шелохнулись кусты, и я услышал шепот одного из дозорных, который наблюдал за дорогой:
- Красиво идут, суки.
Ему никто не ответил, ибо он прав, франки шли в Крестовый поход красиво. Шитые золотом штандарты и богатая одежда вельмож. Отлично подготовленная пехота и превосходная кавалерия. Повозки аристократов с четверками и шестерками лошадей одной масти. Породистые гончие псы, ловчие птицы и трубадуры. Огромные обозы с продовольствием и вином. Да заранее оборудованные стоянки для различных отрядов огромной армии.
Подданные короля Людовика Седьмого чувствовали себя на германской территории, словно они на родине, и ничего не опасались, ибо до сих пор слабо представляли себе какого рода война их ожидает. Ну, а мы, партизаны, этим пользовались и лишь только покинули пределы Верхней Саксонии, как начали отвешивать им оплеух. Под Ратценбургом вырезали крупный отряд рыцарей, которые входили в левое крыло французского Крестового похода, и уничтожили большой обоз. Далее расколотили несколько пехотных сотен и взяли пленных, которых отправили в Зверин, а затем пошли на юг, вышли к Лабе, форсировали ее в землях древан и здесь нам пришлось несладко. Обозленные германцы из разбитой армии короля Конрада Третьего начали на нас самую настоящую охоту, и потери в наших отрядах были более чем серьезные. Крестоносцам, конечно, тоже досталось, но в целом этот свой шаг я считал неудачным и опрометчивым.
Однако мы все же вырвались из ловушки. После чего Вартислав и Верен Байкович, отвлекая противника, вместе с ранеными повернули в земли бодричей и пошли на соединение с Никлотом. Что же касается моего отряда, то я продолжил рейдирование и тихой сапой, на мягких лапах, двинулся вверх по течению Лабы, осторожно обогнул Хоболин и вскоре оказался в Северной Марке (Нордмарке), где шло
