день война без перерывов на обед и на сон. Просто сейчас война переходит в другой этап, не менее жестокий и не определенный никакими сроками. Я нахожусь в тюрьме, мои сотрудники тоже сидят по тюрьмам и лагерям, поэтому Ваш вопрос о том, закончил ли я гражданскую войну, просто не имеет смысла.
Адмирал Колчак: Смысл есть и очень большой. Мы не органы ЧэКа и не будем проводить массовые расстрелы сотрудников в подвалах.
Мы уже нашли десятки массовых захоронений арестованных. Виновных в массовых расстрелах мы найдем и покараем со всей жесткостью, как нелюдей. Остальных людей выпустим.
Кто будет готов работать на благо безопасности России, мы примем на работу в соответствии с их профессиональной подготовкой. Что же нам делать с Вами? Вы можете дать команду своим бывшим сотрудникам прекратить борьбу против законного правительства России? Тысячи ваших сотрудников перейдут на нелегальное положение и будут вести партизанскую войну в России мирного времени. Их будут уничтожать как диких волков, но при этом будут гибнуть ни в чем не повинные люди.
Дзержинский: Вы хотите, чтобы я предал своих сотрудников?
Адмирал Колчак: Это не предательство, это спасение жизней Ваших сотрудников, спасение чьих-то детей, мужей, отцов. Мы прекрасно знаем, что часть из них не смирится с поражением, и будет вести нелегальную работу в качестве боевиков террористических организаций, но большая часть вернется к мирной жизни и будет достойными гражданами России.
Дзержинский: Нет, я не буду отдавать такой приказ. Все наши сотрудники безупречные люди, которые подбирались по принципу «холодная голова, горячее сердце и чистые руки». Каждый из них вправе сам решать свою судьбу, но каждый из них знает, что бывших чекистов не бывает и что их настигнет карающая рука советского правосудия. Мне тоже безразлично, что сделают со мной. Я никого не предал и до конца верен своему долгу. Можете меня расстрелять, но такой приказ я отдавать не буду.
Адмирал Колчак: Мы Вас расстреливать не будем. Вы будете пожизненно находиться в тюрьме и все жертвы чекистского произвола, семьи уничтоженных при сопротивлении сотрудников будут знать, где Вы находитесь, чтобы они могли послать Вам свои проклятия.
Нами создана комиссия по расследованию преступлений Вашей организации. Большинство бывших советских работников и военнослужащих Красной Армии будут приветствовать деятельность комиссии и сотрудничать с ней. Все это будет в условиях гласности, и каждый бывший сотрудник чрезвычайной комиссии будет изгоем в обществе, как и члены его семьи.
Дзержинский: Где же Ваша хваленая гуманность? Где права человека? Вы не боитесь отрицательного международного резонанса?
Адмирал Колчак: О гуманности нужно было думать тогда, когда вы начали красный террор. Мы имеем полное право на защиту от озверевших людей, которые грабили церкви, людей, убивали без суда и следствия тех, у кого были хоть какие-то ценные вещи и они не хотели с ними расстаться. Вы банда грабителей, а не люди с чистыми руками.
Дзержинский: Нельзя всех стричь под одну гребенку. Мы выполняли свой долг. Белый террор бы не менее кровав.
Адмирал Колчак: Но белого террора уже нет. В стране воцаряется законность, а деятельность ЧэКа придется пресекать силой. Учтите, Вы будете лично виноваты во всех жертвах среди Ваших сотрудников.
Дзержинский: Хорошо, давайте проект распоряжения, я его подпишу, только вряд ли кто-то поверит этому документу.
Адмирал Колчак: Документу вряд ли кто поверит. Поэтому Вы с Петром Николаевичем будете встречаться с сотрудниками ЧэКа непосредственно в губерниях, будете отбирать сотрудников для работы в органах министерства внутренних дел по линии охраны общественного порядка, политического и уголовного сыска. Нам жить в одной стране.
Дзержинский: Господин адмирал, мне не верится, что Вы утверждали смертные приговоры военно- полевых судов и трибуналов, отдавали команды на наступление с многочисленными жертвами и водили флоты в бой с превосходящим противником. Уж больно Вы какой-то мягкий и интеллигентный.
Адмирал Колчак: Не волнуйтесь, господин Дзержинский, моего голоса хватит, чтобы лошадь присела на задние ноги, а от моего мата любой сапожник в обморок упадет. Но сила человека не в крикливом голосе и в невоспитанности, а в уважении к сильному противнику и предложении решить дело миром. Нашей демократии всего три года и все три года она провела в гражданской войне. Поверьте, не все у нас будет гладко. Будут и жертвы. Но если будет общее стремление к построению сильной России, то никакой враг нам не страшен. Я думаю, что мы с Вами договорились, господин Дзержинский?
Дзержинский: Мне нужно хорошенько обдумать этот вопрос.
Адмирал Колчак: Хорошо, подумайте. Этот же вопрос будет внесен и в повестку заседания вашего ЦК, которое мы соберем в течение этого месяца. Я думаю, что Вы там узнаете и другие вопросы, которые позволят быстрее закончить гражданскую войну.
Адмирал Колчак: Вот видите, Петр Николаевич, какова выучка у сотрудников господина Дзержинского. Нужно, чтобы и сотрудники органов МВД отличались такой же преданностью делу. Не бойтесь брать на работу бывших дзержинцев. Балласт быстро проявит себя и будет выброшен за борт.
Не забудьте Петр Николаевич с супругой вечером пожаловать к нам.
Врангель П.Н.: Будем, Ваше Высокопревосходительство.
Адмирал Колчак: Господи, вразуми нас на правильные дела, не дай разыграться гневу и гордости в отношении побежденных. Ведь все мы русские и все дети твои. Упокой души убиенных в боях и умерших от военных лишений. Не оставь нас милостями своими в годину смуты. Дай силы довести возложенное на плечи мои дело установление мира.
Адмирал Колчак: Николя, запишите: в девять часов прием купечества, в десять тридцать доклад министра иностранных дел. В двенадцать часов министр внутренних дел. Ежедневно. Организуйте дежурство младших адъютантов и отдыхать.
Адмирал Колчак: Прошу вас, господа, присаживаться. Прошу закуривать. Пусть наши дамы побудут какое-то время вместе, а я хотел буквально в двух словах обменяться мнениями по поводу встречи с лидерами большевистской революции. Буквально с завтрашнего мы будем готовить обращение к народам России по случаю окончания гражданской войны и должны иметь позицию по основным вопросам мирной жизни. Я не хотел бы, чтобы мое мнение было превалирующим и оказывало влияние на ваши мысли. Поэтому, как полагается на военном Совете, первое слово берет младший участник. Не поймите нас превратно, Петр Николаевич, но по возрасту моложе Вас нет. Прошу высказать свое мнение по этому.
Генерал Врангель: Ваше Высокопревосходительство, милостивые государи…
Адмирал Колчак: Петр Николаевич, господа, прошу без официальностей. Давайте в домашней обстановке по-домашнему.
Генерал Врангель: Прошу прощения, Александр Васильевич. Встреча с господином Дзержинским оставила у меня двойственное впечатление. Перед нами противник, который, не задумываясь, отдал бы приказ об уничтожении всех нас и членов наших семей.
Дело об убийстве царской семьи еще не закончено и я нисколько не сомневаюсь в том, что Дзержинский не был в неведении по поводу совершенного злодеяния. В царской охране были и сотрудники ЧэКа. В эти органы принимались в основном фанатики с психологией охотника на других людей.
