равно никто никуда не поедет, а к тому времени все забудут о проезжавшем зимой путнике. Да и, судя по их виду, они представляют достойное сообщество головорезов с большой дороги, а таким не резон много болтать».
То, что они могут представлять опасность для него самого, об этом он и не подумал.
Утром, отлично выспавшийся, посвежевший, Ганелон продолжил путь. Отдохнувшие кони несли двух всадников по лесной дороге все дальше и дальше на юго-запад. Впереди дорога делала крутой поворот, огибая поросший кустарником холм. Здесь-то и пропела в воздухе перед его головой стрела, вонзившись в ближайшее дерево. Только счастливая случайность спасла Ганелона, за секунду до этого обернувшегося назад, на звук треснувшей ветки. В воздухе запела вторая стрела, но Ганелон, уже понявший, в чем дело, хлестнул коня с такой силой, что тот, рванув вперед, едва не сподобился птице.
– За мной! – крикнул он своему слуге Сивасту, но в воздухе уже пела третья стрела, и в следующее мгновение Ганелон услышал стон, а еще через секунду – звук падения тела, словно что-то тяжелое уронили в лохань с вязким густым киселем.
Разглядев на холме три фигуры, он понял: путь отступления один – только вперед. Сражаться по колено в снегу сразу с тремя противниками, каким бы опытным меченосцем он ни был, – безумие. Проваливаясь по щетки[33] в снег, лошадь прыжками уходила все дальше и дальше от засады. Одна, потом другая, третья стрелы вонзились в щит, благоразумно переброшенный Ганелоном за спину.
Обогнув холм, Ганелон оглянулся: погони не было.
3
Дня через три, переправившись в окрестностях Тура через Луару, Ганелон взял круче к югу и на исходе четвертых суток, смертельно уставший, замерзший, подъехал к воротам замка барона Ранульфа.
Сооруженное из громадных серых камней на вершине единственного в округе холма жилище барона мрачно возносило свои башни и башенки над окрестностями, словно угрожая и говоря своим угрюмым видом: я здесь! Да и название замка как нельзя лучше соответствовало характеру владельца – Морт.
Ворота, заскрипев, раскрылись. Одинокий всадник въехал во внутренний двор и с видимым облегчением сполз с лошади.
– Приветствую тебя, Ранульф, – только и смог выговорить он стылыми, неслушающимися губами, глядя на стоящего в дверях барона, и, пошатнувшись, был вынужден опереться на подоспевшего конюшенного.
Барон, коренастый, рыжеволосый, с глазами навыкате, напоминающими бычьи, хмыкнул и, глянув из- под нависших бровей на непрошеного гостя, бросил, не ответив на приветствие:
– Не лучшее время ты выбрал для путешествия.
Тем же вечером Ганелон сидел за гигантским дубовым столом напротив хозяина и жадно поглощал выставляемые стольником одно за другим оленину и зайчатину, сыр и хлеб, обмакивая ломти в блюдо с соусом и запивая их темным бордоским. Жарко пылавший камин и настенные факелы ярко освещали большой, увешанный коврами и тканями зал.
Наконец, отогревшийся и насытившийся, Ганелон откинулся на спинку резного мягкого кресла явно итальянской работы и, нимало не смущаясь молчаливого и настороженно поглядывающего хозяина, потянулся.
– Уф-ф, – удовлетворенно выдохнул он и заговорил, прерывая затянувшееся за долгим ужином молчание: – Никогда не ел ничего вкуснее. Голод и холод способствуют аппетиту, не правда ли, барон? Спасибо за отменный ужин.
– Спасибо в сундук с солидами не положишь, – буркнул барон и добавил: – Выкладывай, с чем пожаловал?
– Торопишься, барон. Я чертовски устал, а мозги так и вовсе покрылись от холода ледяной коркой. С удовольствием бы сейчас забрался в постель и часиков двадцать отогревался.
– В аду отогреешься.
– Все мы там будем, Ранульф, все, – флегматично заметил Ганелон, не обращая внимания на грубый, неприветливый тон хозяина. – Тебе тоже там будет уготовано теплое местечко.
– А мне и на этом свете не холодно.
– Конечно, если сидеть у горящего камина, – продолжил Ганелон. – А вот каково тем, кто в такую стужу путешествует?
– Вот и сидел бы где-нибудь у себя в Сен-Бертене или в Дюрене у носатого Кёрла.
– Хороший совет, Ранульф, хороший совет. Да вот заботы навалились и погнали несчастного через всю Франконию в стужу и бездорожье.
– Несчастные сейчас желуди жрут, а ты от кур да зайцев лоснишься.
– Но, Ранульф, – умышленно обиженно протянул Ганелон и в упор глянул на барона, – неужели ты хочешь сказать, что я свинья и должен питаться желудями, жирея, чтобы в итоге попасть под нож мясника? И не ты ли тот мясник?
Ранульф не выдержал и первый отвел взгляд.
– Ай-яй-яй, а ведь мы как-никак родственники, – нарочито сокрушенным тоном произнес Ганелон.
– Мои родственники – это меч и кошель с денариями, других не знаю, – буркнул барон и замолчал, подозрительно вглядываясь в развалившегося в кресле Ганелона и думая: уж не пожаловал ли родственничек занять денег?
– А ты не меняешься, Ранульф, – рассмеялся Ганелон и, словно прочитав мысли барона, добавил: – Не переживай, я к тебе не за деньгами. Этого добра у меня пока хватает.
– Если хватает, поделись, – тут же ответил сообразительный Ранульф и алчно потер руки. – Бог приказал делиться.
– Ну, ну, барон. Не будем упоминать Всевышнего. Я действительно к тебе с важной вестью, иначе – ты прав – сидел бы в Дюрене и лакал бы рейнское с нашим достойнейшим государем. Благо пост кончился и у него сейчас пирушка за пирушкой.
– И что же это за новость, которую ты так торопился мне доставить, что отправился в путь, не дожидаясь весны?
– Говорят, ты оттягал у прямой наследницы все поместья Двельфа из Ле-Мана? А это большой кусок. Не подавиться бы тебе, – сказал Ганелон, становясь серьезным. – И сейчас я, видит Бог, не шучу.
– Ничего, – ответил барон, – я никогда не страдал несварением желудка, как-нибудь переварю и поместье Двельфа.
– Но при этом ты упрятал его дочку в монастырь, хотя не в ней дело.
– Туда ей и дорога. И почему ты сказал – оттягал? Я более законный наследник, нежели эта пигалица, рожденная вне брака. Герен и Фордуор поддержали мои притязания.
– Но ты прибрал к рукам и Антре, поместье некоего Хруотланда.
– Ну и что? Оно было заложено по долговой Двельфу. Вот я этот долг и переписал на себя.
– Однако на самом деле никакого долга на Антре нет, так как деньги, полученные Хруотландом, ушли на того же Двельфа.
– Ты что-то слишком много знаешь, Ганелон. А это вредно для здоровья.
– Я всегда был очень любознательным, – рассмеялся Ганелон. – Однако придется удовлетворить твое любопытство, а то мне моя голова дорога. Так вот, любезный родственничек, Хруотланд сейчас в Дюрене с жалобой на твои действия.
Ранульф презрительно фыркнул, как бы выказывая этим, что он думает о всех жалобщиках на свете и о Хруотланде в частности.
Ганелон проигнорировал такой своеобразный ответ и продолжил:
– Я приехал дать тебе совет. Дружеский совет.
– Ты – и дружеский совет, – громогласно расхохотался барон. – В таком случае я поступлю прямо наоборот.
