поражена каким-то недугом. Здесь я узнал, что у нас рак», – и он сел. После такого выступления и другие стали свободно высказываться. Поднялось большое волнение. Все вставали и вносили предложения. Студенты организовали комитет по предварительному размножению лекций и еще другие комитеты для разных целей.
А потом случилось нечто совершенно неожиданное. Один из упомянутых мною двух студентов встал и сказал: «Я учился не в Бразилии, а в Германии. А в Бразилию я приехал только в этом году».
Второй студент сказал что-то подобное. А названный мной профессор сказал: «Я учился здесь, в Бразилии, во время войны. Тогда все профессора, к счастью, покинули университет, и я учился самостоятельно, по книгам. Так что, на самом деле, я учился не по бразильской системе».
Этого я не ожидал. Я знал, что система никуда не годится, но что на все 100 процентов – это было ужасно!
Я ездил в Бразилию в рамках программы, финансируемой правительством Соединенных Штатов. Поэтому в Госдепартаменте меня попросили написать отчет о моей работе в Бразилии. Я составил отчет из основных положений недавно произнесенной речи. Позже до меня дошли слухи, что некто в Госдепартаменте отреагировал так: «Вот видите, как опасно посылать в Бразилию такого наивного человека. Глупец, он может вызвать только неприятности. Он не понимает всех сложностей». Как раз наоборот. Мне кажутся наивными рассуждения этого деятеля из Госдепартамента, потому что он представлял себе университет только по бумажкам и описаниям. Вот так.
Человек, говорящий на тысяче языков
Когда я был в Бразилии, я изо всех сил старался выучить местный язык и решил читать свои лекции по физике на португальском языке. Вскоре после моего приезда в Калтех меня пригласили на вечеринку, которую устроил профессор Бэчер. Еще до моего прихода Бэчер сказал гостям: «Этот Фейнман считает себя умником, потому что немного говорит по-португальски. Давайте разыграем его. Миссис Смит (а она явная южанка) выросла в Китае. Пусть она поприветствует Фейнмана на китайском языке».
Я, ничего не подозревая, прихожу на вечеринку, Бэчер представляет меня всем присутствующим: «Мистер Фейнман, это мистер Такой-то».
– Очень приятно, мистер Фейнман.
– А это мистер Такой-то.
– Рад познакомиться, мистер Фейнман.
– А это миссис Смит.
– Ай, чуунг, нгонг джиа! – говорит она, поклонившись. Для меня это такая неожиданность, что я решаю, что единственное, что я могу сделать, это ответить в том же духе. Я вежливо ей кланяюсь и абсолютно уверенно говорю: «А чинг, джонг джиен!»
– О, Господи! – восклицает она, теряя самообладание. – Я знала, что все будет именно так: я говорю на мандаринском наречии, а он – на кантонском!
Конечно, мистер Большой!
Каждое лето я ездил через Соединенные Штаты на своей машине, пытаясь добраться до Тихого океана. Но по разным причинам я всегда где-то застревал – обычно в Лас-Вегасе.
Особенно мне запомнился первый раз, потому что он мне пришелся по душе. Тогда, как и сейчас, Лас-Вегас зарабатывал деньги на людях, играющих в азартные игры, поэтому главной задачей каждого отеля было приманить людей, чтобы они пришли играть именно сюда. С этой целью в отелях устраивали шоу и давали обеды за весьма умеренную плату – почти бесплатно. Не нужно было делать никаких предварительных заказов: просто заходишь, садишься за один из множества пустых столиков и получаешь удовольствие от шоу. Это было просто чудо для человека, не играющего в азартные игры. Я, например, просто наслаждался всеми преимуществами: недорогие комнаты, почти бесплатная еда, хорошие шоу, да и девочки ничего себе.
Однажды я валялся у бассейна своего мотеля, когда ко мне подошел какой-то парень и заговорил со мной. Я не помню, с чего он начал, но говорил он о том, что я, судя по всему, работаю, чтобы заработать себе на жизнь, а это довольно глупо. «У меня все гораздо проще, – сказал он. – Я просто слоняюсь около бассейна и наслаждаюсь жизнью в Лас-Вегасе».
– Как же, черт побери, ты можешь это делать, не работая?
– Просто: я ставлю на лошадей.
– Я ничего не знаю о лошадях, но мне непонятно, как можно заработать на жизнь, делая на них ставки, – скептически сказал я.
– Еще как можно, – сказал он. – Именно на эти деньги я и живу! Я вот что тебе скажу: я научу тебя, как это делается. Пойдем, я гарантирую, что ты выиграешь сто долларов.
– Как ты это сделаешь?
– Ставлю сто долларов на то, что ты выиграешь, – сказал он. – Так что, если ты выиграешь, то это ничего тебе не будет стоить, а если проиграешь, то получишь сто долларов!
Итак, я думаю: «Здорово! Правильно! Если я выиграю на лошадях сто долларов и мне придется их отдать ему, то я ничего не теряю; это просто обучение – просто доказательство того, что его схема работает. А если у него ничего не выйдет, то я выиграю сто долларов. Довольно заманчивая перспектива!»
Он ведет меня на какой-то тотализатор, где есть список всех лошадей и всех скачек, которые проходят по всей стране. Он представляет меня другим людям, которые говорят: «Он просто молодец! Я выиграл сто долларов!»
Мало-помалу до меня доходит, что я должен поставить свои деньги, и я начинаю немного нервничать. «Сколько денег я должен поставить?» – спрашиваю я.
– Триста или четыреста долларов.
Столько денег у меня нет. Кроме того, я начинаю беспокоиться: что если я проиграю все деньги?
Тогда он говорит: «Вот что: мой совет будет стоить тебе всего пятьдесят долларов, и только в том случае, если он окажется дельным. Если он не сработает, я дам тебе сто долларов, которые ты все равно выиграл бы».
Я подсчитываю: «Ух ты! Теперь я выигрываю в обоих случаях: либо пятьдесят, либо сто долларов! Как же, черт побери, ему это удается?» Потом я понимаю, что если играть достаточно честно – чтобы понять, как это делается, забудьте о небольших убытках от данной выручки, – шанс выиграть сто долларов, а не потерять свои четыреста равен четыре к одному. Так что из пяти раз, которые он пробует свою схему на ком-то, четыре раза эти люди выиграют по сто долларов, он получает двести долларов (показав им, какой он умный), а в пятый раз ему придется отдать сто долларов. Итак, в среднем он получает две сотни, а отдает одну! Итак, наконец, я понял, как ему это удается.
Этот процесс продолжался несколько дней. Он изобретал какую-то схему, которая, на первый взгляд, казалась совершенно потрясающей сделкой, но, немного поразмыслив над ней, я постепенно понимал, как она работает. Наконец, испытывая своего рода отчаяние, он говорит: «Хорошо, вот что: ты платишь мне пятьдесят долларов за совет, и, если проиграешь, я верну тебе все твои деньги».
Вот на этом я ничего не проигрываю! Тогда я говорю: «Хорошо! Договорились».
– Прекрасно, – говорит он. – Но, к сожалению, в этот уикэнд мне нужно съездить в Сан-Франциско, поэтому просто отправь мне результат по почте, и, если ты проиграешь свои четыреста долларов, я просто вышлю тебе эти деньги.
Первые схемы были составлены так, что он мог выиграть эти деньги по-честному, с помощью арифметики. Теперь же он собирается уехать из города. Единственный способ заработать деньги с помощью этой схемы – не посылать их – сжульничать.
Таким образом, я не принял ни одно его предложение. Однако меня весьма позабавили его старания.
Кроме того, в Лас-Вегасе мне нравилось еще одно: встречаться с танцовщицами. Думаю, что между выступлениями они обязаны были находиться в баре, чтобы привлекать посетителей. Я встречался с несколькими из них, разговаривал и нашел их очень приятными собеседницами. Люди, которые говорят: «Танцовщицы, вот как?», уже определили для себя, какие они! Но в любой категории людей, если на нее посмотреть внимательно, присутствуют совершенно разные люди. Например, одна из танцовщиц была дочерью декана Восточного университета. У ней был талант, она любила танцевать; у нее было свободное лето, работу танцовщицы найти было сложно, поэтому она работала хористкой в Лас-Вегасе. Большинство танцовщиц были очень хорошими и дружелюбными девушками. Все они были красивы, а я просто обожаю красивых девушек. Если честно, то Лас-Вегас так сильно мне нравился именно из-за танцовщиц.
Сначала я несколько робел: девушки были очень красивы, у них была определенная репутация и т.д. Я пытался общаться с ними и немного задыхался, когда разговаривал. Сначала было трудно, но со временем становилось все легче и легче, и, наконец, я стал настолько уверенным, что уже никого не боялся.
Я находил для себя приключения совершенно своеобразным способом, который мне сложно объяснить: это похоже на рыбалку, когда опустил удочку в воду, а дальше – дело терпения. Когда я рассказывал кому-нибудь о своих приключениях, мне могли сказать: «Что ж – давай это сделаем!» Тогда мы шли в бар, чтобы посмотреть, произойдет ли что-то интересное, но минут через двадцать или около того мои спутники теряли терпение. В среднем, там нужно просидеть пару дней, прежде чем произойдет что-нибудь интересное. Я провел очень много времени, разговаривая с танцовщицами. Одна знакомила меня с другой, и через какое-то время обязательно что-нибудь происходило.
Помню одну девушку, которой очень нравилось пить «Гибсон». Она танцевала в отеле «Фламинго», и я довольно близко с ней познакомился. Приезжая в город, я, возвещая о своем прибытии, всегда заказывал для нее «Гибсон», прежде чем она садилась за столик.
Однажды я подошел и сел рядом с ней, а она сказала: «Я сегодня не одна: со мной мужчина – кутила из Техаса». (Я уже слышал об этом парне. Где бы он ни играл в кости, вокруг стола всегда собиралась толпа поглазеть на его ставки.) Он вернулся к столику, за которым сидели мы, и моя подруга представила меня ему.
Первым делом он сообщил мне: «Знаешь, прошлой ночью я проиграл здесь шестьдесят тысяч долларов».
Я знал, что нужно делать. Я повернулся к нему, сделав вид, что на меня это не произвело никакого впечатления, и спросил: «Это считается очень умным или очень тупым?»
Мы завтракали в ресторане. Он сказал: «Давай свой чек, я подпишу. Денег за еду с меня не берут, потому что я здесь очень много играю».
