посвящения в воины дурбата.
— Та-а-а-к дер-р-р-жать! — заорал командир, косыми глазами посмотрев на свою вытянутую кем-то руку.
Гурун с Мудей так и держали, полностью подчинившись.
Первым кандидатом оказался Душка ебаная в рот. Рухнув на колени, он подполз к командиру и, состроив утрированно патриотичный ебальник, слезно произнес:
— Клянусь любить маму до самой смерти, клянусь защищать родину до самой смерти, не жалея своей жопы, клянусь впахивать на дядю Карло до седьмого поту и до самой смерти, тока возьмите меня в дурбатовцы.
Тяжелая рука Гну под весом поддерживающих его Гуруна и Муди ебнула Душку по тыкве так, что тот нырнул рылом в песок:
— Пр-р-р-р-инят! — рявкнул командир.
Отпнув посвященного ногой, Гну продолжил:
— Один готов! Следующий!
Тут из шеренги вывалил Хуйло, боязливо посматривая на огромный кулак командира, который грозил обрушиться и на его кочан. Состроив дебильную морду, заплетающимся языком идиот попытался чеканить:
— Я Вася Писькин. Готов служить Советскому союзу! Готов быть пушечным мясом! Готов прикрывать толстые зады партийцев!
Произнеся пламенную речь, Хуйло с ревом припал к грязной вонючей рубахе командира и стал неистово целовать ее, как флаг, попав под артобстрел слюнями командира:
— Принят, хуй! Ха-ха-ха, — закричал Гну, громко разразившись смехом.
Следующими в очереди за посвящением в дураки были два голубых недоделка: Пидаро и Карыч. Пидаро, состроив жалобную мину и опустив глаза, заныл:
— Честное пидорское, я обещаю быть хорошим мальчиком и во всем слушать только маму, и папу, и дедушку, и бабушку, и сестренку, и братишку, и тетю Машу и соседку Сонечку, — твердил он без остановки. А в это время с не менее пидорастической рожей рядом стоящий Карыч ласково лил ему на голову грязную водичку из лужи и натирал песочком грудь.
Вдруг неожиданно из отряда вне плана выпрыгнула Вонь Подретузная, встала на четвереньки и дико загоготала, введя всех дурбатовцев в некоторый шок. В следующее мгновение Вонь, как обезумевшая, набросилась на Гну. Гурун с Мудей, поддерживающие командира, пересрались и ринулись бежать, оставив командира наедине с прелестной дамой. Тем временем Подретузная пролезла своей тушенцией между ног Гну, сбивая его с равновесия. Последний, не удержавшись, ебнулся ей на хребтину, и они радостно поскакали по всему побережью. Сняв на скаку рубаху, командир стал ей размахивать над головой, как атаман шашкой. Рота дурбата, свистя и улюлюкая, бежала вслед за вожаком.
Проехав несколько сот метров, окосевший командир скомандировал:
— Дурбат РФ! Сто-о-о-о-ять!
Бежавшие рулониты застыли как вкопанные, и только конь несся как угорелый вперед.
— Тпрр-у! Тпрр-у! Еб твою мать! Кому говорю! Стой! — орал Гну, дергая Подретузную за шиворот вместо узды.
Конь резко остановился, а командир по инерции полетел дальше, пропахав рылом песок. Собрав свои кости, кое-как передвигая ногами, Гну поплелся к любимому отряду.
— Вольно! — скомандовал Гну и рухнул вместе со всеми.
Протерев глаза от песка, командир осмотрел своим зорким глазом всех присутствующих и заявил:
— Шо за непорядок?! Почему вы еще не приняли присягу дурбата? — обратился он к четырем особям женского полу.
Бабы охуевшими глазами смотрели на все происходящее и испуганно жались друг к дружке.
— Вы будете принимать присягу РФ? — угрожающе спросил командир, насупив брови и начав приближаться к ним пьяной походкой.
Самки испуганно молчали.
— А мы еще не готовы, — неожиданно нагло заявила самая сиськастая, напирая своими дойками на командира. От такого натиска Гну слегка охуел, вылупив на нее свои шары. И не зная, че сказать, заорал:
— Р-р-рота подъ-ем!!!
Раздававшийся на всю окрестность храп дурбатовцев замолк, и отряд вскочил на ноги.
— Где мой боевой конь? — закричал Гну, осматривая побережье.
— Тута я, — прискакала боевая Вонь и, подставив свой зад, подвалила к командиру. Гну запрыгнул на коня и поскакал вперед. Рулониты побежали вслед за ними.
— Стой, коняга! — затормозил Подретузную командир, когда они доскакали до перевала, — тута придется идти пешем. Отряд дурбатовцев, пыхтя, икая, запинаясь и пуская слюну, стал подниматься вверх, пытаясь облокотиться друг о друга. Кто-то, теряя равновесие, падал и катился вниз, затем снова вскарабкиваясь, а кто-то, встав на четвереньки, медленно и плавно полз вверх.
— Командир! А шо делать, если ноги не идуть?! — кривляясь и дурачась, спросил Пидор Сельский.
— Надо искать виноватого! — однозначно заявил Гну.
— А, если виноватого не найдем? — жалостливо спросил Пидаро, тяжело вздыхая.
— Значит, надо его назначить! — ответил командир.
И все громко заржали.
Выйдя на ровную поверхность, Гну, все еще запыхавшимся голосом сказал:
— А теперь вы будете рассказывать про себя самые гадкие истории, как и положено настоящим дурбатовцам! Услышав новое задание, рулониты сразу заткнулись и потупили взоры. Настала гробовая тишина.
«О, нихуя себе. Зачем это я буду гадости про себя рассказывать, — загрузился про себя Гнилой харчок, — меня же потом все обосрут. Послушаю-ка я сначала других».
«Так-так-так, — быстро начал соображать Душка ебаная в рот, — надо какую-нибудь безобидную историю вспомнить, чтобы и мне не дискомфортно было, и другим весело и главное, чтобы меня за это похвалили».
После получасового замешательства, гадко хихикая и потирая липкие ручонки, Душка принялся орать во всю глотку:
— Когда я был маленьким, я любил ссать в постель! Мне было просто лень вставать и идти в туалет! Уже тогда я был ленивым, как свинья! Я просто разворачивался к стене, доставал свою маленькую письку и ссал на стену! И однажды со мной улеглась спать моя маленькая сестренка! Потому что к нам приехали гости! И ночью! Я! Как всегда захотел ссать! И я! Как всегда! Достал свою маленькую письку и стал ссать! Прямо на рожу своей сестренки!
— Хе-хе-хе! — похихикивали дурбатовцы
Душка болезненно стал присматриваться и прислушиваться к реакции рулонитов и особенно командира, чтобы не дай бог, его не опозорили или не обосрали.
Гну хитро поглядывал на дурбатовцев. Уж он-то знал, что самую гадкую историю рассказать не так-то просто. И сразу просек, что Душка пытается убежать от полезного дискомфорта.
— Не-е-е, не пойдет, это хуйня! Кто расскажет более правдивую историю, да такую, чтобы она корежила вашу ложную личность? — спросил командир.
Следующим решил выебнуться Хуйло. Скаля зубы, он заорал:
— А меня в детстве звали Кирпич, потому что когда ко мне кто-то лез, и этот кто-то мне не нравился, я сразу хватался за кирпич и бросал им в морду ненавистника!!!
— Н-да, ты бы еще рассказал, как в три месяца в кроватку писялся. Хуйня! Не пойдет! — прокомментировал его рассказ Гну. — Ну, что это такое? Кто же меня сегодня порадует?
— А я проходил призывную комиссию! — набрался храбрости Муд, неистово начав чесать в жопе от волнения, — когда я зашел без трусов в кабинет, у меня заторчала писька! Врачиха дала мне стакан с водой
