Блаватская

распахнется настежь, как двери храма, и волшебная музыка хлынет наружу, — люди поневоле запляшут, тогда-то их жизни будут в ее руках. Она явно нарушала заповедь «не сотвори кумира». Она всецело отдалась служению оккультной идее. Мысль о грозной силе влиять на людей въелась в ее плоть, кровь и сознание. На тех, кто за ней не пойдет, она грозилась наслать мор, глад и несчастную долю. Она внутренне менялась у древней реки.

И вдруг первый раз мгновенным ясновидением своей одаренной натуры поняла, что никогда не сможет поднять людей из грязи, потому что сама находится в ней по уши.

Умереть среди слез и рыданий толпы было выше ее сил.

Блаватская доказала, что кое-чего стоит. Создание Общества по исследованию спиритических феноменов было ее первым шагом к верховной оккультной власти. Ее роковая ошибка заключалась в том, что она своевременно не обратилась за помощью к своим — россиянам. Не представлялся благоприятный случай. В российском консульстве в Каире завязывались интриги между сотрудниками, им было не до нее.

Только она одна, как ей представлялось, владела такой неуемной энергией, вдохновенным словом и магнетическим даром, была способна увлечь людей. Ей хватало присутствия духа быть наверху, при дворе хедива, и в самом низу — в каирской базарной толпе. Не так-то просто было застать ее врасплох, на чем-то поймать.

Тихий плеск нильской воды остужал ее пыл.

Неожиданно для самой себя она улыбнулась, непонятно чему.

Блаватская сожалела, что связалась с мадам Себир. Вместе с тем без нее она уже не смогла бы обойтись. Мадам Себир ведала всем реквизитом медиумического театра, служила ей «крышей» при сомнительных и рискованных авантюрах. Она была ее глазами и ушами. Блаватская утешала себя тем, что у всех великих людей есть скрытые, недостойные их привязанности, своеобразные громоотводы для порочных страстей. Ей было, однако, досадно, что мадам Себир возомнила о себе невесть что.

В сущности, цель Блаватской, Паулоса Ментамона и Луи Бимштайна была достигнута. Они создали в Каире Спиритическое общество. Несмотря на разразившийся скандал, общество не прекратило своего существования. Об этом свидетельствовал приехавший в Каир американский спирит Джеймс М. Пиблз. В своем отчете он отметил, что был безумно рад узнать, что «мадам Блаватская при поддержке мужественных соратников организовала Общество спиритов, в котором одаренные медиумы записывают сообщения с того света, а также выявляются другие формы потустороннего присутствия»^[236].

Глава десятая. НАЗАД В ОДЕССУ

К моменту приезда Пиблза в Каир весной 1872 года Блаватская уже находилась в России, ее ожидала в Одессе приехавшая раньше мадам Себир, с ними также были купленные по случаю обезьянки. Чтобы как-то заработать себе на жизнь, Елена Петровна решила открыть под фамилией своей французской подруги фабрику и магазин чернил. 12 сентября 1872 года в «Одесском листке объявлений» появилась реклама следующего содержания: «Чернило химика Себир и Ко. Превосходя все, употреблявшиеся в России, своими качествами, продается дешевле, чем у всех конкурентов. Покупающим ведрами уступается по 2 р. 10 ведро…»^[237] И так далее в том же духе.

Выбор компаньонки оказался не совсем удачным. Мало того что мадам Себир плутовала, где удавалось, и утаивала от Блаватской какие-то гроши, она еще и распространяла о ней порочащие слухи. Вот этого Елена Петровна стерпеть не смогла и вскоре рассталась с главным химиком своего предприятия. Само собой разумеется, что фирма прогорела вчистую.

Появление Блаватской в Одессе в апреле 1872 года не привело в восторг ее родственников. У Елены Петровны с ними стали возникать бесконечные ссоры и перепалки по каким-то малозначительным поводам. Она определенно раздражала тетю Катю, мать Сергея Витте. Та смотрела на нее, как на кобру, стоявшую на хвосте. Уж лучше она останется со своей неудачливой, голодной и безвестной жизнью и со своим непризнанным талантом, но ни за что не пойдет у них на поводу! — так рассуждала, вероятно, Блаватская, желая как можно быстрее уехать из Одессы, где ее всегда ожидали одни неприятности. В эти сумеречные дни ее жизни она, словно сговорившись, одновременно со своим дядей Ростиславом Андреевичем Фадеевым, написала письмо русским жандармам, изложила фантастический проект о том, как следует работать на арабском Востоке представителям внешней разведки. Письмо было написано в декабре 1872 года и адресовано начальнику жандармского управления города Одессы. Роксана Ахвердян пишет:

«В 1872 году Блаватская приехала в последний раз в Россию, в Одессу, из Египта, где она провела несколько лет. Не без ее влияния, несомненно, в 1875 уехал Ростислав Фадеев, получив приглашение как советник по преобразованию египетской армии. Весьма знаментальным является тот факт, что в 1872 году и дядя, и племянница обратились с письмами-исповедями к шефу жандармов в III отделение. (Адресат Блаватской был рангом пониже. — А. С.) Знакомство с содержанием писем позволяет сделать вывод о наивности и бескорыстии обоих, об их жизненной непрактичности» ^[238].

Любопытно будет привести в связи с письмом жандармам отрывок из другого письма Блаватской, отправленного 1 мая 1886 года Альфреду Перси Синнетту. Оно было вызвано защитой ее чести и достоинства. Это была реакция основоположницы теософии на нелицеприятные высказывания и заявления в ее адрес писателя Вс. С. Соловьева, о котором читатель в свое время получит исчерпывающую информацию:

«Соловьев оказался отъявленным подлецом и штрейкбрехером. Представьте, после того, что я вам рассказала о его плане и предложении, он заявил герру Гебхарду, что я предложила ему служить российскому правительству в качестве шпиона!!! Говорю Вам, кажется, сам дьявол стоит за всем этим заговором. Это подло! Он говорит, что он (Соловьев) лично видел барона Мейендорфа, который признался ему, что так сильно любил меня(!!!), что даже настаивал, чтобы я развелась со стариком Блаватским и вышла замуж за него, барона Мейендорфа. Но что, к счастью, я отказалась, и он был очень рад, потому что впоследствии выяснил, какой пользующейся дурной славой, безнравственной женщиной я была и что ребенок был его и моим!!! А справка от врача, что я никогда не произвела на свет и горностая, не то что ребенка? Теперь он лжет, и я уверена, что такой трусливый и безвольный человек, каким я знаю Мейендорфа, никогда бы не сказал ему такого. Потом он заявил, что видел в Тайном отделении документы, в которых я предлагала себя в качестве шпионки российскому правительству»^[239].

Тут, как говорится, комментарии не требуются. И по сей день не совсем ясно, что побудило Блаватскую вслед за своим дядей Ростиславом Андреевичем Фадеевым взяться за перо и обратиться к русским жандармам с предложением своих услуг. Может быть, она захотела получить прощение за нарушение законов Российской империи. Ведь она покинула Россию неожиданно, использовав родственные связи, а также служебные возможности графа М. С. Воронцова, деда А. М. Фадеева и дяди по отцу И. А. Гана. Она не посчиталась с законом: не оформила паспорта, не испросила на выезд за границу разрешение властей. Елена Петровна пишет об этом своем единственном «преступлении» в письме, подчеркивая, что больше никаких грехов за ней не числится. Может быть, это злополучное письмо появилось на свет в результате тех несчастий, которые обрушились на нее: смерть в 1867 году Юрия, когда мальчику было пять лет, смерть Митровича в 1871 году. Эти две смерти стали для нее страшным испытанием. А может быть, написанию этого письма способствовал конфликт с родственниками во время пребывания в Одессе в апреле 1872 года. Но таким ли уж действительно неожиданным и курьезным было это письмо? Блаватская предлагала себя русскому правительству в качестве международного агента. Она