не куста даже, а так, трех голых веточек, торчащих из земли, — оттолкнулся и в следующую секунду уже стоял на ухабистой, раздрызганной дороге. Осенняя грязь замерзла невероятными по своей крутизне подъемами. Видимо, здесь проезжали трактора да разболтанные поселковые грузовики. Но даже не сама дорога привлекла его внимание, а то, что находилось за ней.
Прямо за дорогой, буквально в десяти шагах, красовался дом. Обычный крашеный деревянный дом с белым кирпичным фундаментом, железной крышей и коротенькой печной трубой, из которой лениво, будто нехотя, поднимался дымок. Прямо у обочины торчала уродливая колонка, затем штакетник. В глубине двора на длинной бельевой веревке полоскались простыни и пара пододеяльников. Видимо, хозяева вывесили для свежести.
Алексей улыбнулся, легкомысленно не глядя под ноги, шагнул вперед и тут же упал, запнувшись за вмерзший в землю глиняный ком, здоровый и жесткий, словно булыжник. Уже падая, он понял, что сейчас приземлится точнехонько на больное плечо. Алексей попытался извернуться, да не тут-то было — грохнулся так, что в глазах потемнело от боли, матернулся коротко и зло. За зеленым штакетником зашлась визгливым лаем собака.
Упершись здоровой рукой в землю, Алексей с трудом поднялся и потащился к забору, на котором красовалась фанерная табличка с кривоватой надписью «Злая собака». Дойдя до штакетника, Алексей буквально повис на нем, навалившись всем телом на тщедушные доски. Конура располагалась неподалеку от крыльца, а злой собакой оказалась костлявая дворняга, едва достигавшая тридцати сантиметров вместе с ушами, черненькая, с белыми пятнами на груди и хвосте. Увидев Алексея и стервенея от ощущения безопасности, четвероногая пигалица заливалась все громче.
Ведущая в сени, выкрашенная в белый цвет дверь пропела скрипуче, выпуская на крыльцо колоритного старика. Алексей думал, что такие встречаются только в кино. В громадных валенках, в ватных штанах, пестрой красной рубахе, замусоленной телогрейке и шапке-ушанке. Если бы еще «уши» шапки торчали в разные стороны, то картина была бы просто идеальной.
Старик остановился на ступеньках и, прищурясь, пристально посмотрел на Алексея. Тот понял, что хозяина настораживает его внешний вид. Грязный, в мокрой куртке и странном комбинезоне, он, конечно, не был похож на участника конкурса красоты.
— Ну? — наконец спросил старик.
— Извини за беспокойство, отец, — начал Алексей, пытаясь определить верный тон для общения с этим человеком. — Я летчик, попал в аварию. Поранился серьезно, да и в реке вымок. Не пустишь обогреться да в милицию позвонить?
Старик прищурился еще сильнее, отчего его глаза и вовсе превратились в две узкие щелки, а морщины на лице обозначились настолько резко, словно они не появились со временем, а некий умелец вырезал их ножом на задубевшей коже.
— Это когда ж авария-то случилась? — недоверчиво осведомился дед. — Что-то я не слыхал ни про что такое…
— Ночью, — ответил Алексей. — Ночью еще, часа в три, должно быть. За посадками.
— За какими такими посадками? — поинтересовался дед. — У нас тут отродясь посадок не было. У Черевково, что ль? Аль у Пригородного?
— Да не знаю я, отец, как то место называется. Помню только, что через посадки шел, пока в реку не бухнулся.
— А чего купаться полез? — продолжал допытываться старик. — Чай, не лето на дворе.
— Так не полез я, — вздохнул Алексей. — Упал. Ночью-то не видать ничего.
— Хм-м, — на лице хозяина появилось озадаченное выражение. — По перегону, что ли?
— Не знаю, отец. Помню только, мостик там был деревянный, а рядом будка какая-то. На огород похоже.
Старик подумал, затем еще раз хмыкнул и тряхнул головой:
— У Соколово, поди?.. Эвон, куда тебя занесло, паря. Да тут, почитай, верст пятнадцать будет. Ты что же, все это время в речке бултыхался?
— Так я, отец, сознание потерял. Ударился, — Алексей повернулся к хозяину левым плечом и продемонстрировал рану.
Загребая огромными, подбитыми кожей валенками, старик спустился с деревянных ступенек, прошел через двор и остановился в метре от калитки.
— Эвон как тебя угораздило. — Он внимательно вгляделся в рану и покачал головой. — Заразу ты подхватил, паря. В больницу бы тебе надо. А иначе, мигнуть не успеешь, без руки останешься. И хорошо токмо ежели без руки, а то, глядь, и того хуже.
— Отец, мне бы обогреться, — попросил Алексей. — Замерз я.
— Немудрено, что замерз, — философски заметил старик, отодвигая на калитке щеколду и пропуская Алексея во двор. — А ну цыть, Уголек! — рявкнул он на заливающуюся собаку и указал Алексею на дом. — Заходи, паря, только, на всякий случай, имей в виду: у меня зять в отделении милиции служит.
— Да ну? — слабо усмехнулся Алексей. — Вот с ним бы мне и поговорить.
— Зачем? — не понял старик.
— Так понимаешь, двое нас было. Второй там остался, у самолета.
— Вон чего, — понимающе тряхнул головой хозяин. — Ну, поговорить-то можно, закавыки тут нет. А тебе, паря, и правда, надо обогреться. Вона губы у тебя синюшные какие. Давай заходи да поближе к печке садись.
Алексей тяжело прошаркал через узкие морозные сени, толкнул дощатую дверь и вошел в комнату. Здесь было жарко. Горячий воздух поглотил Алексея и окутал его, словно ватой, расслабляя уставшие, зажатые от холода мышцы.
Старик вошел следом и прикрыл за собой дверь.
— Садись-садись, — кивнул он Алексею.
Тот последовал совету, придвинул табурет и устроился у самой печи. От тепла у него даже закружилась голова.
— Ты бы эту свою… куртку да костюм снял бы, — предложил старик. — Я их на печь положу, быстрее просохнут.
Алексей стянул разорванную куртку, комбинезон и протянул старику. Тот взял одежду аккуратно, словно боялся расколоть, повесил на печь и хмыкнул:
— Надо же, какой костюм. Ни разу таких не видел. Это вам всем, что ли, такие дают?
— Всем, — кивнул Алексей. — От перегрузок в полете.
— Вона как, — уважительно кивнул старик и еще раз посмотрел на комбинезон. — Хорошая, должно быть, вещь.
— Хорошая, — согласился Алексей, — только от холода не спасает.
— Сейчас, подожди, я тебе что-нибудь из одежды подберу. — Дед подошел к старому платяному шкафу, стоящему в углу, открыл створку, долго копался внутри и наконец извлек оттуда рубашку, брюки и пиджак. — На, набрось.
Алексей принялся одеваться. Когда ему приходилось слишком активно двигать левой рукой, он морщился от пылающей в плече боли, постепенно разливающейся по всей левой стороне груди. Старик посмотрел на почерневшую от свернувшейся крови рану, прищелкнул языком и покачал головой.
— Плохо дело, паря, верно говорю тебе. К врачу надо. — А затем вспомнил и спохватился: — Да ты же голодный небось?
— Есть маленько, — согласился Алексей и улыбнулся чуть смущенно.
Старик прошел в соседнюю комнату, долго шуршал какими-то бумажками, затем хлопнул дверцей холодильника и через некоторое время появился, неся на старенькой, покрытой мелкими трещинками тарелке хлеб с колбасой и огромную кружку с чаем. У Алексея при виде еды потекли слюнки, он почувствовал в желудке мучительный спазм.
— Давай ешь, — кивнул старик, ставя тарелку на стол. — Ешь-ешь, это хорошая колбаса. Мне зять с дочкой давеча принесли. На Новый год. Скоро моя старуха вернуться должна. Картошечки отварит, да с праздника там что-то осталось. Салатик, капустка квашеная. Ты пока ешь, а я за врачом схожу.
Старик проковылял к двери, снял с обычной дешевой вешалки ватник, оделся. Затем стащил с ног
