день не провожать ее до дома, потому что впервые за время их знакомства тяготилась обществом Антона. Она должна была остаться одна. Вера послала ему воздушный поцелуй и смотрела, как Антон стоит на остановке, неестественно вытянувшись, опустив руки по швам. Он был какой-то чужой, недосягаемый. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Вера ощутила, как в душе поселилось тревожное чувство, потому что влюбленное сердце, словно барометр, чувствовало приближение бури.
На следующий день они, как обычно, встретились на занятиях. Последний семестр, впереди манящая и одновременно пугающая взрослая жизнь. Вера была готова к тому, что она вот-вот начнется. К тому же девушке казалось, что она на пороге больших перемен — она ждала, что Антон со дня на день сделает ей предложение. Она представляла себе его лицо, придумывала ответные слова и замирала в предвкушении того, чего еще не познала к своим двадцати. Вера хотела, чтобы ее первая настоящая любовь была чистой, неиспорченной подозрениями, разочарованием. Она готовилась отдать себя тому, кого любила всем сердцем. Кроме Антона, ей не был нужен никто. Он для нее принц, который умчит ее на белом коне в свой сказочный мир. Вера была готова сделать все, чтобы понравиться его матери — настоящей хозяйкой замка ведь была именно она. Ничего, ведь еще никто не отменял пословицу о том, что не все то золото, что блестит. Вера сумеет расположить к себе всех обитателей замка. Главное, чтобы у них с Антоном все складывалось гладко. Ей казалось, что он должен оценить ее чистоту, почувствовать скрытую страсть, которая разжигала воображение девушки и в фантазиях делала ее такой смелой! Сколько бессонных ночей, сколько мечтаний! Ведь они так любят друг друга — каждое мгновение, проведенное порознь, словно укорачивает жизнь.
Но реальность оказалась куда прозаичнее. Они получили на руки дипломы и готовились устраиваться на работу, а Антон все не заводил разговора, который Вера ждала. Более того, их встречи стали другими. Инициатива проводить вместе все свободное время теперь исходила только от Веры. Антон изменился: иными стали его слова, взгляды, он словно бы уже не хотел целовать ее, держать за руку.
— Что происходит? — не выдержала Вера. — Что с тобой, Антоша?
Антон будто ждал этого вопроса, чтобы, услышав его, объясниться. Оказалось, что у него состоялся очень неприятный разговор с матерью. Вера ей категорически не понравилась, и как Антон ни пытался характеризовать ее с самой лучшей стороны, Ариадна Николаевна осталась при своем мнении. Тогда Антон сказал ей, что хочет жениться на Вере, потому что любит ее и знает, что с ней будет счастлив. А со временем все поймут, какая она замечательная, и будут только рады, что она вошла в их семью. Он горячо говорил, подбирая самые теплые слова.
— Она посмотрела на меня так, словно я нанес ей непростительное оскорбление, — не глядя Вере в глаза, продолжал Антон. — А потом поднялась и сказала, чтоб я выбирал: или ты, или она. Когда я поинтересовался, что она хочет этим сказать, она ответила, что покончит с собой. Знаешь, Вера, моя мать никогда раньше не бросалась словами. Это серьезное заявление. Мне страшно.
Антон сделал паузу, потому что ему было тяжело говорить. Настал момент, когда нужно было произнести самое ужасное.
— Прости, Вера, но я не желаю зла своей матери. Я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится из-за меня. Наверное, мои чувства к тебе все-таки недостаточно крепкие, если я не могу перешагнуть через это. Мы должны расстаться. Если бы ты была на моем месте, ты бы поступила точно так же, — дрожащим голосом произнес Антон, найдя в себе мужество посмотреть ей в глаза. — Понимаешь? Если бы ты на моем месте… была… ты…
— Я понимаю, — тихо ответила она, удивляясь тому, что так спокойно говорит и не чувствует приближения слез. — Я, кажется, уже была…
В тот момент она вспомнила пустые глаза отца, когда она стояла на перилах балкона и не оставляла ему выбора. Она обманывала и себя и его, когда говорила, чтобы он выбирал — запрещенный прием, ведь на самом деле ни о каком выборе речь не шла. Жизнь дочери тогда перевешивала любые доводы, жизнь матери сейчас перечеркивала планы сына. Конечно, они должны расстаться. И это казалось единственно верным решением. Вера поцеловала Антона в щеку, провела рукой по жесткому ежику его волос, повернулась и пошла прочь.
Вернувшись домой, она наглоталась таблеток димедрола, предварительно написав записку, что никто не виновен в ее смерти. Она просила, чтобы тело ее сожгли, потому что она не хочет гнить в земле. Ей нужно знать, что ее не будет окружать тяжелая, сырая тьма, наполненная размеренной возней червей. А прах ее надо развеять над речкой, на берегах которой она любила проводить время в мечтах о прекрасном будущем. Вера представляла, как серый пепел, словно отрез прозрачного шифона, упадет в темно-синие воды. И все… Ничего больше не будет. Ничего — ни радостей, ни страданий. Освобождение… Вера лежала в своей комнате и ждала, пока таблетки начнут действовать. Она представляла себе, что вот-вот ей захочется спать. Она закроет тяжелые веки и спокойно отойдет в мир иной, тихо и безболезненно. Но сон не приходил. Вместо него Вера ощутила, как тело стало непослушным, ватным. Голова закружилась, ей стало дурно. Она хотела подняться, но тело не повиновалось. Потолок решил поменяться местами с полом. Нарушая все законы пространства, стены сходились и расходились в утомительном, изнуряющем Веру танце. Последнее, что она услышала, прежде чем потеряла сознание, был нечеловеческий крик отца…
Очнулась она в больнице. Улыбчивая медсестра ставила ей капельницу и спрашивала, как она себя чувствует. Вере не хотелось ни с кем говорить. Но медсестра продолжала свой монолог, сообщив, что Вера была без сознания три дня, но теперь все наверняка будет хорошо. Якобы теперь немного отдыха ей не повредит, а отец скоро приедет ее проведать. Ему уже сообщили, что Вера пришла в себя. Медсестра все говорила и говорила, а сама, сосредоточившись на капельнице, практически не смотрела ей в глаза. Ее приятный голос действовал на нервы. Вера отвернулась к стене и лежала так, думая только об одном: ей вернули жизнь, но не желание жить. Ее голубые глаза остановились на грязном светильнике, усеянном мошками. Сквозь него пробивался желто-оранжевый, размытый свет. Еще немного, и каждая из этих спешащих букашек смертельно обожжется. Они летят на свет, на яркий и манящий свет и, достигнув его, погибнут. Они обречены. Вера ощутила зависть — как же легко это происходит у таких безмозглых мотыльков, а вот ей снова предстоит пережить страшный момент ухода в мир иной. Вера знала, что внутри нее прочно засело желание навсегда покинуть этот мир. Ничто не сможет повлиять на ее решение. Ей нечего здесь делать, не осталось больше источника света. Она должна уйти. Теперь она обладала неким подобием опыта. Он ничему не учил, но Вера точно знала, где самый неприятный момент в решении умереть. Исходная точка обратного отсчета — самая критическая, потому что именно тогда откуда-то из угасающего сознания всплывает желание все остановить.
В Вере росла озлобленность. Очередной обход она воспринимала как неизбежную насмешку над собой. Она иронично усмехнулась, медленно обвела глазами помещение, скользнула пустым взглядом по лежавшим больным, медсестре, врачу. Наверное, они ждут от нее благодарности. Наивные. Они прибавили ей проблем. Нет, не так. Они вернули ее в ад, думая, что совершают благое дело. Они не знают, что она все равно довершит начатое. Ей больше нет здесь места. Осталось придумать, как это сделать, усыпив бдительность отца. Наверняка он будет более пристально приглядывать за ней, делая вид, что ничего особенного не произошло. Ложь и показное спокойствие станут хозяйничать в их доме. Она окажется под невидимым колпаком страхов и беспокойства отца за жизнь своего единственного ребенка. Ужасно, когда на тебя ложится груз родительских надежд и мечтаний. Ты один должен нести его с рождения и до самой смерти. Тебе будет нечем дышать от давящего чувства вины и постоянно казаться, что ты сделал что-то не то и не так. Инстинкт продолжения рода заставляет взрослых, умудренных житейских опытом людей заботиться о потомстве, которое почти всегда не оправдывает их чаяний. Тогда начинается следующая стадия игры, где одни пытаются убедить себя, что все хорошо, а другие — не согнуться от чувства вины за разбитые надежды.
Вера внимательно разглядывала потрескавшиеся от времени стены, стараясь не думать о том, что скоро придет отец и с ним нужно будет о чем-то говорить. Она почувствовала, как по щекам катятся слезы. Странно, но, позабыв о своей боли, она в этот момент испытывала жалость к нему. Наверняка он тяжело пережил эти дни, не в силах объяснить причину поступка дочери. Вера подумала, что последнее время они не были достаточно близки, поэтому он, конечно, не знает, истинной причины. Она не станет ему ничего рассказывать. Это не имеет смысла. Зачем тратить слова, силы на разъяснение того, что в любом случае вызывает непонимание? Конечно, отец будет обвинять во всем себя, и ей придется переубеждать его. Вера устало вздохнула. У нее нет на это ни сил, ни желания. Она решила, что вообще не станет ни с кем разговаривать. Так она сможет ничего никому не объяснять.
Вера сдержала данное себе обещание — она не проронила ни слова ни в одно из посещений отца, игнорировала монологи медперсонала. Она отворачивалась к стене, не реагируя ни на чьи просьбы, попытки общения. Это стоило Вере, еще двух дополнительных недель пребывания в больнице, нового курса уколов и успокаивающих процедур. В какой-то момент она решила, что может заработать не самые лучшие записи в больничной карточке, но это не испугало ее. Вера словно проверяла, насколько врачи не способны разобраться в истинном положении вещей. Над диагнозом, который ей ставили, она в душе посмеивалась. Оказывается, нужно перестать говорить и реагировать на глупости, чтобы тебя посчитали окончательно сошедшей с ума. Вера все принимала спокойно, зная, что рано или поздно ее отпустят домой. Она уже слышала, как во время обхода врач несколько раз говорил о возможной выписке. Этот момент близок. И тогда она сделает то, что должна. Только теперь она поступит более благоразумно — прыгнет с моста в воду. На этот раз никто не успеет ей помочь, никто! Жаль, что теплынь на дворе: вода не будет достаточно холодной и не примет ее в свои ледяные объятия. Это могло бы все ускорить, но будь что будет. Вера уже знала, как все произойдет. Мысленно она проигрывала ситуацию, испытывая сладостное томление ожидания. Твердо укрепившись в своем решении, она обрела удивительное спокойствие. Оно словно снизошло на нее, и Вера расценила это как одобрение свыше. Сначала такая мысль показалась ей кощунственной, но вскоре Вера смогла убедить себя в поддержке высших сил. Она представляла, как в один поздний вечер полностью выдохнет воздух из легких, перегнется через перила и…
Вера никак не могла предположить, что в этот момент чьи-то крепкие руки схватят ее за предплечья и буквально отшвырнут в сторону. Она очнется, тряхнет головой и, потирая ушибленное бедро, увидит перед собой незнакомого молодого мужчину. Поднявшись, она сжала кулаки, застонала от бессильной злобы.
— Ты что это надумала, дура?! — его грубый голос проникал в каждую клетку ее еще не окончательно пришедшего в себя мозга. Сильные руки впились в хрупкие плечи, но боль от этого жесткого прикосновения ничего не значила в сравнении с болью душевной. Несмотря на жару, Веру знобило. — Что, язык проглотила?
— Вы кто? Что вам надо? Оставьте меня в покое, — хриплым голосом ответила Вера, отворачивая лицо. Впившиеся в ее тело руки отпустили ее, и Вера рухнула как подкошенная. Она не пыталась подняться на ноги, не чувствуя их. Девушка с ненавистью посмотрела на нежданного спасителя. Ей никто не помешает уйти из этого жестокого мира. Она не может играть по его правилам, она больше не хочет приносить боль другим и переживать ее сама. В ней нет больше жизни. Осталась одна оболочка, скрывающая боль и страдание. Зачем же мучиться? Нужно подняться и снова все повторить. Но как Вера ни старалась, подняться ей не удавалось. Стресс парализовал ее движения. Из последних сил она смогла выкрикнуть: — Уйдите! Уйдите же!
— Какого черта! Выкает она! Еще немного и булькала бы на дне!
— Кого это касается, кроме меня? Не хочу жить и не буду! Оставьте меня!
— Нет уж! Никуда я не пойду, — мужчина присел рядом, достал из кармана рубашки пачку сигарет. Он несколько раз чиркнул зажигалкой, прежде чем смог прикурить. — Ты чего? Отвечай, слышь!
— Ничего. Не ждите, что благодарить стану. Шли бы своей дорогой…
— Нет уж. Я тебя домой отведу. Поднимайся, пойдем.
— Никуда я не пойду! — Вера закрыла лицо руками и заплакала. — Какого черта, что вам надо?!
— На меня слезы не действуют, — заявил незнакомец.
— А я не для вас стараюсь, — всхлипнула девушка, зло смахивая слезы со щек.
— Куришь?
