— Дать тебе таблетку?
Фалькирк покачал головой.
— Спасибо. Справлюсь сам.
Но осадок от сна остался. Прошло больше часа, прежде чем он закрыл глаза, но к нему пришла лишь легкая, не приносящая отдыха дрема, словно мозг его стоял на страже, охраняя самого себя от возвращения леденящих кровь фантазий. За пятьдесят минут до запрограммированного времени пробуждения он проснулся от дикого вопля, доносившегося с противоположной стороны каюты.
Лейтенанта–командира Родригеса мучали кошмары.
3
Когда месяц спустя корабль совершил посадку на Землю, то был, как обычно, подвергнут дезинфекции, прежде чем команде было разрешено покинуть космопорт и началась разгрузка. Внешняя обшивка корабля была облита специальной жидкостью; она втягивала в себя и убивала любые микроорганизмы, которые могли быть занесены с других планет. Экипаж прошел через дезинфекционный отсек и проследовал в палату карантина, не выходя наружу; вся атмосфера корабля была пропущена через фильтровальные камеры, где она прошла полную очистку, а все внутренние помещения были подвергнуты шестиэтапной стерилизации, начинающейся с пятидесяти минут полного вакуума и кончающейся часом нейтронного облучения.
Все эти процедуры доставили взие некоторые неудобства. Он и так уже находился в довольно низкой энергетической фазе, к чему привели повторяющиеся неудачные попытки установить контакт с космонавтами. Теперь еще он был вынужден приспосабливаться ко всем этим не слишком–то приятным процедурам, которые сменяли друг друга без всякого перерыва. Даже обладающий самой совершенной приспособляемостью организм может уставать. В то время как дезинфекционная команда космопорта докладывала о том, что корабль полностью очищен от чужеродных форм жизни, взие чувствовал себя неимоверно уставшим.
Трюм вновь заполнился кислородно–азотной атмосферой. Взие воспринял это чуть ли не с радостью; по крайней мере, это было лучше того, что ему пришлось вынести. Люк открылся; вошедшие грузчики подготовили контейнеры для транспортировки их в сортировочный купол. Взие воспользовался этим моментом, чтобы отрастить себе ноги, и выбрался из корабля. Он находился на обширной бетонированной поверхности, окруженной массивными зданиями. В голубом небе сияло желтое солнце, инфракрасные лучи заливали все вокруг, и взие пришлось предпринять необходимые защитные меры, чтобы отразить их излишек. Одновременно он защитился и от покалывающего воздействия этих ужасных гидрокарбонатов атмосферы, дикого шума и растущей ностальгии, грозящей нарушить его органическую стабильность. Ностальгию он испытал при первом же взгляде на незнакомый бесстрастный мир. Как ему вернуться домой? Как установить контакт? Взие не ощущал ничего, кроме закрытых мозгов — закупоренных, словно семечко в кожуре. Правда, время от времени какой–нибудь мозг открывался, но даже тогда, похоже, он не хотел воспринимать его обращение.
Может, здесь будет по–другому. Возможно, космонавты по какой–нибудь причине были плохо приспособлены к контакту, а здесь найдется более подходящий к восприятию мозг. Может быть. Может быть. Взие, близкий к отчаянию, бросился через поле и нырнул в первое же здание, где почувствовал открытый мозг. Здесь было много людей, они занимали несколько этажей, и открытые мозги встречались очень часто. Взие засек ближайший мозг и настойчиво, с надеждой тронул его кончиком своего мозга.
— Пожалуйста, выслушайте. Я не желаю зла. Негуманоидное существо, попавшее на вашу планету благодаря неудачному стечению обстоятельств, всего лишь хочет как можно быстрее вернуться на свою планету…
4
Кардиологическое отделение больницы при лонг–айлендеком космопорте помещалось на первом этаже в дальнем углу здания. Даже когда пациенты подвергались гравиотерапии, это не сказывалось на гравитационном поле в остальных частях здания. Как всегда, больница была полна — люди всегда чувствуют себя плохо после полета, и большинство из них госпитализируется прямо в космопорте, — и кардиологическое отделение было переполнено. В нем находилось десять человек с инфарктом, ожидающих имплантации, девять постимплантантов, пять человек с коронарной болезнью в кризисном состоянии, трое, у кого планировалась регенерация желудочка сердца, один пациент с поврежденной аортой и еще девять или десять больных. Большинство пациентов лежало в антигравитационных устройствах, чтобы исключить воздействие силы тяжести на поврежденные органы, больные же с регенерированными органами находились в обычных условиях, чтобы их новые сердца обрели силу и упругость, необходимую им. Больница имела превосходную репутацию и чуть ли не самый низкий уровень смертности во всем полушарии.
Потеря двух пациентов за одно утро была тяжелым ударом для всего персонала.
В девять часов семнадцать минут монитор вспыхнул красным светом для миссис Мальдонадо восьмидесяти семи лет, после имплантации до сих пор она чувствовала себя хорошо. После круиза по системе Юпитера у нее дал себя знать эндокардит, а в ее возрасте в организме уже не хватало жизненных сил, чтобы подвергать ее медленной регенерации сердца посредством генной операции. Поэтому ей пересадили синтетический имплантант, и две недели все шло довольно хорошо. Вдруг управляющий центр больницы получил зловещие телеметрические данные с койки миссис Мальдонадо: сердечная активность — ноль, дыхание — ноль, пульс — ноль, кровяное давление — ноль, абсолютно все — ноль, ноль, ноль. На ленте электроэнцефалографа появился заброс — словно она получила резкий сильнейший шок — с минутой–двумя нерегулярной активности и последующим прекращением мозговой деятельности. Прежде, чем кто–нибудь из персонала успел добежать до ее койки, в дело включилась аппаратура электрической и химической реанимации, но безуспешно: сильнейшее кровоизлияние в мозг, происшедшее совершенно неожиданно, привело к летальному исходу.
В девять часов двадцать восемь минут произошел второй случай; мистер Гиннес, пятьдесят один год, третий день после операции — коронарная эмболия. Та же самая последовательность событий. Сильнейшее потрясение нервной системы с немедленной и фатальной реакцией организма. Реанимационные процедуры не помогли. Никто из персонала больницы не мог дать сколько–нибудь приемлемого объяснения этой смерти. Как и миссис Мальдонадо, он мирно спал, все жизненные функции его были в норме до самого момента фатального исхода.
— Словно кто–то подошел и крикнул ему на ухо «БАХ!», — пробормотал один из докторов, ломающий голову над историями болезни. Он ткнул пальцем в дикий скачок электроэнцефалограммы. — Или их мучили невыносимые кошмары, с которыми они не могли справиться. Но никто из них не кричал, не звал сиделку. И кошмарами нельзя заразиться.
5
Для доктора Питера Мукерджи, главного невропатолога, утренний обход шестого этажа начался с тихого голоса связника, который он носил за левым ухом, попросившего его немедленно связаться с карантинным блоком. Доктор Мукерджи огрызнулся в ответ.
— Они что, не могут подождать? Я сейчас занят, как никогда…
— Вас просят прийти прямо сейчас.
— Знаешь, у меня здесь девочка в коме, которую через пятнадцать минут подготовят к телетерапии, и она ждет не дождется меня. Я — ее единственная связь с миром. Если я не приду…
— Вас просят прийти немедленно, доктор Мукерджи.
— Чего ради карантинщикам понадобился невропатолог, да еще так срочно? Дайте мне сперва позаботиться о девочке, и через сорок пять минут я в их полном распоряжении.
— Доктор Мукерджи…
Не имело смысла спорить с машиной. Мукерджи подавил вспыхнувший гнев. Его семья славилась вспыльчивыми характерами, любовью к жгучему кари[2] и телепатическим даром. Он сердито схватил интерком, назвал себя и сказал, чтобы управляющий центр перестроил его утреннее расписание.
— Внесите туда какую–нибудь получасовую задержку, — хмуро произнес он. — Ничего не могу поделать, сами видите. Меня забирают карантинщики, — компьютер оказался достаточно сообразительным, чтобы заказать ему автороллер. Когда он вышел из больницы, транспорт уже ожидал его. Путешествие по
