Интеллидженс сервис и не то сербский американец, не то американский серб Прибычевич, который находится у партизан уже давно и недавно нашумел в американских газетах и журналах своей статьей 'Двадцать четыре часа в фашистском плену'.
Это соответствует действительности. Во время одного из немецких наступлений он действительно на сутки попал в плен к немцам.
С англичанами заходит разговор о Гринвуде и о его романе 'Мистер Бантинг в дни войны и дни мира'. Я говорю несколько, очевидно, не совсем вежливых слов относительно того, что хотя Роман и хорош, но мне, когда я читал его, казалось, что он написан человеком, желавшим доказать читателям, что бомбежка городов с воздуха есть главное и чуть ли не единственное испытание для участвующих в войне людей.
На ночь глядя идем вдоль деревни. В нескольких местах горят костры, вокруг них крестьяне, главным образом женщины, осе сидят или стоят; и почти у каждой в руках веретено; сучат шерсть и коноплю. Рядом с красивой девушкой сидит слепой Партизан в черных очках, с выжженными глазами. Он только недавно вернулся - был отбит из плена и пришел в свою деревню.
Вверху, над головой, постоянное движение немецких транспортных самолетов. Все время что-нибудь гудит. Это немцы эвакуируют свои части из Греции по воздуху. Когда гудение раздается особенно близко, кто-нибудь из сидящих прикрывает костер железным кругом, на котором пекут хлеб.
У костров поют песни, по большей части грустные, заунывные. Но некоторые из песен поются в более живом темпе. Самая популярная песня партизан 'Мы молодое войско Титово'. Первую строфу этой песни можно вольно перевести примерно так:
Через реки, через села и дубравы
Наступают партизанские бригады.
Против швабов, против воронов кровавых,
Мы идем, не зная страха и пощады...
Партизанские песни в большинстве простые, наивные и прозрачные по содержанию. Во многих упоминаются Россия, Сталин, Молотов. А одна почему-то целиком посвящена Тимошенко...
...Утро. Через деревню проходят партизаны. Большинство в рыжих крестьянских армяках. У каждого где-нибудь звездочка, чаще всего на пилотке. Звездочки из самого разного материала, начиная от красной клеенки и кончая жестью, выкрашенной красной краской.
Полковник говорит, что партизаны вообще неравнодушны к звездам. Смеется, что первые захваченные ими у немцев грузовики были после этого украшены звездами, по меньшей мере, в таком же количестве, как государственный флаг Соединенных Штатов.
Сегодня, вернувшись из штаба, знакомимся с Лозичем, бывшим военным атташе Югославии в СССР, одним из авторов известного письма Симича и Лозича, заявлявших в нем о своем переходе на сторону Тито.
Крестьяне, хозяева хаты, в которой живет здесь Лозич, вытаскивают во двор маленький столик и несколько низеньких табуреток, сиденья которых вырезаны как полукружья. Появляется жбанчик ракии, хорошей, виноградной. Мы пьем по сербскому обыкновению из очень маленьких рюмочек и закусываем эту виноградную ракию тоже виноградом.
Потом вдруг появляются две девушки, дочки хозяина. До этого они были во дворе и возились по хозяйству, в будничном платье, а теперь появляются в праздничном. В длинных расшитых юбках, рубашках, с подборами, в платках, вообще в полном параде. Причина всего этого - фотоаппарат, висящий на поясе полковника. Выясняется, что обе девушки - невесты на выданье. Ничего не поделаешь, приходится снимать. Полковник подряд, старательно, по нескольку раз снимает их окаменевшие лица...
...Рассказ Кочи Поповича о том, как он обменивал пленных.
Нужно было во что бы то ни стало выручить попавшего в руки к немцам крупного партизанского работника. Взамен его отдавали немцам их полковника, захваченного партизанами.
Когда Коча с белым флагом вышел к немцам, немцы решили, что он пришел капитулировать. 'А, - говорят, - пришли?' - 'Пришли', - говорю и с удовольствием смотрю на себя. А на мне немецкий парабеллум, немецкая фляга, немецкий походный фонарь. Оглядел себя, подождал, пока они меня оглядят, и с особенным удовольствием протягиваю им ноту об обмене'.
Вдруг возникает совершенно неожиданный разговор о Маяковском, которого Коча, оказывается, встречал в Париже, и об Эльзе Триоле...
...Сегодня утром, пока все еще спят, беру лошадь и еду вдоль деревни. За деревней зеленое кладбище с простыми каменными крестами. Много крестов без надписей, а на некоторых надписи вроде следующей: 'Михаилу Петровичу, живело 27 годин, умре яко ратник удебер (декабрь) 1913'. Это еще Балканская война. На другом кресте: 'Петру Живковичу, живело 31 годи, умре яко ратник 1914'. Это уже первая мировая.
Отдельно пять одинаковых памятников, на каждом портрет и надпись. Все погибли в один день, 17.VI.42 года - Богуслав Константинович, Борислав Андреевич, Велемпр Иванович, Владимир Чекич, Александр Чекич. На последнем памятнике приписка: 'Был ковачем, жил 32 года'.
На крестах венки из цветов, гроздь винограда, засохшие абрикосы. Все выглядит очень мирно, но на всех памятниках одна и та же дата. Что это за трагическое число было для них для всех - 17.VI.42?
За деревней каменная часовня с окнами, узкими, длинными, больше похожими на бойницы. Рядом в поле ребятишки пасут позванивающих колокольчиками овец и поют что-то бесконечное. Девочка постарше - строгая маленькая женщина - останавливает мальчишку, который хотел срезать с дерева кусок коры. Я издали не слышу, но вижу, как она жестами объясняет ему, как это нехорошо.
В конце прогулки, с другой стороны деревни, застаю в поле партизан на строевых занятиях. Это автоматчики. Диски вынуты из автоматов и мирно, как картошка, и в то же время грузно, как мины, сложены в кучу под грушевым деревом.
Партизаны старательно маршируют. Завидя меня, подофицер командует с дополнительной энергией. Поодаль, в стороне, другой подофицер учит двух отстающих...
...Едем с Кочей Поповичем в Прокупле. Заходит разговор о кино. Хвалит 'Петра Первого' и в особенности 'Депутата Балтики'. Спрашиваю про один из наших военных фильмов как ему понравился. Отвечает: 'Лимонад'.
- Как это по-вашему, на русском языке, лимонад - в том смысле, в каком я вам говорю?
Не совсем понимая, что он имеет в виду, ищу слово:
- Розовая вода, что ли?
- Да, розовая вода, вот именно. Другим не скажу, а вам скажу, это совсем, совсем плохо!
На станции Прокупле, через которую едем, несколько сожженных партизанами немецких составов и три обгоревших танка. В составах несколько уцелевших вагонов. На них надписи: 'Живело Красная Армия!'
Через Прокупле маршируют новобранцы. Останавливаемся в расположившейся на отдых партизанской части. Все здороваются за руку первыми. Где-то вблизи играет баян. У многих на шапках звезды - не приклеены и не приколоты, а терпеливо вышиты белым и красным бисером.
Выезжаем на дорогу, ведущую в сторону Ниша. Обгоняем партизанские части на марше. Вьючные лошади кажутся нагруженными до предела, но все так толково уложено и пригнано, что и мулы и лошади идут свободно. На некоторых поверх всего другого приторочены еще на вьюках чаны для варки пищи.
Штаб 11-й бригады.
Коча пишет приказ о более активных действиях на Нишском направлении.
Неожиданно вижу среди партизан человека в штатском. Оказывается, это всего месяц назад перешедший к ним капитан старой югославской армии. Раньше он не участвовал ни в каких делах - ни в хороших, ни в дурных, ни за, ни против немцев. А сейчас пришел к партизанам. Но партизаны весьма щепетильны к тем, кто пришел к ним только недавно, когда уже стало ясно, на чьей стороне победа. Они держат себя с ним Довольно сдержанно, даже настороженно. Большой, толстый, печальный человек в сугубо штатском костюме.
Еще один офицер старой югославской армии, тоже сравнительно недавно пришедший к партизанам, уже произведен в майоры и работает преподавателем в дивизионной школе. Он в серой шинели и в старом, еще хорошем кителе. Жалуется в разговоре полушутя-полусерьезно на то, что все время идет покрет: 'Все покрет, покрет (покрет - поход)! Некогда приклонить голову, а главное некогда учить людей!'
Штаб 24-й партизанской дивизии в ожидании наступления стоит ближе всех к Нишу. С окраины
