самом деле имел некоторое отношение к ансамблю, но отнюдь не к его творческой деятельности.
Примерно за неделю до этого ко мне зашел мой знакомый генерал-лейтенант А. и, зная, что я недавно переехал из гостиницы на городскую квартиру, попросил меня предоставить ее ему на один вечер для встречи с руководством ансамбля и ведущими солистами, которых он не раз принимал во время войны, будучи командующим крупного авиационного соединения. Провести эту встречу он хочет вместе со своими друзьями генералами в знак благодарности за счастливые минуты, которые ансамбль дарил летчикам во время войны, буквально за час до боевого вылета, бывавшего иногда последним.
Я согласился предоставить квартиру, но от приглашения провести вечер с ними отказался, поскольку все вечера были расписаны за неделю вперед для встреч с источниками.
Теперь, когда мой отзыв был связан с доносом, я решил срочно повидаться с генералом А., который организовывал встречу, привозил и отвозил участников ее. На мой звонок генерал А. сразу прибыл в гостиницу «Торни», сказав, что через два часа должен быть у Жданова и поэтому на разговор со мной он выделяет тридцать минут. Воспользовавшись этим временем, рассказал ему о случившемся со мной и попросил его доложить об этом Жданову, поскольку организаторами вечера были его генералы. Генерал А. сказал, что обязательно сообщит Жданову о случившемся. Я с нетерпением стал ожидать его возвращения.
Прибыл он взволнованным, с трясущимися руками и сразу попросил спиртного. Полстакана коньяка «Камю» немного успокоили его, и он заговорил:
— Когда я закончил свой отчет об участии финской авиации в изгнании немецких войск с территории Финляндии, то подробно рассказал Жданову, как по своей инициативе организовал встречу с руководством ансамбля и некоторыми ведущими солистами и солистками на частной квартире заместителя политического советника СКК, своего давнего товарища, который по занятости вернулся с работы к завершению встречи.
В этом месте Жданов прервал его вопросом:
— Почему же донос в Москву направлен не на вас двоих, а только на заместителя политического советника СКК, а вы проходите в нем только как участник?
Он ответил Жданову, что первым лицом встречи был назван заместитель политического советника СКК видимо потому, что встреча происходила на его квартире, другого объяснения он дать не может. Жданов вновь спросил:
— Правда ли, что на встрече много пили спиртного и в результате все участники встречи, особенно из ансамбля, возвратились в свою гостиницу в сильном опьянении, что сказалось на качестве их выступлений на следующий день.
На это, по словам генерала, он ответил Жданову:
— Это ложь и клевета на участников встречи. Никто из нас пьяным не был. Пили только вино, в том числе и сам доносчик. Донос вызван, видимо, какими-то внутренними разногласиями и проблемами в самом руководстве ансамбля, а факт встречи с генералами явился подходящим предлогом, чтобы использовать его для решения этих проблем.
Жданов, по словам генерала, выслушав его рассказ и ответы на вопросы, посоветовал, чтобы без нужды тот не искал повода для встреч в заграничных условиях даже с советскими гражданами. На этом их беседа закончилась.
— Молодец ты, генерал! И спасибо тебе за объективность твоего доклада Жданову, — с облегчением расстался я с ним на многие годы.
Беседа генерала А. со Ждановым — это для меня было, как говорится, что гора с плеч. Важно, что Жданов узнал правду о встрече генералов с руководством ансамбля в моей квартире от честного человека, который рассказал так, как было на самом деле.
На следующий день я был готов начать передачу источников влияния, а затем уже — информаторов.
Договорился с Ахти о встрече. Увидев меня с посторонним человеком, он встревожился, удивился. Пришлось сразу сообщить, что Москва отзывает меня на работу в центральный аппарат и просит оказывать Т. Т. полное доверие. Ответа от Ахти не последовало, он молчал, внимательно рассматривая мою замену.
В своей характеристике я представил Т. Т. как друга, с которым много лет работал в центральном аппарате, а последний год в Стокгольме.
Ахти внимательно слушал меня и искоса поглядывал на Т. Т. Когда я закончил, он выразил согласие продолжать проведение предложенных мною мер. В дальнейшем к беседе подключился и Т. Т., правда неудачно, перебивая собеседников. Когда разговор на минутку стих, он неожиданно для меня достал из своего кармана конверт, довольно полный по объему, и без всяких слов положил его в карман пиджака Ахти. Ахти и я изумились. Ахти с недоумением, глядя на меня, вытащил конверт, раскрыл его перед нами и извлек толстую пачку финских денег (их там было что-то около 100 000 марок). После этого он зло спросил, для чего Т. Т. их ему дает? Т. Т. молчал. Тогда Ахти задал мне такой же вопрос: «Для чего?» Я был также удивлен и спокойно ответил ему, что этот конверт вижу впервые.
Только тогда Т. Т. промямлил, что эти деньги он преподносит в знак знакомства с источником и началом сотрудничества с ним. В ответ Ахти молча и зло сунул конверт с деньгами в руки Т. Т. и брезгливо очистил ладони, как бы смахивая с них грязь. Эта короткая минутная сцена ошеломила меня и испугала за судьбу дальнейшего сотрудничества ценнейшего источника влияния с нами. Каким же надо быть безумцем и идиотом, чтобы, не посоветовавшись с отъезжающим резидентом, вручить деньги источнику, который по своему существу и убеждениям неподкупен, а сотрудничает с нами в силу своего патриотизма и единства взглядов на проблемы Финляндии!
Затягивать беседу при таком психологическом настрое собеседников было нецелесообразно. Я обратился к Ахти с прощальным словом и передал ему просьбу Москвы, чтобы и после моего отъезда он оказывал нам помощь.
Выслушав меня, Ахти встал и сказал:
— Мой дорогой друг! Мне жаль расставаться с вами. Приезжайте к нам, когда пожелаете, дорога для вас будет всегда открыта.
На этом я с ним распрощался. Мы крепко обнялись друг с другом. Что касается Т. Т., то Ахти холодно и молча подал ему руку без каких-либо пожеланий на будущее.
Вернувшись, мы зашли в мою комнату в гостинице «Торни», где я сказал сменщику, что он совершил грубую ошибку, пытаясь вручить деньги источнику без согласования этого со мной.
— Запомни, — резко сказал я, — финна деньгами не привлечешь к сотрудничеству. Он пойдет на сотрудничество только тогда, когда наши и его интересы в отношении Финляндии совпадают. Он возьмет и деньги, но не для себя, а для возмещения издержек, связанных с расходами в интересах нашего общего дела. Ты должен знать, что финский народ весьма патриотичен, трудолюбив, общителен, честен и неподкупен. Наши источники влияния — это талантливые политики, государственные и общественные деятели, законники, каждый из которых сам участвует в государственном строительстве и имеет возможность влиять на своих коллег вплоть до президента. К таким людям надо подходить не с деньгами, а с дружбой. Случай с деньгами для Ахти вынуждает меня прервать передачу тебе моих источников до согласования с Москвой. Заключительные встречи с ними проведу без тебя, где обусловлю пароль встречи с ними для восстановления сотрудничества.
На подобной ноте и закончилась сдача-приемка источников влияния нашей резидентуры в Финляндии.
Рано утром следующего дня я выехал на автомашине в порт Турку на юго-западе Финляндии для встречи жены с двумя сыновьями, прибывающими пароходом из Стокгольма. Старшему сыну Игорю было тринадцать лет, а младшему, Юрию, которого я еще не видел в глаза, поскольку выехал из Стокгольма, когда жена находилась в роддоме, всего восемь месяцев.
Погода в тот день выдалась жаркая и солнечная. Триста километров не проехал, а буквально пролетел. В порт вкатил за час до прибытия парохода. Вместо большого комфортабельного судна к пристани пришвартовался маленький пароходик каботажного плавания с небольшим количеством пассажиров.
В Хельсинки прибыли благополучно, разместились в городской квартире, в магазине детского
