позволять себе такие высказывания. Такого рода толки порождают брожение, а это может повлечь за собой неприятные последствия… если ты меня понимаешь.
– Надеюсь, что да. Я доведу твои соображения до их сведения.
– Очень хорошо. Так вот, как я уже говорил, в последние месяцы император попал под дурное влияние. Он не всегда способен судить здраво, особенно когда ощупывает взглядом… и не только взглядом, эту маленькую шлюху Мессалину.
– Я о ней слышал.
– Тебе стоило бы ее увидеть, – улыбнулся Нарцисс. – Нет, правда, стоило бы. Признаюсь, я сам в жизни не встречал подобных ей. Стоит ей появиться, и все мужские взгляды устремляются к ней, государственные мужи вьются у ее ног, словно щенята. Тошнит меня от всего этого. Ну а Клавдий… что ж, он еще не настолько стар, чтобы оставаться равнодушным к молодости и красоте. А ведь она к тому же еще и сметлива. Одному Юпитеру ведомо, со сколькими любовниками она делила ложе прямо в императорском дворце, но при этом сумела внушить Клавдию, что влюблена в него и просто не способна совершить ничего дурного.
– А она совершает нечто дурное?
– Ну, не уверен. Во всяком случае, намеренно. Разумеется, скандальный образ жизни Мессалины наносит ущерб репутации императора, выставляя его, надо признаться, полным дураком. Что же до того, не вынашивает ли она какие-нибудь более зловещие планы… Врать не стану, доказательств у меня пока нет. Одни подозрения. Но тут ведь еще и эти ублюдки-освободители.
– Я думал, ты разобрался с ними еще в прошлом году.
– Ну да, большую их часть мы накрыли во время тогдашнего мятежа в Гесориакуме. Но их все равно осталось достаточно, чтобы прошлым летом организовать переправку в Британию нескольких партий оружия. Мои агенты получили сведения о том, что эти злодеи затевают что-то значительное. Впрочем, до тех пор, пока преторианская гвардия и легионы будут держаться вместе, все их потуги обречены на провал.
– Итак, тебе нужно удостовериться в моей лояльности?
Плавт пристально взглянул на Нарцисса.
– Ну а зачем еще я, по-твоему, явился бы сюда? Причем прибыл тайно?
– А ты уверен, что тайну не раскроют?
– Ну, тут приходится сомневаться, поскольку кое-кто откуда-то прознал, в чем дело, и остается лишь надеяться, что эта новость не распространится слишком широко. Я распустил во дворце слух, будто отправляюсь на Капри отдохнуть и восстановить силы после болезни и надеюсь вернуться в Рим до того, как вражеские шпионы в твоем окружении известят своих хозяев о моем появлении здесь.
– Вражеские шпионы в моем окружении? – Плавт изобразил возмущение. – Ты что, именуешь так осведомителей императора?
– Я ценю твою иронию, Плавт. Но тебе не стоит негодовать на моих людей. Они находятся здесь ради твоей же безопасности, ну и, конечно же, ради выявления тех, кто может представлять угрозу для императора.
– Ради моей безопасности? От кого, хотелось бы знать, могут они меня защитить?
Нарцисс улыбнулся.
– От тебя же самого, мой дорогой Плавт, от кого же еще. Их присутствие, которое для тебя не секрет, служит постоянным напоминанием о том, что дворец имеет глаза и уши повсюду, а это волей-неволей побуждает командиров и языки распускать поменьше, и политические амбиции поумерить.
– Ты думаешь, я в этом нуждаюсь?
– Да я и сам не знаю, – признался Нарцисс, почесывая бороду. – А что, нуждаешься?
Командующий Плавт опустил взгляд на чашу, которую вертел в пальцах. Нарцисс непринужденно рассмеялся.
– Думаю, нет. Это заключение подводит меня к следующему вопросу. Если ты верен императору, то почему так усердно подкапываешь под его дело?
Командующий со стуком поставил пустую чашу обратно на стол и сложил руки на груди.
– Не понимаю, о чем речь.
– Хорошо, попробую выразиться иначе, может быть, не столь резко. Почему ты прилагаешь так мало усилий для успеха его дела? Насколько я вижу, твоя армия разве что слегка развила достижения прошлого года: реальное продвижение имело место только на юго-западе, силами легата Веспасиана и его Второго легиона. Ты до сих пор не смог вынудить Караката к сражению, хотя половина племен, населяющих этот дикий край, перешла на нашу сторону. Мне просто трудно себе представить более благоприятные обстоятельства для того, чтобы выступить в поход, окончательно разгромить врага и завершить наконец эту весьма дорогостоящую кампанию.
– Хм, так ты переживаешь из-за ее стоимости? – усмехнулся командующий Плавт. – Должен тебе сказать, что не все на свете имеет цену.
– Ты неправ! – резко возразил грек, не дав патрицию возможности пуститься в долгие высокопарные разглагольствования относительно высокого предназначения Рима и обязанностей каждого поколения расширять границы империи во имя чести и славы ее владыки. – Все в этом мире имеет свою цену, и нет ничего такого, за что не приходилось бы платить. Ничего! Чаще всего платить приходится золотом, иногда кровью… но все равно без этого не обойтись. Победа в Британии нужна императору для упрочения его положения в Риме. Это будет стоить многих тысяч жизней его лучших воинов, что достойно сожаления, но поправимо. Людские потери всегда можно возместить. Чего мы не можем допустить, так это появления еще одного императора. Убийство Калигулы едва не повергло империю на колени. Не поддержи Преторианская гвардия притязания Клавдия, мы получили бы еще одну гражданскую войну – обезумевшие от сознания собственного могущества полководцы разорвали бы державу в клочья, погубив свои легионы в погоне за славой. Нужно не так уж много времени для того, чтобы имя Римской империи добавилось к долгому перечню исчезнувших царств. Разве здравомыслящий человек может желать для мира такой судьбы?
– Очень мило. Весьма изысканная риторика, – промолвил Плавт. – Но какое отношение все это имеет ко мне?
Нарцисс устало вздохнул.
– Твоя медлительность очень дорого нам обходится. Император теряет репутацию. Сам посуди, всего около года назад Рим лицезрел его триумф в связи с блистательной победой в Британии, и что мы имеем теперь? Продолжающуюся войну и нескончаемые просьбы – прислать еще людей, еще оружия, еще припасов.
– Мы просто закрепляем успех.
– Нет. Успех закрепляют после окончательного разгрома врага. То, что происходит сейчас, это не закрепление успеха, а просто выкачивание ресурсов. Этот остров впитывает в себя все словно губка: и людей, и деньги, и политический капитал. И сколько еще это будет продолжаться, дорогой командующий?
– Как отмечалось в моих донесениях, мы развиваем успех. Да, может быть, не так быстро, как бы того хотелось, зато неуклонно. Мы тесним Каратака милю за милей. Очень скоро у него не останется другого выхода, кроме как повернуться и принять бой.
– Как скоро, командующий? Через месяц? Через год? Или придется ждать еще дольше?
– В настоящий момент речь идет уже не о месяцах, а скорее всего о днях.
– О днях? – На лице Нарцисса отразилось сомнение. – Будь любезен, объясни.
– С удовольствием. Каратак и его воинство стоят лагерем не более чем в десяти милях отсюда, вон там… – Плавт указал рукой на запад. – Он прекрасно знает, что мы здесь, и считает, что мы ожидаем от него продолжения прежней тактики: отступления по мере нашего приближения, с арьергардными стычками, налетами и так далее. Однако нам известен его план: перейти Тамесис одновременно по нескольким находящимся неподалеку отсюда бродам, выйти нам в тыл и опустошить владения всех тех племен к югу от Тамесис, которые признали нашу власть. Возможно, в ходе этого рейда он даже предпримет попытку штурма Лондиниума – нашей главной базы снабжения. Звучит впечатляюще.
– Да уж, что есть, то есть. А как ты об этом прознал?
– Один из верховных вождей в его окружении – мой человек.
