именно слов он ожидал? И при чем здесь другие Сварожичи? Сколько Мстислав себя помнил, он, как и пристало воину, поклонялся Перуну… как пристало воину… Воину — но не живому мертвецу, который вряд ли когда-нибудь снова возьмет в руки меч…
— Я могу спросить, Стрепет?
— Можешь.
— Светозар тебя оговорил?
— Да.
— После казни ты хотел умереть, но решил сначала отомстить?
— Верно.
Переяславлец, сощурившись, ждал. Мстислав облизал мгновенно пересохшие губы: что говорить дальше, он не знал. До этого момента их с Стрепетом ощущения, видимо, совпадали, но потом… Мстислав не был колдуном — он был всего лишь человеком. Уставшим от неподвижности, от неумелого вранья сына, от равнодушного участия придворных. Его словно похоронили заживо — все, кроме женщины, чью спальню он по обязанности раз в неделю посещал в течение восемнадцати лет. Одна она верила, что он справится… И он справится — чтобы… она наконец стала настоящей Великой княгиней…
Сумасшествие, но сегодня Великий князь мог думать только о жене: государственные дела, счеты со Стрепетом словно отодвинулись, сделавшись чем-то несущественным, мелким. В конце концов, Мстиславу, как сейчас и его сыну, тоже едва исполнилось семнадцать, когда он начал княжить в Новогороде. Вот пусть и покажет, на что способен… А Стрепет…
«Кто откажет колдуну в праве мстить после всего, что с ним сделали?» — непривычно спокойно, без всякой злобы, подумал Великий князь. Подумал и вдруг спохватился: ненависти к переяславльцу, которой Мстислав, казалось, только и жил последнее время, не было. Она исчезла!
— Ты раздумал мстить? — еще не веря, но словно подчиняясь какому-то наитию, спросил Великий князь.
— Да. И лишь после этого смог выбраться из крепости.
— Тогда что ты делаешь здесь?
— Отдаю долг. — Переяславлец поднялся. — Ты очень многое у меня отнял, но то, что я получил взамен, оказалось дороже. Прощай, княже!
Он взмахнул своими обрубками, и Мстислав вдруг почувствовал, что наконец снова может управлять собственным телом.
Ника Ракитина, Елена Ольшанская
НАВЬ
ГЛАВА 1
Туман был густой и синий, проколотый снопами солнечных лучей. Он оседал каплями на деревья, траву, провода. Туман был слоистый, как мам-Юлины пироги: зябкий снизу и теплый сверху.
Славка шел в школу кружным путем, через парк и мимо памятника героям войны — длиннее дороги просто не существовало. Но первыми уроками были математики, да еще контрольная, а он вчера целый вечер проносился с Женькой и, разумеется, ничего не выучил. Поэтому можно было не торопиться. Йоська, конечно, рассердится, ну и пускай.
Славка шел, шел, шел. Вообще-то он не очень долго шел — всего лишь от дома до парка — и остановился постоять у моста, потому что надо было как-то потянуть время. Он стоял, перегнувшись через перила, и смотрел в воду. Над водой тумана не было, бутылочные волны тихо шлепали об опоры моста и заржавленные бока плавучего ресторанчика, из которого доносился шум утренней приборки. Это не мешало Славке думать о том, о чем люди думают, когда им двенадцать лет.
Всадники появились, как в сказке. Славка не сразу услышал их, туман глушил грохот подков. Просто земля легко качнулась под ногами, и мальчишка, обернувшись, увидел летящих вороных коней с растрепанными гривами, долгие плащи, тусклый блеск кольчуг… Он решил бы, что всадники ненастоящие, если бы капли тумана не блестели на их одежде и волосах.
— Как тебя звать, отроче?!
Славка ошалел. Его обдало брызгами, хлопаньем плащей, запахами конского пота, кожи, железа; всадники промчались, как щелканье бича: вроде и не тушил свечку, а она погасла.
— Славка меня зовут! — закричал он вслед, даже не надеясь, что его услышат, и не понимая, зачем он вообще кричит: этого же быть не может!
Он явился в школу к середине второго урока с таким лицом, что никто его ни о чем не спросил; плюхнул перед собой на стол сумку, вытащил первое, что попалось под руку, и стал рисовать. Его пожалели и даже отпустили домой с последнего урока. Славка честно не понял, за что, но пошел.
Дома он швырнул под вешалку сумку, поел холодных макарон и, не раздеваясь, улегся на тахту. Нужно было подумать насчет всадников. Славка думал так усиленно, что сам не заметил, как уснул.
Проснулся он от скрежета. Как будто голодный волк клацал над ухом вставной челюстью. Славка ухом не повел, но глаза раскрыл. Вместо волка над ним сидел братец: Дмитрий Сергеич — для соседки, а также Димка для него и Женьки и Димуля для Аллочки и прочих поклонниц, бывших у брата в изобилии. Дмитрий Сергеич был хорош собой, русоволос и сероглаз, спортивен и элегантен, весь в папу. Славка ему в этом завидовал. Правда, были у брата отрицательные черты, но девушки, взятые на обаяние, этого не замечали. Зато уж Славка знал его как облупленного. Да-да, более вредного брата вообразить было трудно. Между прочим, Дмитрий тоже так считал. А его мнению доверяли не только сосунки, но и убеленные сединами преподаватели и прочили будущего инженера в аспирантуру. Инженер не сопротивлялся.
Итак, Дмитрий сидел на краю тахты и тихо, но внятно скрипел зубами. На нем были элегантные джинсы, джемпер и белая рубашка с галстуком, а над оными — лицо вампира, у которого болит зуб. Дмитрий покачивал ногой в тапочке, а рукой похлопывал по вскрытому письму.
— Ты чего? — поинтересовался Славка.
— Нет, это ты чего?
— Я ничего, а ты чего?
— Спишь, значит?!
— А чего?
— Ты это у меня брось! — гаркнул Дмитрий.
— Вот зачем на ребенка орать?..
Дмитрий иронически прищурился:
— Это кто — ребенок? Это ты — ребенок? Лихо Одноглазое!
— Во, во, во, — пробормотал Славка. — Услышала бы тебя Томочка.
Дмитрий слегка позеленел.
— Зато она тебя услышала. Зачем ты ей сказал, что я сказал, что у нее нос длинный?
— А что, неправда?
Дмитрий почесал затылок.
— Вообще-то правда… Но разве девушкам такие вещи говорят?
— А какие вещи им говорят?
— Ну, знаешь!.. И вообще, на, читай.
Славка вытащил из конверта письмо со школьной печатью и медленно прочел его сперва сверху вниз, потом снизу вверх и по диагонали. Тяжело вздохнул.
— Ну что? — осведомился Дмитрий.
— Зануда она.
— Не понял?..
