Лотар Деларей медленно сошел с сиденья фургона, морщась от усилий.
— Он ранен, — сказала Анна. — Что с ним случилось?
Сантэн молча отвернулась.
Лотар собрался с силами и пошел навстречу Гарри. На полпути между «фиатом» и фургоном они обменялись коротким рукопожатием, причем Лотар неловко протянул здоровую левую руку.
Говорили они негромко, так что туда, где сидела Сантэн, слова не долетали. Гарри протянул ему пергаментный свиток. Лотар зубами развязал ленту, расстелил лист на коленях, придерживая здоровой рукой, и прочел его.
Минутой позже он распрямился и дал возможность листку снова свернуться. Кивнул Гарри и что-то сказал. Лицо его оставалось бесстрастным. Гарри неловко переступил с ноги на ногу, протянул было руку для пожатия, но передумал: Лотар не смотрел на него.
Он не сводил глаз с Сантэн и, обойдя Гарри, медленно направился в ее сторону. Выхватив Шасу из рук Анны, Сантэн усадила ребенка в самый дальний угол машины и загородила собой. Лотар остановился, с выражением непонятной мольбы протягивая к Сантэн здоровую руку, но увидел ее лицо, и рука бессильно упала.
Удивленный Гарри переводил взгляд с одного на другую.
— Мы можем ехать, папа? — спросила Сантэн звонким чистым голосом.
— Конечно, дорогая.
Гарри заторопился к переднему сиденью и наклонился, проворачивая ручку. Мотор заработал. Тогда он занял место шофера и включил зажигание.
— Вы ничего не хотите сказать этому человеку? — спросил он, и когда Сантэн ничего не ответила, «фиат» рывком двинулся вперед.
Сантэн оглянулась всего раз, когда они уже проехали милю по песчаной дороге. Лотар Деларей стоял под высокой каменной скалой — крошечная одинокая фигура в пустыне — и смотрел им вслед.
Зеленые холмы Зулуленда так разительно отличались от пустоты Калахари и от чудовищных дюн Намиба, что Сантэн с трудом верилось — неужели все это на одном континенте? Но потом она вспомнила, что они на юге Африки, больше чем за тысячу миль от Пальца Бога.
Гарри Кортни остановил машину на верху крутого откоса над Бабуиновым ручьем, выключил двигатель и помог женщинам выйти.
Взяв у Сантэн Шасу, он провел их к краю.
— Вот, — показал он. — Это Тенис-крааль, где родились сначала мы с Шоном, а потом и Майкл.
Он стоял у подножия откоса, среди садов. Даже отсюда, издалека, Сантэн видела, что сады не ухожены и заросли, как джунгли. Высокие пальмы и деревья спатодеи были густо обвиты пурпурной бугенвиллеей, а искусственные рыбьи садки заросли зелеными водорослями.
— Конечно, дом после пожара перестроили. — Гарри замялся, в его голубых мутноватых глазах промелькнула тень: в этом пожаре погибла мать Майкла, — и поспешно продолжил: — За эти годы я кое-что добавил.
Сантэн улыбнулась: дом напомнил ей парализованную старуху, в чьем наряде сочетались самые разные фасоны, причем ни один ей не шел. Греческие колонны и красный георгианский кирпич смотрелись несуразно под белым лепным фронтоном с причудливыми завитушками в капско-голландском стиле.
Изогнутые дымоходы цвета ячменного сахара неуклюже теснились на фоне зубчатых каменных опор и башенок. А за ними, простираясь до самого горизонта, виднелись волнистые поля сахарного тростника, который колыхался под легким ветром, будто зеленая поверхность летнего океана.
— А вон там Лайон-Коп. — Гарри показал на запад, где откос величественно изгибался, образуя заросший густым лесом амфитеатр вокруг города Ледибург. — Это земля Шона, все от моей границы до горизонта. Вон там! Насколько хватает глаз. Вдвоем мы владеем всем откосом. Вот там поместье Лайон-Коп, сквозь деревья видна крыша.
— Как красиво! — выдохнула Сантэн. — Посмотрите, там дальше горы со снежными вершинами.
— Это Дракенсберг, до них сто миль.
— А это? — Сантэн указала за городские крыши, за комплекс лесопилок и сахарных фабрик на элегантный белый дом на склоне долины. — Он тоже принадлежит Кортни?
— Да. — Выражение лица Гарри изменилось. — Дирку Кортни, сыну Шона.
— Я не знала, что у генерала Кортни есть сын.
— Иногда брат жалеет о том, что он у него есть, — сказал Гарри и, прежде чем она смогла что-нибудь спросить, энергично продолжил: — Идемте, уже почти время ланча, и если нам повезло и почтальон доставил мою телеграмму, слуги будут нас ждать.
— Сколько у вас садовников, минхеер? — спросила Анна. «Фиат» приближался по длинной извилистой подъездной дороге к Тенис-краалю, и Анна, неодобрительно хмурясь, рассматривала запущенную растительность.
— Кажется, четверо, а может, пятеро.
— Что ж, минхеер, они свое жалованье не заслужили, — строго сказала Анна, и Сантэн улыбнулась: она была уверена, что отныне ничего не подозревающим пока садовникам придется отрабатывать каждое су своего жалованья. Потом ее внимание привлекло нечто другое.
— О, смотрите!
Она порывисто встала, придерживаясь одной рукой за переднее сиденье, а другой держа шляпу. За белой крашеной оградой, которая шла вдоль дороги, на дальней стороне загона, табун годовалых лошадей, делая вид, что испугался машины, побежал по густой зеленой траве кикуйю; гривы развевались, копыта стремительно мелькали, шкуры блестели на солнце.
— Одной из ваших обязанностей, дорогая, будет следить, чтобы лошади были в хорошей форме. — Гарри обернулся на переднем сиденье и улыбнулся. — А скоро мы подберем пони и для юного Мишеля.
— Да ему и двух лет нету, — вмешалась Анна.
— Не бывает слишком молодых мужчин, мефрау. — Гарри улыбнулся ей, и улыбка сменилась похотливой усмешкой. — Или слишком старых.
И хотя Анна продолжала хмуриться, ее взгляд смягчился еще до того, как она отвернулась.
— Отлично! Все-таки слуги нас ждут! — воскликнул Гарри и остановил «фиат» перед двустворчатой тиковой парадной дверью.
Слуги в порядке старшинства, начиная с повара зулуса в высокой белой шапке и кончая конюхами, садовниками и работниками на конюшне, выступали вперед, чтобы их представили. Все они уважительно пожимали руки и сверкали в улыбке белыми зубами, так что Шаса возбужденно подпрыгивал на руках у Сантэн и громко кричал.
— Байете! — рассмеялся повар, приветствуя ребенка королевским салютом. — Будь здоров, маленький вождь, и расти таким же большим и сильным, как твой отец!
Вошли в дом, и Гарри гордо провел Сантэн и Анну по гигантским комнатам, где царил легкий беспорядок. Хотя Анна проводила пальцем по всем предметам, до каких могла дотянуться, и хмурилась, но роскошная столовая с украшающими стены охотничьими трофеями и библиотека с дорогими, но пыльными томами, которые в основном стопками лежали на полу, на столе и на креслах, а не стояли на полках, — атмосфера всех помещений в Тенис-краале была благожелательной и дружелюбной.
Сантэн почти сразу почувствовала себя дома.
— Как хорошо будет снова видеть здесь молодежь: красивых женщин и маленького мальчика, — сказал Гарри. — Этот старый дом нуждается в новой жизни.
— Небольшая уборка ему тоже не помешает, — проворчала Анна, но Гарри живо, пружинистой походкой, как молодой, уже поднимался по центральной лестнице.
— Идемте, я покажу вам ваши комнаты.
Спальня, которую Гарри предназначил для Анны, находилась рядом с его комнатами. Смысл этого ускользнул от Сантэн, зато Анна потупилась и стала похожа на застенчивого бульдога.
— А здесь будет ваша комната, дорогая.
Гарри проводил Сантэн по верхней галерее в огромную солнечную комнату с французскими окном, открывавшимся на широкую террасу, выходящую на сады. Сантэн радостно захлопала в ладоши и выбежала
