Сантэн вскочила, балансируя, как канатоходец, схватила толстый деревянный руль, взмахнула им над головой и что было сил опустила на свиное рыло акулы. От удара руки встряхнуло до самых плеч, но она замахивалась снова и снова. Руль с упругим глухим стуком опускался на громадную голову и отскакивал, не оставляя отметин на наждачной голубой шкуре. Похоже, акула ничего не чувствовала.
Она продолжала рвать борт плота, сильно раскачивая его, и Сантэн, потеряв равновесие, чуть не свалилась в воду, но тут же отпрянула и, стоя на коленях, продолжала бить по неуязвимой голове, всхлипывая от усилий при каждом ударе. Часть бревна осталась в челюстях акулы, и голубая голова снова исчезла под поверхностью, давая Сантэн мгновение передышки.
— Она возвращается! — слабым голосом крикнул Эрни. — Она будет возвращаться, она не отстанет!
Едва он это сказал, Сантэн поняла, что должна сделать. Ей непозволительно даже задумываться, может ли она совершить такое. Просто она должна поступить так ради ребенка. Все, что имеет значение, — сын Мишеля.
Эрни сидел на краю плота, выставив вперед обрубки ног, наполовину отвернувшись от Сантэн, и всматривался в зеленую воду за плотом.
— Опять возвращается! — крикнул он.
Его редкие седые волосы склеились на макушке от морской воды и крови. Сквозь этот покров бледно светилась кожа. Вода замутилась: акула развернулась, чтобы еще раз напасть; было видно, как из глубины поднимается темная масса.
Сантэн снова встала. Лицо ее исказилось, в глазах светился ужас, она крепче сжала тяжелый деревянный руль. Акула ударила в дно плота, Сантэн покачнулась, едва не упав, но удержала равновесие.
«Он сам сказал, что он уже покойник».
Она собралась с духом.
Высоко подняв руль, уставилась на розовую проплешину на затылке Эрни и со всей силы ударила, как топором.
Череп провалился от удара.
— Прости меня, Эрни, — зарыдала Сантэн, когда старик повалился вперед и покатился к краю плота. — Ты уже мертв, другого способа спасти моего ребенка нет!
Она раздробила ему затылок, но Эрни повернул голову и посмотрел на нее. В его глазах пылало какое-то чувство, он пытался заговорить. Рот раскрылся, но тут огонь в глазах погас, тело вытянулось и обмякло.
Сантэн плакала, встав рядом с ним на колени.
— Да простит меня Господь, — прошептала она, — но мой ребенок должен жить!
Акула повернула и плыла обратно к плоту, ее спинной плавник поднимался выше палубы плота. Сантэн мягко, почти нежно столкнула Эрни за борт.
Акула развернулась. Ухватив тело старика, она принялась рвать его, как мастиф — мясо. Плот начал отплывать. Акула и ее жертва постепенно исчезли из виду в зеленой воде. Сантэн поняла, что по-прежнему держит в руках руль.
Она принялась грести им, толкая плот к берегу. При каждом гребке она всхлипывала, перед глазами у нее мутилось. Сквозь слезы она видела качающиеся и танцующие на краю океана водоросли, а за ними гремел прибой, обрушиваясь на берег, покрытый медно-желтым песком. Сантэн гребла, полностью отдавшись этой бешеной гонке; одно из завихрений течения, помогая ее усилиям, подхватило плот и понесло к берегу. Теперь через прозрачную зеленую воду было видно дно с волнистым рисунком на песке.
— Благодарю тебя, Господи, благодарю, — всхлипывала она в такт гребкам, и тут в дно плота снова ударило огромное тело.
Сантэн в отчаянии мертвой хваткой вцепилась в стойку. Акула вернулась.
Сантэн видела под плотом массивное пятнистое тело, четко выделявшееся на фоне светлого песчаного дна.
Акула никогда не сдается. Сантэн получила только временную передышку.
Предложенную жертву акула сожрала в несколько минут и, привлеченная кровью, все еще растворенной в воде вокруг плота, последовала за ним на глубину едва по плечо человеку.
Она описала широкий круг и со стороны моря снова набросилась на плот. На этот раз удар был так силен, что плот начал разламываться.
Доски и бревна, уже расшатанные штормом, сейчас разверзлись под Сантэн. Ноги провалились и коснулись подводной твари. Грубая шкура содрала мягкую кожу, и Сантэн с криком отдернула ноги и рванулась вверх и прочь.
Неумолимо сделав круг, акула возвращалась, но рельеф дна вынуждал ее заходить со стороны моря. Следующая атака подтолкнула плот ближе к берегу, минуту-другую хищница колоссальных размеров оставалась на мели, на песчаном откосе. Потом вдруг, высоко подняв брызги, развернулась и поплыла на глубину, демонстрируя высокий плавник и широкую голубую спину.
Волна ударила в плот, завершая разрушение, начатое акулой, и он разбился, превратившись в месиво досок, холста и болтавшихся веревок. Сантэн кубарем полетела в нахлынувшую воду и, захлебываясь и кашляя, поднялась на ноги.
Холодный зеленый прибой был ей по грудь. Соленая вода заливала глаза, но Сантэн увидела, что акула полным ходом несется на нее. Она взвизгнула и попыталась, пятясь, подняться на крутой берег, замахала рулем, который еще держала в руках.
— Убирайся! Убирайся! Отстань!
Акула ударила ее рылом и подбросила высоко в воздух. Сантэн упала прямо на широкую спину, и рыба вздыбилась под ней, как необъезженная лошадь. Ощущение чего-то холодного, грубого и невероятно отвратительного. Затем удар хвостом. К счастью, удар был скользящий, иначе он проломил бы девушке грудную клетку.
Резкие движения самой акулы подняли со дна песок, ослепивший хищницу; она потеряла добычу из виду, но искала ее пастью в мутной воде. Челюсти лязгали, точно железные ворота во время бури, извивавшийся хвост и мощно изгибавшееся голубое тело измолотили Сантэн.
Медленно, с боем, она карабкалась вверх по береговому склону. Каждый раз, когда акула сбивала ее с ног, Сантэн силилась подняться, задыхающаяся, ослепленная, отбиваясь рулем. Щелкавшие зубы прихлопнули толстые складки юбки и сорвали ее. Ногам стало легче. Когда Сантэн, спотыкаясь, прошла последние несколько шагов, уровень воды упал до пояса.
В тот же мгновение волны отхлынули, уходя с берега, и акула внезапно оказалась на мели, лишенная своей природной стихии. Она беспомощно билась, словно здоровый слон в западне, а Сантэн пятилась от нее по колено в тянувшей ее на глубину волне, слишком измученная, чтобы развернуться и бежать, пока вдруг с удивлением не осознала, что стоит на плотно утрамбованном песке выше кромки воды.
Она отшвырнула руль и заковыляла вверх по берегу, в сторону высоких дюн. Но сил пройти так далеко у нее не было. Девушка рухнула ничком чуть выше границы прилива. Песок облепил ее лицо и тело, будто сахар, а Сантэн лежала на солнце и плакала от страха, угрызений совести и облегчения.
Она не знала, сколько времени пролежала на песке, но постепенно поняла, что солнце обжигает ее голые ноги, и медленно села.
Она со страхом поглядела на прибой, ожидая увидеть застрявшую на песке огромную акулу, но, должно быть, ту поднял прилив и она ушла на глубину. Акулы и след простыл. Сантэн с облегчением вздохнула и неуверенно встала.
Тело словно пропустили через молотилку, Сантэн чувствовала, что очень слаба, грубый наждак акульей кожи до крови расцарапал ее, на бедрах уже растекались темно-синие пятна. Юбку с нее сорвала акула, а туфли Сантэн сама сбросила перед тем, как прыгнуть с палубы госпитального судна, так что, если не считать насквозь промокшей форменной блузы и шелкового нижнего белья, на ней не было ни нитки. Сантэн устыдилась и, инстинктивно прикрывая низ живота руками, быстро оглянулась. Никогда в жизни она еще не бывала так далеко от других людей.
— Здесь некому подглядывать.
