резиденции на горе святого Юра, наместником папы римского на западноукраинских землях, а сам папа, как известно, является наместникам бога на земле.
Незадолго перед тем состоялась и вторая поездка графа Шептицкого в Киев — кафедральный костел необыкновенной готической красоты был достроен. Приятно было заглянуть и в Бородянку, с ее куропатками, кроншнепами и вальдшнепами, к старому другу, российскому графу Шембеку, чей австрийский брат в то самое время получал красную кардинальскую мантию.
Однако, справедливости ради, следует отметить, что Шептицкий не присутствовал при освящении кафедрального костела на Большой Васильковской. И вообще отец-иезуит появился на территории Российской империи не в пастырский сутане. Он снова носил смокинг, до неузнаваемости изменивший его внешность. Да и паспорт у него был… на чужое имя.
Опять-таки, справедливости ради, следует отметить, что сия никому не известная личность в смокинге имела неосторожность выронить свой фальшивый паспорт через прореху в кармане и была, в связи с этим, выслана царской полицией за пределы Российской империи…
Этот-то казус и припомнил, верно, Шептицкий, говоря о роковых обстоятельствах, сложившихся при посещении древней столицы Украины.
Вслед за Грушевским Шептицкий тоже поглядел на часы в углу.
— В нашем распоряжении, уважаемый пан профессор, еще целый час. О самом важном мы успеем договориться. Однако и в дальнейшем многие дела потребуют от нас постоянных контактов. Для этого нам понадобится человек, который смог бы поддерживать между нами тесную связь. Прошу запомнить: Киев, Дарница, место постоя бельгийских авиаторов, действующих в составе русской армии, — капеллан части, в прошлом настоятель тарнопольского прихода, отец из ордена редиментариев, Франц-Ксаверий Бонн. На отца Франца-Ксаверия пан профессор может целиком положиться: это мой личный друг, истинный украинский патриот.
Грушевский был поражен:
— Бельгийский монах и — украинский патриот?
— Но тут нечему удивляться, пан профессор. Бельгийский орден монахов-редиментариев давно принял на себя миссию распространения слова божьего на землях Украины и Белоруссии. Именно поэтому, наряду с заокеанской эмиграцией украинцев из Галиции, мы осуществляем ныне эмиграцию в Бельгию: в Брюсселе и Льеже созданы украинские колонии. Кстати, учтите, пан профессор: нынешний наместник бога на земле, папа Бенедикт XV — горячий покровитель греко-католической церкви и всех украинцев почитает своими чадами. О папе Бенедикте мы от чистого сердца говорим, что он “наш украинский папа”. Несмотря на вашу… хм… академическую неприязнь к унии, можете рассчитывать, пан профессор, на его всестороннюю помощь, особенно в милых вашему сердцу культурных делах, и людьми и финансами…
Шептицкий был прав: папа Бенедикт XV украинскими делами интересовался особо. Кроме старинной украинской семинарии при Ватикане, существовавшей с 1887 года, папа Бенедикт в 1917 году основал еще и вторую украинскую семинарию со специальным русским отделением: католические миссионеры готовы были понести слово божье на земли Украины и России, едва закончится война. Пока же война не окончилась — из числа галичан, плененных итальянцами на австрийском фронте, был сформирован и экипирован щедротами папы Бенедикта вооруженный отряд.
В деятельности униатского митрополита дело католической церкви и дело украинского возрождения переплетались так тесно, что уже трудно было понять, что же для него цель, а что лишь средство для достижения этой цели.
Словно уловив эти сомнения профессора, Шептицкий продолжал:
— Уверен, пан профессор, что вы разделяете мою мысль: на пути создания молодого государства не последним фактором явится обеспечение связей с государствами могущественными. Не будете ли вы возражать, пан председатель, если установление сношений с Германией и Австро-Венгрией я временно возьму на себя, дабы облегчить вашу многогранную, хлопотливую деятельность? Конечно, в постоянном с вами согласии?
Грушевский кивнул — именно это и требовалось от Шептицкого: в случае неудачи, неуспех всегда можно будет свалить на него. В свою очередь Шептицкий учтивым поклоном поблагодарил собеседника за высокое доверие.
— Но не будем забывать, пан профессор: Украина пока, к сожалению, еще входит в состав Российской империи, а Россия ведет войну в союзе с Францией и Англией. Следовательно, пока международное положение не изменится, Центральная рада, само собой разумеется, будет добиваться у Франции и Англии признания государственных прав Украины. Таким образом…
— Что касается этого, — бросил небрежно Грушевский, расчесывая бороду надвое, — то я предпринял некоторые шаги: с Францией я уже налаживаю дипломатические связи…
— Что вы имеете в виду? — крайне удивился Шептицкий. Расчет Грушевского — ошеломить своего союзника и соперника на ниве государственного строительства и уложить-таки его на обе лопатки — блестяще оправдывался, ведь еще два дня тому назад, при отъезде из Петрограда, когда Шептицкий получил последнее донесение от верной католички Софии, ни о чем подобном не было и речи.
— Только сегодня я имел разговор с представителем Франции на Украине, мсье Энно. Вечером он уезжает в Париж с текстом интерпелляций, поданных мною правительству Франции.
Не спеша, с наслаждением Грушевский поведал Шептицкому о содержании разговора с Энно, правда, несколько видоизменив его стилистическую форму — в том смысле, что не Энно задавал ему вопросы, а будто бы сам он формулировал претензии Центральной рады к правительству Франции.
Шептицкий, внимательно слушая, вносил в сообщение некоторые мысленные коррективы.
— Отлично! — резюмировал он. — Коль Франция проявила к нам интерес, мы должны иметь в Париже своего, пускай покамест и не официального, представителя. Я предлагаю, пан профессор, поручить связь с французским и итальянским правительствами пану Тышкевичу. Вам этот хлебороб с Киевщины должен быть хорошо известен.
Грушевский отпрянул:
— Граф! Но ведь господин Тышкевич нес во Франции царскую дипломатическую службу и отстранен Временным правительством!
— Вот и прекрасно: значит, он не будет тайно симпатизировать Временному правительству, а, напротив, будет исполнен желания всячески насолить ему.
— Но ведь мы вынуждены обещать демократическую Украину, а господин Тышкевич крупный помещик!
— Зато он украинский патриот. Еще в пятнадцатом году, в начале войны, как известно господину профессору, именно граф Тышкевич — не без ведома Ватикана, конечно, — подал секретную интерпелляцию правительству его величества английского короли о стремлении украинцев отделиться от России.
— Но ведь он католик?
— Я тоже католик, прошу пана профессора, — молвил Шептицкий, смиренно потупив очи.
— Прошу прощенья, святой отец, но высок ли будет авторитет дипломата-католика на православной Украине?
— Зато он будет высоким на греко-католической Украине, и это будет способствовать сближению обеих украинских земель.
— Но ведь он граф!
— Я тоже, прошу прощения у пана профессора, в мире граф, — Шептицкий опять скромно потупил очи.
— Простите, граф, я ничего плохого не хотел сказать! — снова покраснел Грушевский. — Но можно ли ставить на одну доску особу такой национальной популярности, как вы, с рядовым… хм… помещиком? Когда в наше революционное время известно о человеке, что он и царю служил, и католик, и помещик, и граф, то… — Грушевский вконец запутался и поспешил воспользоваться радикальным выходом из своего безвыходного положения. — Одним словом, вы меня убедили, я согласен. А кого нам назначить в Англию?
— Князя Трубецкого. Князь Трубецкой, — пояснил Шептицкий, чтобы не обескуражить своего
