И в буднях битвы,
Забыв житейские обиды,
Он сo страной,
Шинель надел.
И был отныне, как страна,
Ответствен повеленьем долга
С дней первых –
До последних долгих,
Пока не кончилась война...
Июль. День третий.
В час суровый,
В час надвигающихся мук,
Он слушал сталинское слово –
Мощь, обращенную к нему.
Он свято понял слово это,
Зовущее в нелегкий бой.
Он, верный Родины заветам,
Опять суровой жил борьбой.
Решившийся,
Печально строгий,
В военкомат в родном краю
Ходил и обивал пороги,
Чтоб
Встать с оружием в строю...
Он насмерть встал –
Назад ни шагу, -
Чтоб смыть «невольную вину»:
Его ослепшую отвагу
И грех
В гражданскую войну...
Плечо в плечо с ним рядом
Встали
Те многие,
С кем жизнь свела,
Поскольку знали:
Звал их Сталин
И Мать-Отчизна их звала.
Они сказали:
«Можно ль злиться
на прежнее, когда война...»
Они сказали подлым фрицам:
«Мы хуже знали времена.
Кому поклоны бить, подлюки?
колючке,
пуле
и штыку?!
Мы столько видели колючки, -
вам не приснится на веку.
Вы Западом кичливым жили,
