Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис.

если люди во всем похожи, то очень скоро им станет скучно друг с другом».

Она не любит рассказывать и о себе.

— Мне так неинтересно мое прошлое. Лично мне пока интересно, что там впереди.

И поводы для пересудов дает в основном потому, что, не желая лгать и притворяться, бывает противоречивой, раздражительной, несдержанной, безжалостной в оценках. О ней говорят, что два раза делает замечания партнеру, а на третий — требует снять его с роли. Конечно, с ней трудно: она не допускает мысли, что человеку может быть спокойно и уютно без душевных мук, творческого поиска, без таланта, в конце концов, потому что сама — максималистка и так же безжалостна к себе.

Но если разобраться, то и ей с нами — ой, как нелегко! Ведь живет сердцем, и сколько на нем рубцов оставляют наши слова и поступки, знает только она.

Гундарева не умеет долго быть растерянной, сомневающейся, мятущейся и страдающей (во всяком случае, позволить нам видеть это). Поэтому проходит немного времени, и она снова предстает в привычном для нас образе сильной, уверенной в себе женщины, которая знает, чего хочет — и обязательно этого добивается.

Но, оказывается, для нее очень принципиально — «не любой ценой»!

Сейчас, когда безнравственность стала нормой поведения, удивляет и обескураживает ее главное правило: не жить за счет других.

— Если, чтобы заработать, надо у кого-то отобрать, то предпочитаю не зарабатывать. Никогда не захочу, чтобы роль у кого-то отняли, а мне отдали.

Гундарева умеет говорить решительное «нет», порой не заботясь о том, какое впечатление это производит.

— Во-первых, надо заставить себя не бояться потерять «славу», если кому-то отказываешь. Иногда надо дать время, чтобы по тебе соскучились, не надо во все бросаться и позволять вертеть собой. Конечно, всегда есть страх, что завтра никто не позвонит, но опыт показывает, что обязательно позвонят. Во-вторых, актер должен показывать себя на сцене, а не на разных тусовках. Если ты своей работой не можешь привлечь к себе внимание, то не подумать ли тебе о смене профессии? А все эти тусовки — такая бездумная трата времени! Если у меня выпадает свободное время, я лучше к маме съезжу или к друзьям. Пройдусь по улицам своего города, понюхаю его запахи… Я ведь с детства с закрытыми глазами по запаху узнавала, когда мы въезжали в Москву…

И что же в итоге?

Мы и так знали, Наталья Гундарева может быть такой разной: то открытой и сердечной, на какое-то время позволяющей заглянуть в глубину своей души, — то резкой, ощетинивающейся «иголками» и жалящей словами… То уставшей, разочарованной и страдающей, признающейся, что «боится, что будет не нужна…», которую хочется поддержать и обогреть добрым словом, — то закрытой и надменной, перед которой робеешь и теряешь дар речи… То жить в полумраке коричневых тонов, называть себя «женщиной сумеречной», то решительно перекроить пространство квартиры, сделать его сияющим бело-сине-золотистым… Какая же она на самом деле?

Сумеем ли мы ее понять? Захотим ли? Да и нужно ли это делать? Потому что она хочет, чтобы мы воспринимали ее, прежде всего, как актрису. Вот и давайте начнем с того, что будем внимательно смотреть на нее и слушать из темноты зрительного зала. И все, что нам надо знать, она расскажет о себе сама, как умеет делать только она — замечательная Актриса и неординарная Женщина Наталья Гундарева, которая, перефразируя известное выражение, считает себя хорошо осведомленным пессимистом, что дает ей возможность несмотря ни на что быть оптимистом и черпать в сегодняшнем дне радость бытия.

— Все надо принимать таким, как есть. Надо уметь черпать в сегодняшнем дне радость бытия, а не ныть, иначе не проживешь. Если ты только надеешься на будущее или вечно вспоминаешь прошлое, то не живешь сегодняшним днем, воруешь у себя сиюминутность. Жалко же, — все это для нас не вечно!

Напоследок я задала ей несколько вопросов. Они, в общем-то, банальны и встречаются в любом интервью, а вот под ответами «любое имя» не поставишь.

— Хорошо это или плохо, но я никогда не вру: либо просто ничего не скажу, либо только правду. В этом смысле со мной может быть очень трудно.

— Чего вы не можете простить людям? — Наверное, предательства.

— На что у вас остается время от творчества? — Его так мало, но я стараюсь читать. Сейчас появляется столько интересных, непохожих ни на кого молодых авторов. Кроме того, есть классика, в которой со временем открываешь что-то новое. А еще люблю свой дом, в котором все перестроено по моему проекту, и люблю заниматься домашней работой: готовить, убирать квартиру, — словом, обыкновенные женские дела.

Она ушла… в бессмертие

… По тому, как через некоторое время изменился тон интервью, которые давала Гундарева, я поняла, что кризис прошел. Прочитала в другом женском журнале очень теплый материал, где она раскрылась, сбросила колючки, и искренне порадовалась за автора и за Гундареву, которая предстала перед читателями в новом ракурсе. Оказывается, она заядлая автомобилистка, несмотря на то, что как-то попала в тяжелейшую аварию. И смелая до лихости: на пляже прыгала с парашютом. И совсем как и мы, простые смертные, может заплакать от душевной боли, и чашкой об пол!.. На вопрос, чем заплатила за успех, ответила неожиданное: «Наверное, детьми». И рядом, на фотографиях — вновь ослепительная, привычно победительная. Словом, позавидовала я белой завистью чужой удаче, и думать об этом забыла в круговерти дней.

Через некоторое время у меня дома раздается звонок, и голос, который не спутаешь ни с каким другим, говорит:

— Это Наташа Гундарева.

Сказать, что у меня мгновенно пересохло в голосе, банально, но, тем не менее, это факт.

— Я прочитала вашу статью. В редакции мне дали ваш телефон…

Я напряженно слушала, как оглашение приговора.

— Спасибо! Я рада, что вы меня поняли. Значит, все это было не напрасно…

Я долго не могла поверить в счастье помилования. Никто ни до Гундаревой, ни после (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!) не говорил мне таких обидных слов, какие она произнесла во время нашей встречи. Но с другой стороны, — и всего-то несколько человек (хотя все они — такие ИМЕНА!) позвонили после выхода статей о них, чтобы сказать что-то приятное и теплое. Да у меня и раньше не было на Наталью Георгиевну никаких обид, а уж после ее добрых слов любви и признательности во сто крат прибавилось!

Каждую нашу новую встречу — на сцене или экране — я пе-ре-жи-ва-ла! Гордилась творческими удачами, радовалась похудевшей, похорошевшей фигуре, полемизировала с критиканами: сделала пластику? — ну и молодец! Огорчалась, что сериал «Любовь. ru», собравший такой замечательный актерский ансамбль, оказался провальным, что Гундаревой там было нечего играть, что «камера» к ней безжалостна, а порой и вовсе словно ненавидит…

Как и все, я с нетерпением ждала премьеру антреприз-ного спектакля Татьяны Догилевой «Не отрекаются, любя…», нового фильма исторической эпопеи Светланы Дружининой «Тайны дворцовых переворотов», где Наталья Георгиевна играла императрицу Елизавету.

Она много работала — к этому все привыкли и думали, что так будет всегда. Поэтому 17 июля 2001 года совершенно неожиданно и больно, как молотом по голове, стукнуло страшное: «инсульт», клиника Склифосовского, «кома»… Можно назвать нездоровым любопытством пристальное внимание к скупым, как сводки с фронта, сообщениям о ходе ее болезни. И назойливостью — выражения сочувствия, от которых, говорят, у них дома «раскалялся» автоответчик. А можно увидеть в этом проявление искреннего участия, когда чужая боль, как собственная, когда так важно выучить это мудреное «острое нарушение мозгового кровообращения» («инфаркт мозга»), словно в разгадке этих слов может быть ключ к ее спасению. И горькое: «все еще не пришла в сознание»… И радостное: «вышла из комы», «открыла глаза», «убрали аппарат для искусственной вентиляции легких», «узнала мужа», «сказала ему: „Привет!“» А потом долгожданное: «уже понемногу ходит!»