что нет. Меня, если честно, выворачивает наизнанку от еды, но я знаю, что это - необходимо, и молчу в тряпочку. Тебе редко хочется противостоять, тем более мне и тем более в таком состоянии.
- Тебе необходимо принять то, что ты сделал и понять, что иного выхода не было - принять себя. И свою невиновность, - я прижимаюсь губами к твоему виску. - И я буду раз за разом повторять тебе это, пока ты не поверишь и не примешь. Без самоистязаний и без попыток подавить чувство вины. Просто как истину. Так, как это нужно принять.
- Но Северус... - я прикусываю губу и устало позволяю слезам катиться по щекам. - Если я это приму, я упаду. Туда, в пропасть, я упаду на самые пики, и если даже выживу - я буду не собой...
- Я уже говорил тебе: если впереди ничего не видишь, не обзательно, что там ничего нет. Может быть, если ты упадешь на эти пики, погибнет именно то, что заставляет тебя терзаться? - я протягиваю руку и стираю слезы. - Просто подумай и пойми, что на этой Войне, до и после нее были и есть те, кто совершил много больше того, за что следует грызть себя изнутри. Но каждый из них нашел то, ради чего надо жить. Ты тоже, иначе не стал бы держаться, не вернулся бы после, - пальцы вновь начинают играть с черными прядями. - Сейчас главное отличие между тобой и ними в том, что они поняли, что любая смерть искупается только собственной жизнью и движением вперед, а не выпадением из времени в кокон депрессии.
- По-слизерински как-то... - я морщусь и кладу голову тебе на плечо, позволяя теребить свои волосы. Тебе это нравится почему-то, а мне это приятно, ведь это ласка. От тебя.
- Это жизненно и так и должно быть. Даже если смотреть с логической точки зрения: твоя смерть никому ничего не даст, а жизнь может помочь сохранить многие другие жизни, если ты найдешь вариант того, как именно ты хочешь их спасать. Да и потом, на данный момент, жизнь для тебя ведь большее наказание, чем смерть.
Последнее предложение имеет для меня смысл. Оно вписывается в мою систему, но только если подкорректировать...
- Жизнь, которая искупит вину, должна содержать элемент страданий.
Устало качаю головой:
- Не обязательно. Жизнь сама по себе отчасти наказание, даже без страданий. А твое искупление должно быть иным - жизнью для себя. Потому что это то, чего ты заслужил и чего достоин.
Я умолкаю, чтобы не впадать в бесконечный цикл споров и моего самобичевания. Я не очень хочу говорить, и поэтому пытаюсь сползти с тебя:
- Я пойду в кровать?
Я понимаю, что мои слова не могут прорваться за пелену депрессии и убедить тебя, поэтому добавляю:
- Задумайся над парадоксом своего поступка - только совершая его, ты уже искупил его совершение миллионами спасенных жизней, - я отпускаю тебя и поднимаюсь. - Иди. Я сейчас приду.
Я медленно бреду в спальню и там, поколебавшись, все же снимаю с себя одежду. Я все время спал в ней, чтобы скрыть от тебя шрамы, но сегодня - какая разница? Ты уже говоришь со мной. Возможно, не будешь злиться и за это...
Вернувшись с зельем, я отдаю кубок тебе:
- Даже одна жизнь спасенного ребенка искупает смерть. Тем более, что эта смерть была предрешена уже давно и не могла не произойти. Но так сложилось, что тебе не повезло нанести последний удар. Отчасти вина за это лежит на нем самом, отчасти - на мне.
- Я понимаю, - я выпиваю зелье одним махом и забираюсь под одеяло, надеясь, что ты все же не заметишь шрамы сегодня. И вообще никогда.
Это, правда, маловероятно, учитывая, сколько мы занимаемся сексом... когда я не в депрессии. Но, может, она закончится так, как я хочу? И тогда ты точно не узнаешь...
- Видимо, не полностью, - я забираюсь к тебя и прижимаю к себе, проводя рукой по спине. - Расслабься. Будем возвращать тебя к жизни не только разговорами, - я переворачиваюсь на спину и укладываю тебя на себя.
Моим надеждам не суждено сбыться. И дело не в том, что я не хочу - от секса вообще трудно отказаться, наверное, особенно когда ты подросток, пусть даже и гипердепрессивный, - а скорее именно в этих шрамах. Я не хочу, чтобы ты расстраивался или смотрел на меня так раздосадованно и мрачно. Правда, не хочу. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
- Не делай такие несчастные глаза, я не собираюсь лишать тебя остатков сил. Тем более, что тебе это нужно, - я скольжу рукой вдоль твоего тела и мрачнею. - Поттер...
Я знаю. Да, я не должен себе вредить, я не должен резать свою кожу и вспарывать шрамы заклинаниями, я не должен причинять себе и тебе боль, я не должен, не должен, не должен... а еще я не нужен, понимаешь? Я себе самому не нужен такой никчемный, плаксивый, угрюмый. А выпнуть себя в реальность и начать улыбаться не так просто, как кажется - вот и продолжаю соскальзывать в обрыв.
- Прости.
Смотрю на тебя и вздыхаю:
- Уже сказал - прощу не раньше, чем ты выберешься, - я продолжаю ласкать тебя, другой рукой прижимая к себе. - И больше не смей так делать, понял?
Мне трудно сдержаться, и я слегка прогибаю спину под твоей чувственной рукой, и прикасаюсь губами к твоему плечу:
- Понял...
- Молодец, - мне остается только поймать твои губы, заставив тебя чуть приподняться, и отвлечь на поцелуй.
* * *
Прошло полторы недели. На улице опять очень холодно и дождливо, сырость проникает всюду, и даже в мое сознание.
Твоя терапия приносит плоды, и мне лучше. Я чувствую себя уже не столь виноватым, и, кажется, даже начинаю есть и получать удовольствие от нашего секса. Вот только письмо, которое приносит сова - с приглашением на празднование годовщины Битвы, - выбивает меня из колеи. Я слоняюсь по дому целый день, пытаясь заставить себя что-нибудь сделать, но в итоге все же прихожу в ванную и достаю из шкафчика запасное лезвие для бритвы. Рассматриваю его долго, примериваясь, где еще можно сделать длинный глубокий порез.
- Очевидно, понял ты плохо, - застав тебя в ванной, я подхожу и забираю лезвие, магически пряча его там, где ты не найдешь. - Еще один такой случай - и в доме не останется ничего, чем мжно причинить себе вред. И палочку я у тебя тоже отберу.
Я смотрю на тебя с очевидной безнадежностью и вздыхаю, обнимая за пояс и утыкаясь носом в твой живот.
- Как мне с этим справиться? Как справился ты?! - да, я дошел до крайней точки, но теперь я хочу знать, как прошел ты через все это, и как тебе удалось дожить до этого дня, когда глупый, невероятно упрямый и усердный в своей депрессии гриффиндорец Гарри Поттер уткнулся тебе лицом в живот и расплакался в миллионный раз за пару месяцев.
- Никак, - я присаживаюсь на край ванны. - Я знал, что мне придется убить и не раз, но иначе умер бы я. Это цинично, но реально. После было уже не до самобичевания, а последующие мои действия показали, что я выживал не зря. Иначе еще семнадцать лет назад все было бы иначе, и ты мог вовсе не появиться на свет. Жизнь - изрядная стерва, но она всегда отмеряет равноценные расплаты за твои поступки. Как в положительную, так и в отрицательную сторону.
Я утираю слезы. Что-то подсказывает мне, что моей обессиленности ты уже навидался, так что пора бы тебе, Поттер, начать делать что-нибудь непоследовательное.
- Ты прав, - я встаю и решительно встряхиваю волосами.
Я усмехаюсь и ловлю тебя, изможденного и потому падающего, обратно:
- Решимость мне нравится, но соизмеряй силы.
Я смотрю на тебя и вздыхаю:
