Средневековая андалусская проза

ответил: «Простолюдин-мусульманин, у которого жена мусульманка, если в жизни у них достаток и довольна она мужем, а он доволен ею, и нет ему дела до нас, и не знает он нас, и мы не знаем его».

И есть ли среди всего, что приятно тщеславию созданий, что проясняет сердце, подчиняет чувства, покоряет души, овладевает страстями, терзает умы и похищает рассудок, нечто столь прекрасное, как забота любящего о любимой? Я видел это многократно, и поистине, это зрелище дивное, указывающее на чистую нежность, в особенности если это любовь, которую скрывают. И если бы видел ты любимую, когда вопрошает ее любящий намеком о причине гнева ее, и видел бы, как смущается возлюбленная, стараясь вырваться оттуда, куда попала, оправдываясь и стремясь подыскать для своих слов смысл, который могла бы выставить перед собеседниками, — ты, поистине, видел бы диво и скрытую усладу, с которой не сравнится никакое наслаждение. Я не видел ничего более привлекающего сердца, чем примирение после ссоры, чем сближение после оправдания. Я увидел это как-то раз и сказал:

Правда проста, неправда лукава;
Так что для правды ложь — не оправа.

Смесь правды с ложью для простодушных
То ли забава, то ли отрава.

Золотом чистым юнец считает
Сплав подозрительного состава.

А ювелир отличает сразу
Золото от нечистого сплава.

Знаю я юношу и девушку, которые любили друг друга. И лежали они, когда был у них кто-нибудь, и была между ними большая подушка, из тех, что кладутся за спину знатных людей на коврах, и встречались их головы за подушкой, и они целовались и не были видимы, и постороннему казалось, что они только потягиваются. И любовь их достигала степени одинаково великой, но влюбленный юноша иной раз обижал девушку небрежением и невниманием. Об этом я говорю:

Причуды нашего времени в глаза бросаются зрителю,
Как юному несмышленышу, так и седому мыслителю;

Тоска скакуна по всаднику, мудрого по неученому,
Воинственного по пленнику, словно по благотворителю,

Непостижимая преданность обиженного обидчику,
Привязанность убиенного к безжалостному губителю;

Хоть мы до сих пор не слышали, чтобы дары принимающий
Свысока покровительствовал смиреннейшему дарителю,

Нельзя не думать разумному, когда такое случается,
Что это благословение покорного покорителю.

Рассказывала мне женщина, которой я доверяю, что она видела юношу и девушку, и оба они любили друг друга самой большой любовью. И сошлись они в одном месте для веселья, и был у юноши в руке нож, которым он резал плоды, и обрезал он себе слегка большой палец, так что показалась на нем кровь. А на девушке было дорогое платье с золотым шитьем, и она, не задумываясь, разорвала его и отдала кусок полотна, которым юноша завязал себе палец. Но такой поступок для любящих — малость в сравнении с тем, что они должны делать; это для них обязательное предписание и ниспосланный закон, ибо они пожертвовали собою и подарили друг другу свою душу!.. В чем же откажешь после этого?

Рассказ

Я застал в живых дочь Закарии, сына Яхьи ат-Тамими, прозванного Ибн Берталь; ее дядя, Мухаммад ибн Яхья, был судьей мусульманской общины в Кордове, и братом его был вазир-военачальник, которого убил Галиб в знаменитой стычке у границы, вместе с двумя своими военачальниками — Марваном ибн Ахмадом ибн Шахидом и Юсуфом ибн Саидом аль-Акки. Дочь Закарии была замужем за Яхьей ибн Мухаммадом, внуком вазира Яхьи ибн Исхака. Гибель поспешила поразить его, когда они жили счастливейшей жизнью, в самой светлой радости, и горе его жены дошло до того, что она проспала с ним под одной простыней ночь, когда он умер, и сделала это последней памятью о муже и о близости с ним. И потом не оставляло ее горе до времени ее смерти.

И поистине, сладостно проявление сближения украдкой, когда обманывают соглядатая и остерегаются присутствующих. То может быть и незаметная улыбка, и невольное прикосновение к телу, и пожатие руки, отчего на душе становится радостно. Я говорю об этом:

О, тайное сладострастие, когда в порыве несмелом
Мы, трепетные, сближаемся на миг душою и телом;

Запретная нега сдобрена обворожительным страхом,
Как будто рыба соленая на хлебе подана белом.

Рассказ

Рассказывал мне человек, один из верных друзей моих, благородный, из знатного дома, что в юности привязался он к девушке, жившей в одном из домов его семьи. А ему не давали к ней доступа, и блуждал из-за нее его разум. «И однажды, — говорил он мне, — пошли мы гулять в одно из наших поместий на равнине, к западу от Кордовы, с несколькими братьями моего отца, и стали ходить по садам, и удалились от жилища, и развлекались мы у каналов, пока небо не покрылось облаками и не пошел дождь. А под рукой не было достаточно покрывал, и мой дядя, — говорил рассказчик, — приказал подать одно покрывало и накинул его на меня, и велел ей укрыться со мною, — и думай что хочешь о возможностях сближения на глазах людей, когда они этого не знали. О, как прекрасно собрание, подобное уединению, и многолюдство, сходное с одиночеством!.. И клянусь Аллахом, я никогда не забуду этого дня», — говорил он мне. И я хорошо помню, как он рассказывал эту историю, наслаждаясь воспоминаниями, и душа его трепетала от радости, несмотря на то, что с той встречи прошло длительное время.

Я скажу об этом стихотворение, где есть такие строки: