Средневековая андалусская проза

аль-Хаттаб — да будет доволен им Аллах! — для людей восемнадцать мудрых изречений, среди которых есть такое: «Полагай о деле брата твоего наилучшее, пока не придет к тебе то, что тебя заставит быть против него, и не думай о слове, вышедшем из уст мусульманина дурного, если находишь ты способ понять его хорошо».

Таково — да возвеличит тебя Аллах! — наставление Аллаха и наставление посланника его — да благословит его Аллах и да приветствует! — и наставление повелителя правоверных, и в общем не стану я говорить лицемерно и не буду благочестив благочестием иноземным. Кто исполняет обязанности предписанные и избегает дурных дел, которые запретны, и не забывает о благочестии, и избегает зла, и всегда помнит о милости в общении своем с людьми, на того падает имя блага; уволь же меня от прочего, достаточно с меня Аллаха! Речь о подобном этому ведут тогда, когда свободны силы и пусто сердце, и поистине, запомнить что-нибудь, сохранить след и вспомнить о минувшем для ума, подобного моему, — диво после того, что было и постигло меня. Ты ведь знаешь, что разум мой истощен невзгодами и ум мой ничтожен, так как мы далеки от наших жилищ, удалились от родных мест, и постигла нас изменчивость времени, и немилость султана, и перемена друзей, и испортились наши обстоятельства, и изменились дни, и пропало изобилие, и ушло нажитое и наследственное, и захвачено приобретенное отцами и дедами. Мы изгнаны в чужие земли, и пропало имущество и сан; занимают нас думы о том, как сохранить семью и детей, и утрачена надежда возвратиться к жилищу родных и отразить удары рока, и жду я того, что суждено судьбою. Да не сделает нас Аллах сетующими кому-нибудь, кроме него, и да приведет он нас к лучшему, чем то, к чему он нас приучил. Поистине, то, что он сохранил, значительней того, что взял он, и то, что осталось, больше, чем то, что отнято. Дары его, нас окружающие, и милости его, нас покрывающие, не имеют предела, и благодарность за них нельзя выплатить — все это им даровано и от него подарок. Нет у нас власти над самими собою, от него мы исходим, и к нему мы возвращаемся; все, что дано взаймы, будет возвращено заимодавцу и Аллаху, да будет хвала в начале, и в конце, и повторно, и вновь! Я говорю:

Целительная безнадежность — опора моя и подруга,
Моя неприступная крепость, моя боевая кольчуга.

Другие ничтожные твари пускай прозябают в тревоге,
А я под защитою вечной, и грех мне страшиться недуга.

Была бы чиста моя вера, и был бы я честен при этом,
О прочем заботиться стыдно: успех на земле — не заслуга.

Минувшего не вспоминаю, грядущего знать я не знаю;
И что бы со мной ни случилось, я не задрожу от испуга.

Да сделает Аллах нас с тобою терпеливыми, благодарящими, хвалящими и поминающими! Аминь! Аминь! Слава Аллаху, господу миров! Да благословит Аллах господа нашего Мухаммада и семейство его и да приветствует благим приветом!»

Закончено послание, называемое «Ожерельем голубки», составленное Абу Мухаммадом Али ибн Ахмадом ибн Саидом ибн Хазмом — да будет доволен им Аллах! — после сокращения большинства его стихов, при сохранении лучших из них, чтобы украсить его, и обнаружить его красоты, и уменьшить объем, и облегчить понимание смысла его слов, во славу Аллаха, при помощи его и благой поддержке.

Окончена переписка книги в новолуние раджаба единого, года семьсот тридцать восьмого[80] — да будет слава Аллаху, господу миров!

Ибн Туфейль Повесть о Хаййе Ибн Якзане

Перевод

И. П. Кузьмина

Комментарии

И. М. Фильштинского.

Настоящий перевод произведения Ибн Туфейля, впервые вышедший в серии «Всемирная литература» под названием «Роман о Хаййе, сыне Якзана» (Пг., 1920), был сделан молодым петроградским арабистом Иваном Платоновичем Кузьминым, трагически ушедшим из жизни в результате несчастного случая, приведшего к заражению крови, в мае 1922 года в возрасте 29 лет. Романтик в жизни и в науке, И. П. Кузьмин еще в юности плавал юнгой на судне, совершавшем кругосветное путешествие, ездил по Волге с бродячим оркестром, а в 1914 году поступил на восточный факультет Петроградского университета. Там нашел он себя в арабистике и за очень короткий срок научной деятельности сумел стать превосходным преподавателем университета, филологом, историком-исламоведом и переводчиком. Кроме повести Ибн Туфейля, И. П. Кузьмин перевел на русский язык знаменитый сборник дидактических рассказов о животных — «Калила и Димна» (перевод был завершен после его смерти И. Ю. Крачковским) и проделал предварительную работу по изучению трактатов известного средневекового мусульманского теолога аль- Газали.

Перевод И. П. Кузьмина печатается без каких-либо существенных изменений по изданию (М., ИХЛ, 1978), в котором были сделаны лишь самые незначительные исправления, полностью сохранившие стиль переводчика.

Во имя Аллаха, Всемилостивого, Всемилосердного!

Да благословит Бог Господина нашего Мухаммада, род его и сотоварищей его и да приветствует их!

Ты просил, о чистый брат (да ниспошлет тебе Аллах вечную жизнь и осчастливит бесконечным счастием!), чтоб я раскрыл пред тобой, поскольку возможно раскрыть, тайн мудрости восточной, поведанных шейхом, главой философов, Абу Али ибн Синой.

Знай же, что тот, кто стремится к истине, в которой нет ничего неясного, тот должен искать ее, должен трудиться, чтоб добыть ее. Но вот просьба твоя возбудила во мне высокое настроение, которое — хвала Господу! — привело меня к созерцанию экстаза [81], ранее мной не виданного, и довело меня до граней столь отдаленных, что не опишет их язык, не передаст их никакое красноречие, потому что область их — иная область и мир их — иной мир. Однако радость и веселие и сладость этого экстаза таковы, что достигший его и дошедший до предела его не сможет утаить или скрыть тайну его. Нет, его охватывает такое волнение душевное, такое веселие, радость и ликование, которые заставляют его рассказать об этом экстазе в чертах хотя бы общих, без подробностей. И если это один из тех, кого не умудрили науки, то и говорит он о нем что придется.