«Я дева Мария и хочу открыть тебе тайну». Духовник весьма обрадовался и говорит: «Возлюбленная владычица, скажи своему рабу, что тебе угодно». Она говорит: «Царица этой земли исповедуется у тебя, однако совершила один грех, который из стыда не решается тебе открыть. Завтра она пойдет к тебе на исповедь. Скажи ей от меня, что ее милостыня и молитвы ведомы и приняты моим сыном и я повелеваю ей покаяться в грехе, который она совершила в тайности своего покоя. Царица ведь убила родного своего сына. По моей мольбе отпустится ей этот грех, если она пожелает покаяться. Буде же царица не пожелает тебя слушать, попроси ее снять с левой руки перчатку и увидишь на ладони ее грех, который она таит, а не захочет показать, насильно сними». С этими словами пресвятая дева скрылась.
Наутро царица стала смиренно каяться во всех грехах, кроме того единственного. Когда она умолкла, духовник ее сказал: «Любезная государыня, люди всяко говорят о том, почему ты прикрываешь свою левую руку. Смело покажи мне ее, чтобы я мог посмотреть, нет ли там чего неугодного богу». А она: «Господин, на руке у меня пятна, и потому я не хочу показать ее вам». Слыша это, духовник взял царицу за локоть и против ее воли стянул с руки перчатку, говоря: «Госпожа, не бойся! Пресвятая богородица, которая тебя сердечно любит, велела мне это сделать». Когда духовник царицы взглянул на ее руку, увидел четыре багровых кружка. В первом были четыре буквы ПППП, во втором четыре ДДДД, в третьем четыре 3333, в четвертом четыре ИИИИ. Вокруг в виде печати шла красными буквами надпись, гласящая: «Постыдно Павшую, Плотью Побежденную, Добычу Дерзостно Дьяволу Даренную, Зримо Знаком Злым Запечатленную, Искупит Искупляющая Искусно Искушенную». Тут царица пала к ногам духовника и со слезами смиренно покаялась в своем грехе. Спустя немного дней после отпущения грехов и покаяния царица почила во господе. Во всем царстве единодушно оплакивали ее кончину.
7 (14)
О том, что следует почитать родителей
Царь Дорофей[7] установил закон, что дети обязаны кормить и поддерживать своих родителей. В царстве его в то время жил некий рыцарь, который женился на красивой и почтенной даме, и она родила ему сына. Рыцарь отправился странствовать, но где-то на дороге его захватили разбойники и крепко связали. Тотчас рыцарь написал жене своей и сыну, чтобы они его выкупили. Узнав о том, что он в плену, жена рыцаря весьма опечалилась и так безутешно плакала, что ослепла. Сын тогда говорит матери: «Я хочу пойти и освободить отца из темницы». Мать отвечает: «Ты не пойдешь, ибо единственный мой сын, моя радость и половина моей души, и с тобой может приключиться то же, что с отцом. Неужели вызволить из плена отсутствующего отца для тебя важнее заботы о матери, живущей с тобою бок о бок? Когда что-нибудь одинаково важно для двух, подобает отдавать предпочтение тому, кто у тебя на глазах. Ты – мой сын и сын твоего отца. Я живу с тобой, отца же нет на месте. Следовательно, я думаю, что ты ни в коем случае не должен покинуть меня и отправиться к отцу».
Сын ответил ей очень разумно: «Хотя я и ваш сын, отец все же главная причина моего появления на свет. Он – сторона действующая, ты – страдательная; отец ушел в чужие края, ты дома; он томится в плену и закован в крепкие оковы, а ты свободна; он в руках врагов, ты среди друзей; он в заточении, ты на воле; ты слепа, но и он не видит света, а только цепи, раны и злосчастия. Потому я хочу отправиться к нему и его выкупить». Так юноша и поступил, и все его хвалили за то, что он приложил столько стараний, чтобы вызволить своего отца.
8 (17)
О совершенной жизни
Некий царь установил закон, что всякий, кто пожелает предложить ему свои услуги, может быть взят на службу, если трижды постучит в дворцовые ворота и этим даст знать, зачем пришел. Жил тогда в городе Риме один бедняк по имени Гвидон. Прослышав об этом законе, он стал раздумывать так: «Я бедняк и человек низкого рода. Для меня куда лучше служить и наживать себе богатство, чем вечно прозябать в нищете». И вот он пришел ко дворцу и, как того требовал закон, трижды постучал в ворота; привратник тотчас открыл ему и ввел в покои. Гвидон, преклонив колени, приветствовал царя. Тот говорит Гвидону: «Скажи мне, любезнейший, что тебе угодно?». «Государь, места у тебя во дворце». Царь говорит: «А что ты умеешь делать?». Гвидон ему: «Государь, я умею управляться с шестью делами. Во-первых, могу день и ночь охранять могущественного моего государя, постилать ему постель, подносить кушанья, омывать ноги. Во-вторых, могу бодрствовать, когда остальные спят, и спать, когда остальные бодрствуют. В-третьих, умею, испробовав доброе вино, распознать его достоинство и наименование. В-четвертых, умею созывать гостей на пир, превознося его устроителя. В-пятых, могу разводить огонь без дыма и обогревать стоящих и сидящих вокруг. В-шестых, указывать, какого пути держаться, направляясь в святую землю, чтобы невредимым воротиться оттуда».
Царь говорит: «Все это прекрасные и полезные многим дела. Я тебя оставлю во дворце и вначале хочу испытать как телохранителя и слугу. В этом году ты будешь моим телохранителем и слугой». Тот в ответ: «Я готов, государь, повиноваться вашим приказаниям». Всякую ночь Гвидон тщательно стелил царю постель, стирал простыни и часто их менял. Вооруженный, он ложился перед дверьми царской спальни рядом со своей маленькой собачкой, отличавшейся звонким лаем, чтобы, если по какой случайности он заснет, а в это время появится кто-нибудь чужой, ее лай его разбудил. Каждую седмицу Гвидон омывал царю ноги и во всем остальном столь исправно и хорошо ему прислуживал, что не к чему было придраться, а потому царь неизменно хвалил Гвидона.
Когда первый год миновал, Гвидон был назначен сенешалем,[8] дабы показал другое свое умение: «Я умею бодрствовать». Гвидон этот, ставши сенешалем, все лето без отдыха и не смыкая глаз трудился и запас все необходимое на зиму. Когда же зима наступила и все только начали, не смыкая глаз, хлопотать, он спокойно спал, так что исполнил второе свое обещание: «Я могу бодрствовать, когда другие спят…» Царь, удостоверившись, что Гвидон с честью выполнил два своих обещания, весьма обрадовался, позвал своего кравчего и говорит ему: «Любезнейший, налейте в мой кубок сначала винного уксуса, потом отменного вина и после него сусла и дайте Гвидону попробовать – он покажет третье искусство, которым владеет, ибо он мастер определять доброту вина». Так кравчий и сделал. Едва Гвидон пригубил напиток, тотчас сказал: «Одно было добрым вином, другое таково сейчас, а третье лишь будет добрым», т. е. сказал: «сусло будет добрым вином, вино сейчас отменно, а винный уксус был некогда добрым вином».
Когда царь увидел, что Гвидон так хорошо понимает толк в вине, он сказал ему: «Любезнейший, обойди замки и земли и созови на пир всех моих друзей, ибо наступает рождество господне: ведь созывать на пир – четвертое искусство, которым ты владеешь». А Гвидон ему: «Государь, я готов». И вот он обошел замки и земли, но не пригласил никого из друзей императора, но зато всех его недругов. Так что в сочельник весь царский замок был полон недругами царя. Когда царь их увидел, он содрогнулся до глубины души, позвал Гвидона и говорит ему: «Любезнейший, разве ты не сказал, что умеешь созывать гостей на пир?». А тот: «Говорил, государь». Царь ему: «Я ведь велел тебе пригласить всех моих друзей, ты же пригласил моих недругов». Гвидон: «Владыка, дозволь мне ответить? В любое время и в любой час в году к тебе приходят твои друзья и ты с радостью их принимаешь. Но не так это обстоит, если приходят твои недруги. Оттого я привел сюда этих людей, чтобы твое приветливое лицо и добрый пир обратили их из твоих недругов в друзей». Так оно и вышло: еще до начала пира все недруги стали царю друзьями.
Тот весьма обрадовался и говорит: «Любезнейший, благословен господь! Недруги мои обратились в моих друзей. Ну, а теперь покажи свое пятое по счету искусство. Разведи мне и моим друзьям огонь без дыму!». Гвидон: «Государь, изволь». Что же сделал этот Гвидон? В самый летний жар он положил поленья на солнцепек, и они так хорошо высохли, что, едва загоревшись, давали жар и пламя без дыма, так что царь и все его друзья согрелись.
Затем царь говорит Гвидону: «Тебе остается показать еще одно свое умение. Если покажешь,